Из дневника Драко Малфоя.
(Даты нет).

"Хорошо, что у меня есть своя комната. Что бы со мной было, если бы не было в Хогвартсе места, где я бы мог скорчиться на кровати, сжимая в руках твою фотографию и пытаясь не заплакать? Тебе легче, чем мне. Тебе не надо ежесекундно играть, ежесекундно лгать, ежесекундно следить за своим лицом. Ты мог бы сказать, что мне не привыкать. Ты прав. Но мне еще не приходилось так страшно, так душераздирающе лгать.

И тебе тяжелее, чем мне. Я не оставил тебе ни единой лазейки. Тебе придется вырвать меня из своего сердца и похоронить каждое воспоминание о том, что было и всякую надежду на то, что могло бы быть. А я все еще могу любить тебя. Тайком. Так, чтобы никто никогда не узнал об этом. Я постарался тебе помочь. Максимально помочь. После того, что я сделал, тебе будет проще ненавидеть меня вновь.
О, Гарри, Гарри, Гарри!.. Даже сейчас я иногда позволяю себе мечтать, что война эта чертова однажды закончится, и ты, конечно, победишь, и тогда я смогу все тебе объяснить, и ты поймешь и простишь меня, и все снова будет хорошо… Это… это просто потому, что я не могу - не могу физически, понимаешь?! - думать, что все кончено… А ведь так оно и есть, и никто, кроме меня, не виноват.
И все-таки я прав.

Я знаю - я вижу, - что происходит с тобой сейчас. Я так долго смотрел на тебя… Ты думаешь, я изучал тебя только этот месяц - счастливейший месяц в моей жизни; до того ли мне было? Я изучал тебя годы, я смотрел на тебя годы - разве я мог бы так ненавидеть тебя, если б не знал лучше, чем себя самого, и разве я мог бы любить тебя?..
Ты лежишь на кровати - так же, как и я. Ты боишься глубоко дышать, потому что тебе кажется, что каждый новый вздох разрывает тебе сердце. Ты не можешь плакать - ты, наверное, уже не сможешь плакать над нами - когда ты сможешь обо всем этом думать, тебе уже не захочется плакать. А сейчас ты не можешь, и от непролитых слез у тебя болит голова и жжет глаза. Ты не думаешь - ты не можешь думать без того, чтобы не начать думать обо мне.
Я так крепко привязал свое сердце к твоему, что я чувствую твою боль острее, чем собственную. Гарри, любимый мой Гарри, если б я мог взять на себя твою боль, я бы сделал это - почему, во имя все богов, я должен причинять тебе боль? Как же я все это ненавижу, как я ненавижу эту змеиную рожу, как я ненавижу своего ублюдочного отца, как я ненавижу себя, тварь, впустую прожившую шестнадцать лет, глупо потерявшую шесть лет, которые могли быть полны счастья!
И все-таки я прав.
Тебе больно, Гарри, любимый… Я только хочу, чтобы ты когда-нибудь узнал, зачем я так поступил. Что я причинил тебе эту боль, чтобы спасти тебя от беды, чтобы тебе не причинили еще большую боль, чтобы ты только был жив… Чтобы ты только был жив… потому что я не знаю, что мне делать, если тебя не будет".

***

Гермиона перевернула страницу и устало потерла переносицу под очками. Очки ей выписали летом. Зрение девочки быстро садилось - свою лепту в этот процесс внес и подаренный родителями по случаю получения высшего балла за С.О.В.У. компьютер. Зрение садилось так резко, что родители даже стали склоняться к тому, чтобы изменить свое мнения относительно совместимости здоровья и магии.

Очки Гермионе не нравились страшно. У нее и без очков было достаточно прозвищ. "Ботаничка", "всезнайка", "зубрилка" - "очкарик" будет отлично смотреться в этой компании. Вот к Гарри это прозвище не пристало - может, оттого, что он заучкой не был. Просто он носил очки, потому что был близорук.

Близорукие глаза - близорукое сердце… Гермионе снова захотелось плакать. Она знала, что Гарри не пролил не слезинки - ей хотелось, чтобы он поплакал; просто она знала, что от этого становится легче. Но он не мог плакать, и она плакала вместо него.

Она не близорукая, она слепая! Как она не увидела опасности, в которой оказался Гарри, как не поняла, что он безумно влюбился в этого черствого надменного слизеринца? Или она это поняла, но почему-то имела глупость питать нелепую надежду, что Малфой ответит Гарри взаимностью?

