![(360x240, 15Kb)](http://img.liveinternet.ru/images/attach/1/10476/10476158_home.jpg)
Статейку нашла...
"" Он знал, что умрет...
«СЫН очень торопился жить, брался за все, потому что предчувствовал скорую смерть. Еще в начале 80-х, когда он с коллективом летел на самолете, у того при посадке не выпускалось шасси. Игорь успокаивал пассажиров тем, что говорил: «Не бойтесь, вы летите со мной, а я в авиакатастрофе не погибну. Меня убьют при большом стечении народа и убийцу не найдут».
А в последний год жизни убийство Игоря в семье даже не предчувствовали, его ждали. Я просила Игоря остановиться, перестать обличать всех и вся, но он продолжал писать политические песни, которые становились все смелее и смелее. Он не боялся обращаться к «господам-демократам» и говорить, что кое-кому из них «засветил бы кирпичом», а «господину президенту» не боялся сказать: «Хватит!» разводить в стране «Полу-гласность, полу-так: полу-ясность — полу-мрак». Они, видимо, его боялись. Но, кто заказал моего сына, так до сих пор и не ясно. Дело давно хотят закрыть, свалив вину на директора Игоря Валерия Шляфмана. Говорят, что тот якобы случайно нажал на курок, когда пытался вырвать пистолет у администратора Азизы Малахова. Но уже через семь лет после смерти Игоря медсестра из «скорой» решилась рассказать правду. Она написала, что случайным этот выстрел быть не мог, что стрелял профессионал, который знал, куда он целился: у Игоря артерия и легкие были перебиты таким образом, что спасти его было уже невозможно. Поэтому в том, что это сделал Шляфман, я сильно сомневаюсь. Азиза тоже не виновата. Единственное, чего я ей не могу простить, — то, что она заявила на следствии, что с Игорем не знакома. Хотя на «Утренней почте» танцевала с ним и вовсю заигрывала. Испугалась, наверное, и наврала. Этот выстрел и последовавшие за ним события были тщательно спланированы. Сразу же после выстрела из зала пришли два парня, назвавшиеся студентами- медиками, и так сделали Игорю искусственное дыхание, что из него вышла последняя кровь. Та же медсестра сказала, что любой студент медицинского института знает, что при открытой ране сердца искусственное дыхание делать категорически запрещено. Потом кто-то стянул с Игоря брюки, и появилась история, что он вышел из гримерки пьяный, в одних плавках, стал ругаться с женщинами матом, поэтому кто-то решил его приструнить. Следующая инсценировка вообще ни в какие ворота не лезет. Врачи «скорой помощи» несли на носилках уже мертвое тело Игоря и все время прикладывали ему какие-то компрессы, говорили, что пульс нормальный, сердце бьется. Хотя на фотографии, сделанной в тот момент, явно видно, что на лице у него застыла улыбка, а глаза открыты. С такими лицами солдаты умирают на войне от мгновенно настигшей их пули. Игоря пуля тоже настигла мгновенно, и умер он в ту же секунду, а не через час. Он в гробу тоже лежал с открытыми глазами и улыбался. Я тогда подошла поближе и сказала: «Что же ты, сынок, нам улыбаешься? Тебе сейчас там, наверное, хорошо, а каково нам теперь без тебя! Не давал ты кому-то покоя, теперь сам успокоился навсегда». ""
(А теперь мы с тобой притихли)
Метаморфоза
Мы зубами вгрызались в цепи,
Мы ногтями впивались в лед,
Прорывая стальные сети
И взлетали, нас били влет.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Троп проторенных не искали,
Не ходили на компромисс,
Мало ели и плохо спали,
За фортуную не гнались.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Ну что ж нам делать с метаморфозой,
Приключившейся с нами вдруг.
Превратилась в скупую прозу
Наша бурная жизнь, мой друг.
И ответил мне друг:"Да брось ты,
Успокойся, не унывай.
Мы с тобой на перекрестке
Просто сели не в свой трамвай".
И ответил мне друг:"Да брось ты,
Успокойся, не унывай.
Ну ты ж помнишь тот перекресток,
Где мы сели не в свой трамвай.
Давай!"