Такие звезды, как Гарбо, даже если они исчезают с экрана, продолжают волновать воображение зрителей. И потому фотографы и журналисты преследовали стареющую актрису с неменьшим рвением, чем в годы ее триумфа. Но верная себе Гарбо никому не давала интервью, ловко избегая встреч с прессой. Тем более ценной представляется книга шведского журналиста Свена Бромана "Разговоры с Гарбо", увидевшая свет в 1991 году (Sven Broman. Conversations with Garbo. Penguin Books. 1991).


Он не только сумел разговорить актрису, но и "вырвал" у нее несколько признаний, которые представляют голливудскую карьеру звезды в новом, неожиданном свете.

Когда Свен Броман встречался с Гарбо, ей уже исполнилось 80 лет. Однако ее внешность продолжала восхищать людей.
"Классический профиль Гарбо до сих пор красив, особенно когда она забрасывает голову назад. Хотя кожа на лице увяла, его очертания хорошо сохранились. Я заметил, что у старых людей глаза как бы уменьшаются в размерах, только не у Гарбо. У нее они такие же большие и глубокие, как прежде. Правда, ее знаменитые ресницы стали несколько короче, но они по-прежнему длинны и отбрасывают тень на щеки. Гарбо использует только тушь и губную помаду красного цвета. Ее седые волосы, пожалуй, длинноваты, но она их принципиально не стрижет, потому что они создают заслон от посторонних взглядов.

Однажды я не удержался и воскликнул: "Разве можно представить себе более совершенное лицо!" "Не такое уж оно и совершенное, - смутилась Гарбо. - Много лет назад мне делали операцию как раз по линии волос. Там выросла большая шишка. Операцию провели так топорно, что приходилось просто начесывать на это место волосы, чтобы скрыть уродливый шрам".

"Когда мы встретились с Гарбо первый раз, я прежде всего отметил красоту ее голоса, глубокого, нежного и мелодичного. Она очень мило говорит по-шведски, совсем без акцента. Правда, многие современные словечки ей не знакомы. И когда мы пошли в магазин в Давосе, она попросила меня назвать некоторые предметы гардероба".

"У Гарбо красивые ухоженные руки. Из драгоценностей она носит только золотое кольцо, подарок ее ближайших друзей графа и графини Вахмайстер. Как-то Гарбо сказала, глядя на кольцо: "Мне всегда хотелось быть графиней". Я никогда не видел на ней других украшений".

"Гарбо постоянно курит похожие на сигары сигареты, которые можно купить только в Америке. Когда они кончаются, она переходит на тонкие короткие сигареты швейцарского производства.

Гарбо всегда носит брюки и свитер с высоким горлом. "Я привезла из Нью-Йорка 16 брюк. В моем чемодане Вы не найдете ни одного платья или юбки", - не без вызова заявила она. Мне показалось забавным, что Гарбо свойственны амбиции в отношении современной моды. "Я горжусь, что ввела в женскую моду рубашки-поло и заинтересовала ими женщин. Кэтрин Хепберн помогла мне в этом. Не скрою, что борьба женщин за право носить брюки доставила мне большое удовольствие. Они явились здоровой альтернативой традиционному женскому костюму".

Хотя в книге нет особых откровений и глубоких философских раздумий, воспоминания звезды о годах, проведенных в Голливуде, проливают новый свет на личность самой таинственной звезды Голливуда.

"Я росла странным ребенком. Почти не спала, ночами бродила по дому. Вытянувшись буквально за год, я была выше всех моих одноклассников, но была очень слабой, часто болела, страдала от жестокой анемии".

"С детства я была неуверенна в себе, жила на свете с предчувствием, что вот-вот разразиться какое-то несчастье. Впервые оно появилось у постели умирающего отца. Мне было тогда 15 лет. Потом умерла моя сестра Альва. Она была красивее и талантливее меня, а умерла совсем молодой в возрасте 24 лет от рака лимфатических сосудов".

"Наша семья была очень бедной. Как же я ликовала, когда на гонорар от фильма "Сага о Йесте Берлинге" смогла купить матери браслет и кольцо. Кстати, мои длинные ресницы я унаследовала от нее. В детстве она называла меня Кетой. Позднее я часто плакала, когда читала в газетах всякие ужасные вещи о моих отношениях с матерью. Это было неправдой".

"Годы учебы в Стокгольмской школе драматического искусства были самыми счастливыми в моей жизни. Нас, по крайней мере, обучили правильной артикуляции, а сейчас даже трудно понять, что говорят актеры.