На следующий вечер после памятного урока по Уходу за волшебными существами гриффиндорцы сделали то, что гриффиндорцам делать, в общем-то, не положено по их статусу благородных героев. Они: Рон, Шеймус, Дин, Невилл, братья Криви и сама Гермиона - поймали в слизеринском подземелье Малфоя, когда тот был один, без свиты. Гермиона стояла и смотрела, как шестеро парней, в том числе и тихий Невилл, отделывают слизеринца, и ничего похожего на жалость не шевельнулось внутри нее. Малфой не сопротивлялся, пока его били, и в конце концов гриффиндорцы оставили его.

Легче не стало.

Наверное, всем казалось, что гриффиндорцы - гордые, правильные, независимые - должны чувствовать себя униженными из-за того, как слизеринец обошелся с героем их факультета. Но никто не думал обо всем произошедшем как об унижении. Был только Гарри и его боль, передавшаяся всему факультету, вплоть до профессора МакГонагалл - Гермиона как-то застала ее утирающей глаза и причитающей: "Бедный Гарри, бедный мальчик…" И еще была тревога за Гарри, который перестал ходить на занятия, перестал есть и даже спать - только временами впадал в какое-то легкое забытье, когда тело все же требовало свое и вырывало у воспаленного мозга минуты для сна.

Дверь, тихо скрипнув, приоткрылась.

- Ты носишь очки?!

Гермиона вскинула голову, увидела Рона, попыталась быстро сорвать с носа очки, но дужка зацепилась за ухо. Рон рассмеялся.

-Так и носи. Это даже смешнее.

-Понимаешь… - Гермиона виновато улыбнулась. - Я думала, тебе не понравится…

-Боже, Герми, ты иногда бываешь такой глупой, - Рон присел рядом с подругой и легонько поцеловал ее в губы. - Просто удивительно. Если кому-нибудь рассказать - не поверят… хотя нет, теперь уже поверят…

-Я же просила не называть меня этим уродским прозвищем! - поморщилась Гермиона, но больше для порядку, и прижалась к Рону. - Как он там?

-Лежит. Молчит. Добби приволок ему еды, но он не ест. Что делать будем, умница моя?

Она прикрыла глаза, размышляя. Утешения - пустая трата времени, это она отлично знала, но все же должны быть слова, способные привести Гарри в чувство. Что ж, придется поискать эти слова. У него было достаточно времени, чтобы пострадать.

- Пойдем к нему, - решительно сказала Гермиона.



-Гарри, вставай.

-Гермиона, ты не могла бы оставить меня в покое ненадолго?

-Я уже оставляла тебя в покое. Гарри, пошли ужинать. Ты не ел нормально уже неделю.

-Я не хочу.

-Гарри, я не позволю тебе умереть от голода и тоски. Довольно глупо, тебе не кажется - выжить после смертельного проклятия, которые насылает на тебя величайший злой волшебник столетия и умереть от неразделенной любви к мелкому мерзавцу.

Гарри оторвал голову от подушки и яростно посмотрел на Гермиону.

-Не смей говорить со мной об этом!

-Почему? - Гермиона присела рядом. - Значит, я должна смотреть, как ты стелешься перед тем, кто получает высший кайф, вытирая об тебя ноги, и молчать?

Гарри дернулся.

-Я не стелюсь перед ним!

-Хорошо. Не перед ним. Под него, очевидно.

-Гермиона, - Гарри привстал, - если ты еще что-нибудь скажешь, я тебя ударю.

-Очень хорошо, - кивнула девушка. - Ударь. Можешь заодно побить Рона и Шеймуса - они будут не против, - со стороны шеймусовой кровати донесся какой-то неопределенный звук. - Если тебе от этого станет легче. Только не лежи здесь как смертельно больной! - заорала она, и Гарри инстинктивно шарахнулся назад. - Не доставляй Малфою этой радости!

Гарри тяжело вздохнул и зарылся лицом в подушку.

-Как он выглядит? - раздалось его бурчание.

-Просто замечательно, - с раздражением отозвалась Гермиона. - А чего ты ждешь?

-Хорошо, - Гарри оторвался от подушки и спустил ноги с кровати. - Идите в Большой Зал, я вас догоню.

-А ты куда? - осторожно спросил Рон.

-К профессору Снейпу.

-Я пойду с тобой.

-Рон, - Гарри пристально посмотрел на друга, и сердце Рона захлестнула жалость - таким несчастным, маленьким, разбитым выглядел его самый дорогой человек. - Рон, я не пойду искать Малфоя. Я еще не совсем потерял гордость.

* * *

В кабинете на спиртовке в маленьком котелке доходило зелье. Сонное зелье - любимый рецепт Северуса Снейпа, единственное, что всегда помогало от бессонницы и дурных мыслей. Полбутылки сухого красного вина, стакан воды, ложка сахара, яблоко и лимон, и много пряностей. Глинтвейн.

