Я был кузнечиком до того момента, как меня проглотила капиталистическая машина и переварили внутренности рынка потребления.
Я был маленьким и слабым с самого детства. Увлекался фэншуем и пел японские песни перед сном, перед тем как выпить кофе, после того как выпивал кофе. Мне было одиноко именно в эти моменты.
Я не носил очков, хотя у всех моих знакомых они были, и хотя я не хрена не видел - все живое и неживое расступалось, когда я шел и пел японскую песню, и поэтому на меня ни разу никто не наступил и не наехал. Я был везунчиком.
У меня был друг, как его звали мне уже не вспомнить, он был так зелен и голосист, что его имени никто и не знал, ведь не в том, чтобы откликаться на какое-то прозвище, состояла его главная в жизни задача. Он мечтал сочинить такую песню, которая бы стала чем-то вроде биологического оружия. И в этом он весьма преуспел, написав парочку хитовых мелодий, покоривших и сведших с ума пару миллионов живых существ. Друга съел какой-то муравьед, по-видимому, тоже, как и я, подслеповатый, спутавший его с муравьем, или какой-то блошкой. Меня почти убила смерть друга.
У меня была подруга. Мы дружили странной дружбой: она ничего не понимала в японских песнях (стрекотала, однако, по-японски – отменно), чесала животик, храпела ночью как выхлопная труба джипа, подпевала по утрам будильнику. Но я так и не расстался с ней, у нас родилось полсотни детей, которые и петь-то не научились как меня сожрали.
Я, в общем, был темной лошадкой, и этим многие пользовались, пытаясь влезть мне на спинку и прося подвезти их туда, сюда... Я подвозил.
Всякие мне на пути попадались насекомые, я знал даже парочку комаров, отравленных токсичной кровью наркоманов. Эти комары здорово смешили меня, пока не помирали, дергаясь в страшных конвульсиях. Я организовал, кажется, несколько похорон, не очень пышных, но душевных.
Кузнечиков всегда вокруг было очень много, все толпились, и дергали за крылышки, или как уже говорил - влезали на спинку.
Меня поймали, когда я возвращался домой из магазина - купил там пару травинок для ужина.
Светило солнце, а потом вдруг стало темно. Вот и все что я успел понять.
Здесь, где я живу теперь, очень спокойно. Местные говорят, что я попал на ужин к какому-то «не то китайцу, не то японцу», пожелавшему кузнечиков в маринаде. Причем кузнечиков, пойманных не более, чем за 15 минут до жарки. Это был какой-то странный, однозначно, человек.
Так что, не более чем через 15 минут после того, как надо мной потухло солнце, я оказался на чугунной сковороде и в масле.
Я почти ничего не почувствовал, потому что прожарился очень быстро, а умер еще быстрей.
Теперь мне больше ничего не угрожает. Я очень свободный парень.