Однако побеждать свой страх перед зрителем я так и не научилась. Я всегда была застенчивой, слишком скрытной, чтобы заставить себя предстать перед толпой зрителей. Да и в павильоне присутствие посторонних людей мешало мне сконцентрироваться.
А знаете, что случилось в Швеции в 1928 году, куда я приехала на рождественские каникулы? Меня уговорили выступить в одной пьесе. Я начала репетировать роль. Но когда наступил день премьеры я так нервничала, что спектакль пришлось отменить".

"Меня часто приглашали выступить на Бродвее, но сама мысль об этом приводила меня в ужас".

"У меня никогда не было собственного ящика с косметикой, играющего такую роль в жизни всех голливудских звезд. Перед выходом на съемочную площадку я использовала только пудру, губную помаду и тушь для ресниц. Кстати, я никогда не пользовалась накладными ресницами. Никогда не делала подтяжек или других манипуляций с моим лицом. Правда, мне пришлось перенести две хирургические операции. В молодости мне вырезали шишку на лбу, а совсем недавно удалили на носу небольшую опухоль.
Когда-то, очень давно я получила от фирмы "Пальмолив" очень выгодное предложение, связанное с рекламой мыла. Но я его отклонила, потому что сама пользовалась лавандовым мылом и пользуюсь им до сих пор. Правда, в Швеции мы с моей сестрой Альвой принимали участие в рекламе шведского мыла. Но были тогда очень молодыми и искренне радовались, видя свои лица на обертке".

"Сегодня я могу посмотреть на свою голливудскую карьеру отстраненно, и она наполняет меня стыдом. Я сожалею о том пути, который выбрала под давлением обстоятельств, но я была лишена возможности принимать решения самостоятельно и потому часто играла такие роли, которые мне самой решительно не нравились".

"Когда я приехала в Голливуд, то даже не представляла, какой сомнительный путь избрала. Быть кинозвездой - малоприятная профессия, ведь люди ни на минуту не оставят вас в покое. Это очень опасная игра".

"Я очень испугалась, когда после фильма "Плоть и дьявол" поняла, что обречена на веки вечные играть роли вамп. И я отказалась выйти на съемочную площадку. Они в руководстве МГМ подумали, что я сошла с ума, поскольку такие вещи в Голливуде были не приняты. Но я просто потеряла голову. Чувствовала себя униженной, усталой, не могла спать. Но главная проблема состояла в том, что я не ощущала себя настоящей актрисой, особенно когда осталась без Стиллера".

"Я устала от Голливуда, и, вообще, не любила мою работу. Были дни, когда я просто заставляла себя идти на студию. Я ушла потому, что не было ни хороших идей, ни хороших предложений. Я снималась даже дольше, чем планировала. Мне всегда хотелось жить другой жизнью. Я бы остановилась раньше, если бы не контракт. Мой последний фильм появился потому, что я выполняла условия контракта".

"В 1932 году лопнул банк, в котором я держала свои сбережения. Для меня это было страшным ударом. Ведь я уже созрела для того, чтобы исчезнуть из кино. Чтобы люди забыли о моем существовании, не оборачивались на улицах, не преследовали меня. И вот в 1932 году я была вынуждена подписать новый контракт, чтобы после стольких лет упорной работы не остаться на бобах. Бедность всегда страшила меня".

"Уже после своего ухода я получила множество предложений от различных кинокомпаний. Никто не хотел понять, что я вообще устала от Голливуда. Ведь я никогда не была настоящей актрисой, поэтому съемки отбирали у меня слишком много душевных сил".

"Я ужасно устала быть "звездой", устала от фильмов, которые мне предлагали. Такой путь зарабатывания денег на самом деле очень утомителен. Я была вынуждена обратиться к психиатру и проводила у него по полтора часа в день. Врач называл меня "интересным случаем депрессии" и советовал относиться к жизни с юмором".

"В Голливуде я быстро состарилась, постоянно чувствовала себя усталой. И только переехав в Нью-Йорк, ощутила, что ко мне возвращается способность думать и воспринимать окружающую действительность".

"Часто, уставая на съемках, я приходила домой, ложилась в постель и начинала мечтать. Мне всегда хотелось стать графиней. Жить в деревне среди природы и животных, чувствовать себя защищенной. До войны я часто гостила у своих друзей - графов Вахмайстеров в их поместье в Тристаде. Это были лучшие дни моей жизни".

