Кто обманывается в ком-нибудь, тот и другого обманывает. Значит, нельзя обманывать, но нельзя и обманываться.
Человеку свойственно бежать от креста, как бежит от смерти все живое. И ты, мой друг, тоже, конечно, улепетывай, удирай от смерти, пока есть куда драть, и, отбежав, отдохни и порадуйся, даже попляши и песенку спой. Итак, нечего тебе лезть на рожон, пока души твоей не коснется любовь. Вот этого, правда, надо ждать и надо искать и бороться за это: за любовь. И когда придет любовь настоящая, то с ней и крест придет легкий и радостный.
Сад цветет, и каждый нагружается в нем ароматом. Так и человек бывает как цветущий сад: любит все, и каждый в его любовь входит.
Никто не таится так, как вода, и только сердце человека иногда затаивается в глубине и оттуда вдруг осветится как заря на большой тихой воде. Затаивается сердце человека -- и оттого свет.
Было во время дождя: катились навстречу друг другу по телеграфной проволоке две капли. Они бы встретились и одной большой каплей упали на землю, но какая-то птица, пролетая, задела проволоку, и капли упали на землю до встречи друг с другом.
Вот и все о каплях, и их судьба для нас исчезает в сырой земле. Но по себе мы, люди, знаем, что нарушенное движение двух навстречу друг другу и там, в этой темной земле, продолжается.
И так много волнующих книг написано о возможности встречи двух стремящихся одно к другому существ, что довольно бегущих по проволоке двух дождевых капель, чтобы заняться новой возможностью встреч в судьбе человеческой.
Женщина знает, что любить -- это стоит всей жизни, и оттого боится и бежит. Не стоит догонять ее -- так ее не возьмешь: новая женщина цену себе знает. Если же нужно взять ее, то докажи, что за тебя стоит отдать свою жизнь.
Что это за чистота -- белое полотно, снег или сахар? Полотно загрязнится, снег разбежится от солнца, сахар растает от воды. Что это за чистота, если, сохраняя ее, самому можно и стареть? Вот чистота, когда сам от нее молодеешь! Я знаю ее, но не смею сказать сам, вспоминая, как сказано о ней в "Песне Песней" царя Соломона.
"Ты" -- это значит, что я должен для тебя что-то сделать. "Ты" в отношении "я" -- это действие, это значит: я положу душу за друга. И еще это значит утверждение жизни здесь, на Земле.
Нет уж, други, с этим я никогда не соглашусь, что первым человеком в раю был Адам. Первым человеком в раю была женщина, и это она насадила и устроила сад. И после в устроенный сад пришел Адам со своей мечтой.
-- Все что-то делают...
-- А разве это не дело -- складывать две жизни в одну?
Если в творчестве женщина мешает, то с ней надо, как Степан Разин, а если сам не хочешь, как Степан, то на тебя найдется свой Тарас Бульба, и пусть он тебя застрелит.
Но если женщина помогает создавать жизнь, хранит дом, рожает детей или участвует в творчестве с мужем, то ее надо почитать как царицу. Суровой борьбой она нам дается. И оттого, может быть, я ненавижу слабых мужчин.
Мы часто видим, что мужчина кое -- какой, а женщина превосходная. Это значит, мы не знаем скрытого достоинства этого мужчины, оцененного женщиной: эта любовь избирательная, вероятно, и есть настоящая любовь.
Воображаемый конец романа. Они были так обязаны друг другу, так обрадовались своей встрече, что старались отдать все хранимое в душе богатство свое как бы в каком-то соревновании: ты дал, а я больше, и опять то же с другой стороны, и до тех пор, пока ни у того, ни у другого из своих запасов ничего не осталось. В таких случаях люди, отдавшие все свое другому, считают этого другого своей собственностью и этим друг друга мучат всю оставшуюся жизнь. Но эти двое, прекрасные и свободные люди, узнав однажды, что отдали друг другу все, и больше меняться им нечем, и выше расти в этом обмене им некуда, обнялись, крепко расцеловались и без слез и без слов разошлись. Будьте же благословенны, прекрасные люди!
Итак, любовь, как творчество, есть воплощение каждым из любящих в другом своего идеального образа. Любящий под влиянием другого как бы находит себя, и оба эти найденные, новые существа соединяются в единого человека: происходит как бы восстановление разделенного Адама.
Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя...
Когда люди живут в любви, то не замечают наступления старости, и если даже заметят морщину, то не придают ей значения: не в этом дело. Итак, если б люди любили друг друга, то вовсе бы и не занимались косметикой.
Не вдали, а возле себя самого, под самыми твоими руками вся жизнь, и только сам ты слеп, не можешь на это, как на солнце, смотреть, отводишь глаза свои на далекое прекрасное. И ты уходишь туда только затем, чтобы понять оттуда силу, красоту и добро окружающей тебя близкой жизни. Можно всю жизнь отдать на пропаганду этой мысли!
Может быть, не разумом, главное, отличается человек от животного, а стыдом... Вот именно с тех пор, как человек почувствовал стыд, русло реки природы сместилось и осталось в старице, человек в своем движении вырыл новое русло и потек, все прибывая, а природа течет по старице, убывая. На свои берега человек сам переносит и устраивает по-своему все, что когда-то он взял у старой природы.
