Вот ходит этот старьевщик под твоими окнами. Крутит свою шарманку. Чуть ли не всовывает тебе в руку воспоминания.
А ты на бегу отмахиваешься от него.
И так каждый день.
Но иногда ты спускаешься к нему, садишься напротив, слушаешь его шарманку. И думаешь, как же это у него так ловко получается делать черное белым, а серое цветным.

Сегодня случайно, на ходу, мне рассказали, что в "Комсомолке" вышло интервью с Лещенко.
С Лещенко связаны самые разные - по большей части "нервозные" - воспоминания. Не с ним лично, а с тем, что было до, после и вокруг.
Например, синхрон, который мы писали у него на даче. После которого вся группа перессорилась.
Я спросил что-то про бабушку. И вдруг достаточно ровный тон сменился, "пополз", в голосе появилась хрипотца, глаза заблестели. Вижу: еще минута, и всё, он "потечет".
Говорю: "Всё, меняем тему".
Потом на меня набросились: "Ты что, надо было дожимать, такой эксклюзив про**али!"
Но зачем мне плачущий мужик в кадре? Что это добавит? Есть намек - мокрые глаза - всё, надо останавливаться. Я в этом убежден.
Алька говорила, что "внутри меня" сработала пружинка мужской солидарности - не дать мужику разреветься. И Лещенко оценил это.
Может быть.
Как бы там ни было.
Я уверен, что поступил правильно.

И вот сегодня монтажер, с которым мы работали на этом проекте, мимоходом рассказал мне, что читал в "Комсомолке" интервью с Лещенко. И финальный вопрос звучал так: "Когда Вы последний раз плакали?"
Лещенко ответил, что совсем недавно, на съёмках фильма о нем, когда речь зашла о его бабушке.
Никогда не думал, что Лещенко запомнит этот наш - уже ставший "замшелым" и затерявшимся в памяти, - синхрон.
И как-то уже мутнеют, покрываются какой-то пленочкой крики, скандалы, бесконечные дискуссии и разборки, съемки, на которрых нам не пришлось даже вынимать камеру, монтажи в новогодние праздники.
И всё из-за него, этого вредного и надоедливого старьевщика -
- который, как всегда, конечно же, прав.