"К моим самым приятным воспоминаниям о Голливуде, без всякого сомнения, относятся прогулки вдоль океана и заплывы вблизи Санта-Моника. Правда, однажды со мной произошел ужасный случай. Меня подцепил крючок огромного спиннинга. В легкие попала вода, и я потеряла сознание. Инстинктивно я начала бороться за жизнь и очнулась только на песке. Вокруг не было ни души. Я перевалилась на живот, постаралась освободиться от воды и восстановить дыхание".

"Для меня существовал только один режиссер - Мориц Стиллер, Моша. Когда мне было 18 лет, он дал мне первую большую роль в фильме "Сага о Месте Берлинге". Моя героиня Элизабет Дона была итальянской аристократкой. Думаю, я получила эту роль потому, что никто не считал меня типичной шведкой ни в самой Швеции, ни в Голливуде. Кстати, в моем первом американском фильме мне пришлось играть испанку".

"Моша был очень талантливым режиссером, он шел впереди своего времени, особенно если сравнить его картины с американскими лентами, которые были либо неправдоподобно драматичны, либо эксцентричны. Я надеялась, что он станет лидером Голливуда, но этого не произошло. Американцы просто проигнорировали его. Они совсем не понимают европейцев. Стиллер видел, что не может сработаться со всеми этими людьми, и решил уехать".

"Моша был очень добр ко мне. Помню, как он восхищался моими ногами. "Вы только посмотрите на ее лодыжки! Вместе с каблуком они образуют чудесную линию", - говорил он".

"Моша дал мне несколько заповедей, которыми я руководствуюсь до сих пор:
Не сплетничай и не делай никаких замечаний о других людях. Лучше помолчи.
Каждый человек - уникален. Будь сама собой.
Не пытайся стать Нормой Ширер".

"Когда я приехала в Швецию, то сразу же пошла на могилу Моши и отнесла ему цветы. Когда я вернулась на следующий день, цветы были выброшены".

"Когда я жила в Голливуде, то каждую неделю ходила в кино. Смотреть, что делают другие люди, - часть профессии. Мне очень нравился Любич. Когда я посмотрела "Большой парад", то испытала настоящее чувство восторга. Мне захотелось встретиться лично с ним и поблагодарить. Помню, я купила красные розы и поехала к нему. Он очень удивился моему визиту, но мы мило пробеседовали целый час. Стоит ли говорить, с каким желанием я откликнулась на предложение поработать вместе с ним в "Ниночке".
Мне также нравились комики Лаурел и Харди. В их честь я назвала двух моих кошек. Ох, и игривыми они были! Съели все цветы в моем садике.
Но больше всех мне нравился Чаплин. Мне так хотелось сняться у него. Однако у Чаплина были свои актрисы".

 

"Благодаря тому, что я сыграла королеву Христину, теперь весь мир знает, кем она была и что ей пришлось пережить.
В "Королеве Христине" я вновь играла вместе с Гилбертом. Вначале на роль Дона Антонио, возлюбленного Королевы Христины, планировался Джон Баримор, но он был слишком стар. Потом возникла идея пригласить англичанина Лоренса Оливье. Однако мне он показался слишком юным. И, честно говоря, я не представляла, как можно играть в интимных сценах с совершенно незнакомым человеком. И тогда я предложила Гилберта. Правда, у него был слишком тонкий голос, из-за чего его карьера пришла в упадок. Но техники научились творить чудеса. Джон был слишком страстным в некоторых сценах, так что мне не раз приходилось напоминать ему, что он теперь женатый человек и должен прежде всего думать о спокойствии своей семьи".

"Мне было приятно узнать, что Черчилль смотрел "Королеву Христину" в своем личном кинозале, когда на Лондон падали немецкие бомбы".

"Не могу сказать, что героиня вызывала у меня какие-то особые симпатии. Достаточно посмотреть, какую профессию она себе избрала. Конечно, роман Дюма я прочитала с большим интересом. Как ни странно, но на эту работу я получила много откликов. Например, мне написала жена Мао Цзэдуна и сообщила, что так часто смотрела фильм, что совершенно испортила пленку. Пришло письмо от дочери Дюма. Она утверждала, что я играю лучше Дузе и Бернар, которых она видела на сцене. Она не сомневалась, что, если бы ее отец посмотрел фильм, то обязательно влюбился бы в меня".

"На съемках "Камелии" я часто болела. В перерывах приходилось подолгу отлеживаться в гримерной. Моим партнером был замечательный молодой человек, может быть, чуть-чуть застенчивый - Роберт Тейлор. Он видел, как мне плохо, и делал все, чтобы облегчить мои страдания. Зная, что я люблю музыку, он приносил с собой граммофон и пластинки. Ведь киностудия - та же фабрика. Необходима поддержка, чтобы окончательно не упасть духом.