Любовь -- как понимание или как путь к единомыслию. Тут в любви все оттенки понимания, начиная от физического касания, подобного тому, как понимает весной на разливе вода землю и от этого остается пойма. Когда уходит вода -- остается илистая земля, некрасивая сначала, и как быстро понятая водой земля, эта пойма, начинает украшаться, расти и цвести!
Так мы видим ежегодно в природе, как в зеркале, наш собственный человеческий путь понимания, единомыслия и возрождения.
Я иногда думаю предложить эту догадку, что природа вся со всеми своими обитателями знает гораздо больше, чем мы думаем, но они не только не могут записать за собой, но даже лишены возможности вымолвить слово.
Каждый несоблазненный юноша, каждый неразвращенный и незабитый нуждой мужчина содержит в себе свою сказку о любимой женщине, о возможности невозможного счастья.
А когда, бывает, женщина является, то вот и встает вопрос:
-- Не она ли это явилась, та, которую я ждал?
Потом следуют ответы чередой:
-- Она!
-- Как будто она!
-- Нет, не она!
А то бывает, очень редко, человек, сам не веря себе, говорит:
-- Неужели она?
И каждый день, уверяясь днем в поступках и непринужденном общении, восклицает: "Да, это она!"
А ночью, прикасаясь, принимает в себя восторженно чудодейственный ток жизни и уверяется в явлении чуда: сказка стала действительностью -- это она, несомненно она!
Любовь -- это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем.
Нам, неопытным и выученным по романам кажется, что женщины должны стремиться ко лжи и т.д. Между тем они искренни до такой степени, что мы и вообразить это себе без опыта не можем, только эта искренность, сама искренность, совсем не похожа на наше понятие о ней, мы смешиваем ее с правдой.
Как назвать то радостное чувство, когда кажется, будто изменяется речка, выплывая в океан, -- свобода? любовь? Хочется весь мир обнять, и если не все хороши, то глаза встречаются только с теми, кто хорош, и оттого кажется, что все хороши. Редко у кого не бывало такой радости в жизни, но редко кто справился с этим богатством: один промотал его, другой не поверил, а чаще всего быстро нахватал из этого великого богатства, набил себе карманы и потом сел на всю жизнь стеречь свои сокровища, стал их собственником или рабом.
- Ты говоришь, что любовь, но я вижу только терпение и жалость.
-- Так это же и есть любовь: терпение и жалость.
-- Бог с тобой! Но где же радость и счастье, разве они осуждены оставаться за бортом любви?
-- Радость и счастье -- это дети любви, но сама любовь, как сила, -- это терпение и жалость. И если ты теперь счастлив и радуешься жизни, то благодари за это мать: она жалела тебя и много терпела, чтобы ты вырос и стал счастлив.
Женщина по природе своей жалостлива, и каждый несчастный находит в ней утешение. Все сводится к материнству, из этого источника пьют, а потом бахвалятся: каждую можно взять! Сколько из этого обмана слез пролилось!
Наши чувства к женщине -- жене происходят часто от утраты материнской любви: что-то разлучило в детстве с родной матерью, и этот неудовлетворенный запас любви потом обращается к другой женщине и жаждет найти в ней то самое, чего не хватало в детстве у родной матери.
Мне кажется, величайшую радость жизни, какая только есть на свете, испытывает женщина, встречая своего младенца после мук рождения. Я думаю -- эта радость включает в себя ту радость, какую частично испытываем и все мы в своем счастье.
Мы еще не были так счастливы, как теперь, мы даже находимся у предела возможного счастья, когда сущность жизни -- радость -- переходит в бесконечность (сливается с вечностью) и смерть мало страшит. Как можно быть счастливым, в то время как... Невозможно! И вот вышло чудо -- и мы счастливы. Значит, это возможно при всяких условиях.
Посмотрит на тебя, улыбнется и всего осветит так ярко, что деться лукавому некуда, и все лукавое уползает за спину, и ты лицом к лицу стоишь избавленный, могучий, ясный.
В любви можно доходить до всего, все простится, только не привычка...
В том--то и дело, что и та любовь (от Бога), и эта любовь (от страсти) автономны, и если женщина разлюбит, Бог почему-то не заступается.
Так что, как бы мы ни любились, несчастие допустимо...
Значит, держись в любви своей так высоко, чтобы, встав на цыпочки, на большие пальцы, земли касался бы, а концами длинных пальцев руки доставал бы до неба, в такой любви тебя не унизит никакое несчастье.
Думал о любви, что она, конечно, одна, и если распадается на чувственную и платоническую, то это как распадается самая жизнь человека на духовную и физическую: и это есть в сущности смерть.
Когда человек любит, он проникает в суть мира.
Вспомнилась моя старая мысль, где-то счастливо напечатанная в советское время. Я сказал тогда: "Кто из нас думает больше о вечности, у того из-под рук выходят более прочные вещи".
А сейчас, вероятно, приблизившись к старости, я начинаю подумывать, что не от вечности, а все от любви: высоко подняться может каждый из нас всевозможными средствами, но держаться долго на высоте можно только сильным излучением любви.
Любовь, как большая вода: приходит к ней жаждущий, напьется или ведром зачерпнет и унесет в свою меру. А вода бежит дальше.
Михаил Пришвин