Я представитель того поколения, что пережило войну и при этом никогда не видело ни одного американского фильма. И вдруг нам дали возможность четыре года подряд смотреть голливудское кино. Мы были опьянены! Если ни разу не пробовал вина, а тут вдруг дали бутылку – само со­бой, переберешь лишнего. В 50-х годах мы жили лишь для того, чтобы смот­реть кино. Все мы обитали в разных районах Парижа, и по ночам Франсуа Трюффо, Жак Риветт, Жан-Люк Го­дар и я провожали друг друга домой. Ни на секунду не останавливаясь, мы говорили лишь о кино. 

 

 

Я никогда в нее не верил! Просто возникла необходимость в фильмах, сделанных с большей свободой, но и с большей наивностью. Мы перестали снимать в картонных студийных декорациях, вышли на реальные улицы. Наши диалоги не были таки­ми блестящими, как в голливудских фильмах, но зато напоминали реальную человеческую речь... Но такие фильмы делались и до «новой волны». Нас объединяло не то, что нам нравилось, а скорее то, что мы отвергали. 

 

Когда наша компания распалась, мы иногда собирались, чтобы вместе поесть. Но общего между нами всегда было мало. Ни Годар, ни Трюффо никогда не умели жрать и пить так, как я! 

 

Не думаю, что современное американское кино лучше, чем было. Вроде бы вырвалось из лап мейджоров, но более изобретательным так и не стало. Слишком много у них детских фильмов. Есть среди них, конечно, и изу­мительные, но в целом Голливуд уже не столь обольстителен, как когда-то. Американцы напирают на жизнеподобие, но даже свойственная их картинам наивность только декларируется. 

 

 

Мне предлагали ее не раз и не два. Но, к счастью, мой ангел-хранитель меня спас. Сначала он убил в автокатастрофе одного моего соавтора по сценарию. Потом расправился с гла­вой крупной студии, наслав на него ужасную болезнь. Лет восемь назад мне предложили снять картину о Мате Хари и взять на главную роль Джину Дэвис. Мата Хари, как известно, была ростом метр шестьдесят. Джина Дэвис – метр восемьдесят два. Я, конечно, очень хороший режиссер, но даже я не могу превратить великаншу в карлицу. 

 

 

В прошлом году Берлинский кинофестиваль отмечал 50-летие моей режиссерской карьеры (в 1959 году Шаброль выиграл Берлинале с фильмом «Кузены». – Прим. ред.). В этом году сам фестиваль праздновал 60-летие. Получается, что Берлинале старше меня. Надеюсь, что на 70-м Берлинале я отмечу 60-летие своей творческой деятельности, а на 80-м – 70-летие. Дальше, боюсь, я уже не смогу про­должать в том же духе. 

 

Она мне не свойственна. Я ни о чем не грущу и не сожалею. Предпочитаю жить сегодняшним днем, которым я вполне доволен в отличие от людей, обожающих жить прошлым. Если же я вдруг делаюсь недоволен тем, что у ме­ня сейчас, то немедленно стремлюсь поправить что-то в настоящем, а не смаковать ностальгию по ушедшему. 

 

 

Всегда существует необходимость бить поставленные рекорды. Но что делать в случае, если они еще не поставлены? Я собираюсь побить рекорд Маноэля де Оливейры, которому сейчас 101 год. Но вся проблема в том, что он до сих пор продолжает снимать. 

 

 

Сначала я снимал кино о мужчинах: первые мои 15 фильмов посвящены именно им. В молодости я понимал их лучше, чем женщин. Потом парни мне надоели, и я переключился на женщин. Они не столь просто устроены. 

 

 

Если бы секс отнимал у людей не больше 50 процентов жизни, то проблем было бы значительно меньше. Сократилось бы и количество преступлений. Но, увы, в этом вопросе людей захлестывает. Как, впрочем, и во всех других. Страсти должны проходить фильтр разума, иначе они ведут к психическому расстройству. Вот я, например, снимаю целомудренные картины о человеческих извращениях. Будь они менее скромными, это было бы грязное порно. Любое извращение – плод человеческого ума. Это я и показываю почти во всех своих фильмах. 

 

Люди делятся друг с другом чем-то, только когда вместе едят, делят друг с другом пищу. За обеденным столом они обмениваются хотя бы словами, если уж не чувствами и не мыслями. Во многих моих фильмах, как и в новом, «Беллами», действие часто происходит на кухне, где приготавливается еда. Но не только еду готовят на кухне мои персонажи. 

 

 

Часто я приглашаю актрис пообедать. И наблюдаю за тем, как они едят – для меня это очень важно. Людивин Санье (сыграла главную роль в предпоследнем фильме Шаброля «Девушка, разрезанная напополам». – Прим. ред.) сразу мне очень понравилась: она ела с большим аппетитом, а главное, много пила. Помню, я сказал Людивин: «На съемках тебе не придется делать ничего такого, за что потом будет стыдно. Разве что пройтись голой на четвереньках с пером в заднице». Она сказала: «Ну, если только это, то ничего страшного!» Разумеется, я сразу ее утвердил.