С Джорджем Кьюкором у меня сложились прекрасные отношения. Было снято два финала. Тот, что предложил Кьюкор, я считаю очень удачным. Я подавала Роберту руки и как бы засыпала.
Очень жаль, что Роберт Тейлор умер совсем молодым. Как и я, он много курил, и заработал рак легких. Ему даже не было шестидесяти, когда он умер".

"На съемках "Камелии" мне стало ясно, что нужно как можно скорее покончить со своей карьерой и вопреки давлению руководства МГМ расстаться с кино. В страшном мире этих людей можно было только погибнуть".

"Мой самый любимый фильм - "Ниночка". Благодаря Любичу получилась замечательная комедия. Я так устала от всех этих роковых женщин, что восприняла фильм как отдушину. Кстати, мало кто верил, что Гарбо может играть в комедии".

"Всего несколько человек в Голливуде понимали мои проблемы. К их числу принадлежал и Любич. Как и я, он был эмигрантом и говорил по-английски со страшным акцентом. И вот в "Ниночке" мне предстояло сыграть сцену, где моя героиня произносит несколько грубых слов. Например, там была такая реплика: "Вот пну тебя под зад". Едва прочитав сценарий, я выразила протест руководителям студии. Видимо, они думали, что если фильм не будет вульгарным, то не вызовет интереса. А может быть, они полагали, что моя героиня, русская комиссарша, должна выражаться только таким образом. Одним словом, когда пришла пора произносить эту реплику, я от смущения выскочила из павильона и, забившись в угол, дала волю слезам. Потом кто-то вошел и по-отечески положил мне на плечо руку. "Маленькая девочка, ты права. Не плачь!" Услышав этот акцент, я поняла, что передо мной Любич. Вечером он позвонил мне домой и согласился, что женщина не должна говорить таких слов".

"Компания МГМ имела множество проблем с "Двуликой женщиной". Католическая церковь протестовала против морали фильма, и мистер Майер согласился с ее требованиями перемонтировать фильм. Я получала десятки рассерженных писем от различных женских организаций. Такого не было раньше. Я почувствовала себя разочарованной и смущенной.
Война усугубила это ощущение. Я чувствовала себя совершенно разбитой. Ведь целых пять лет я не была в Швеции и жила в Голливуде как в изгнании. Меня преследовала мысль, что у меня нет корней, нет родины. Как раз в это время обострились проблемы со здоровьем. Я поняла, еще немножко - и мне придет конец".

"Чтобы стать независимой, иметь возможность жить своей жизнью, я пожертвовала многим".
"Я всегда мечтала стать хозяйкой своей жизни. Я видела в Голливуде слишком много трагедий, и это послужило наглядным предостережением".

"Большую часть жизни я провела лежа в постели. Не будучи больной, могла оставаться в постели целый день, просто лежать и смотреть телевизор. Всё что угодно, но только не спорт.
В Нью-Йорке я обычно сама готовлю себе ужин, потом сижу в постели и ем. На свете найдется не много людей, проводящих время подобным образом".

"Я всегда нуждаюсь в ком-то, кто мог бы подтолкнуть меня в нужном направлении. Хозяйка моего отеля как-то поинтересовалась, что я делаю, когда не спускаюсь вниз. Я ответила: "Лежу в постели и рассматриваю обои". Ее это очень удивило".

"Один врач сказал мне: "Надо поверить, что жизнь может быть приятной и в пожилом возрасте". Смешной человек!
Я часто думаю о смерти. С нею все и закончится. Загробной жизни нет. Лично я в это не верю. Но я всегда была реалисткой".

Не скрою, признания актрисы произвели на меня грустное впечатление. Печально сознавать, что роли, приводящие в священный трепет миллионы зрителей во всем мире, для самой исполнительницы были только работой, часто неприятной и утомительной.

"Часто я задумываюсь над тем, почему рядом со мной нет ни одного человека, в компании которого мне хотелось бы объехать весь мир", - с грустью пишет актриса своим близким друзьям.

Гарбо знала, что нужно делать, чтобы все было хорошо, но делала так, как требовала ее беспокойная, больная душа. Ведь великие роли, как и великие стихи, не рождаются в атмосфере успокоенности и любования.

Вечная неудовлетворенность собой и окружающим миром и сделала ее величайшей трагической музой экрана. Кстати, Гарбо принадлежит замечательный афоризм:
"Жизнь может быть так прекрасна, если знаешь, что с ней делать". (Life would be so wonderful if we only knew what to do with it).