Ездили в город Малые Вяземы. Серая погодка такая, промораживает до кости. Не знаю, как кость по-итальянски, но сегодня было именно что холодно. Проснулась с каким-то особым весенним настроением. Наверное, потому что за ночь успела поговорить с людьми о персиковом. Олекон рассказал про Аню про его, про шкатулки расписные и про " Солнышко, можно я спать пойду, мне завтра рано вставать". Нежность, а в части проститутки, и сифилис, и гнойные больные. Эх. Жизнь! Сколько в ней всего понамешено!
Малые Вяземы - городище на ручье Вяземка. И черный кашляющий снег остался на путях, облизанных поездом. Я в салатовом, Лена в оранжевом и розовой шапке-бубль-пух. Режет глаза на белесом пейзаже нашей цветовой гаммой. Старичок с перчатками от давно изношенного и забытого где-то тулупа указал время и улыбнулся. По темным елкам пронеслось спортивное "эгей", и лыжники повалили из леса. А там, вдоль по Можайке, и дальше направо будет Пушкинская усадьба. А позже дверь к кассам разинет рот грязнущей луже на полу, а привокзальная тетка-продавец откажется признать студента без печати. В ушах долго еще будет звенеть неласковый голос. А сейчас все это далеко. Острые чернявые кресты и полумесяцы, переплетаясь с березами, упираются в небо. Церковь Преображения и следы минувшего Рождества на снегу. Хорошо.
Обратная дорога снова ароматна электричкой. Лена делала лицо. Нет, сказать лицо - это ничего не сказать. Но я ничего не скажу, так как все равно не выйдет. В общем выносит меня это лицо еще задорнее, чем Кравчуки=)
И снова хочу на Енисей