Ноги устали, а идти все равно хочется. Лишь бы не стоять. Так странно дома меня не ждут, есть кто любит, но тем кто сейчас там живет я не нужна. Дом человека к которому мне хотелось бы придти закрыт, он где то, он скорость. А потом...Стоп, я не имею права сдаться, расплакаться по дороге, у всех на виду, заплакать от того, что больно... кричать от невозвожности сказать словами. Вокруг люди с житейскими проблемами, довольными и уставшими лицами, кто то не хочет верить в свою значимость. А я натягиваю спину струной, что бы небыло возможности прогнуться, что бы идти вперед до звонкого конца.

Не знаю чье, но тронуло.

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, а в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речьке дорога исхожа, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жуль Верна. Я попрошу, что бы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна не вкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных проффесоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, а я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шумит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех , я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеяние. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто- нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло болит от болтовни, пепел летит с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю завтрак придет в наш домик, Господи как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на речку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать цетыре, тридцать ...

Мама на фотке. Ключь в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в старенькких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Амрике. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где- нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать до ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. " Двадцать один", - бормочу сквозь сон. " Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в дольницу. Двадцать один- я живу одна, двадцать: гдаза- бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут в препляску, кто- нибудь ждет меня во дворе, Кто - нибудь на десятом. Десять - кончаю четверый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В агусте будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне..
Три. Два . Один. Я иду искать. Господи , помоги мне.