Он чувствовал себя старой сводней. Юношеская склонность к вуайеризму с годами приобрела странную форму - подглядывать стало интересно не за людьми, а за чувствами. И по возможности слегка моделировать ситуации.

Это была та самая ситуация, в которую Снейп ни за что бы не поверил, если бы не видел собственными глазами, хотя он никогда не был "Фомой", и верил в Бога, и признавал, что "есть многое на свете, брат Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".

Драко Малфой тащит на себе полумертвого Гарри Поттера.

В ту ночь Снейпу не спалось, настроение было ни к черту, и он поднялся на Астрономическую башню - развеяться и заодно слупить с десяток-другой баллов с какой-нибудь милующейся парочки.

Он стоял в конце коридора, у окна, скрытый портьерами и тенями, курил, ждал, созерцал пустой школьный двор, не думал ни о чем особенном - так, обычные мысли: что патента на Усиливающее Зелье он, скорее всего, опять не получит, что Сольвейг пыталась выпросить у него шкурку бумсланга, а он, естественно, не дал, и девочка обиделась, а шкурку из кладовой все равно кто-то стащил, что Малфой совсем зарвался и пора приструнить мальчишку (и не он ли заколдовал снитч?), что Поттер сгинул, а Господин не вызывал его - значит, доверие потеряно окончательно, и что есть ли вы вообще мысли, которые могут его тревожить?

А потом он увидел их - тоненькую светловолосую фигурку в черной робе и полосатом бело-зеленом слизеринском шарфе, которая волочила к замковому крыльцу вторую - неподвижную, в ало-золотой гриффиндорской квиддичной мантии.

Ему понадобилось минуты две, чтобы осознать, что он увидел и отойти от шока. Но, добравшись до больничного крыла, он обнаружил там только Поттера и даже на какой-то момент задумался, не задремал ли он стоя.

Поттер был при смерти - полежи он в снегу еще немного, он замерз бы насмерть раньше, чем истек кровью.

А потом весь оставшийся семестр Снейп наблюдал за ними. И хотя Малфой изо всех сил старался вести себя так, как будто ничего не случилось, Северус видел, что он в растерянности. Трудно оставаться врагом тому, кому спас жизнь, гораздо труднее, чем наоборот.

Он не смог бы ответить на вопрос, чего он ждал от этих странных отношений. Его тревожила дальнейшая жизнь юного Малфоя; больше всего на свете ему не хотелось, чтобы судьбу мальчика решили, не спросив его самого. Дружба с Гарри Поттером могла избавить Драко от этого рока. С другой стороны, Снейп физически не мог доверять человеку, носящему фамилию Поттер. Он знал, что так называемая дружба Поттеров делает с людьми. Этой судьбы для своего лучшего ученика Снейп тоже не хотел.

И все-таки он был рад - хотя об этом никто и не догадывался, - когда из всех шестикурсников Хогвартса к нему на курсовой проект записались именно Малфой и Поттер.

Теперь именно из-за этого Снейп и чувствовал себя старой сводней. И, конечно, извращенцем - потому что все привычки юности вернулись моментально, стоило ему увидеть присосавшихся друг к другу Малфоя и Поттера у себя под дверью.

Черт, они были так красивы!.. Как сказала бы Сольвейг, глядя на них, получаешь исключительно эстетическое удовольствие.

Варево в котелке начало пузыриться по краям, и Снейп загасил спиртовку. В этот момент в дверь кабинета постучали, и почти тут же в приоткрытую дверь показалось личико Сольвейг. Она внимательно, сложив губы в не выражающую ничего полуулыбку, посмотрела на Снейпа. Так она инспектировала на глаз его душевное состояние - раздражен ли он или настроен благодушно, и можно требовать поцелуев в нос и приставать с глупостями.

- Входи, раз пришла, - усмехнувшись, сказал Снейп. Улыбка Сольвейг тут же стала радостной, и она скользнула внутрь.

-Ты не хочешь чаю?

-Пью глинтвейн, - он продемонстрировал кружку. - Будешь?

-Буду, - согласилась она.

Десять минут они в полном молчании тянули глинтвейн. Потом, допив свой, Северус встал, вылил оставшиеся полбутылки в котелок, добавил воды, быстро размешал сахар, нарезал яблоко и лимон, положил корицу, молотый мускатный орех, имбирь и гвоздику, и поставил котелок на огонь. Сольвейг наблюдала за его действиями с выражениям полного одобрения на лице.

- Ты мне ничего не хочешь рассказать? - спросил профессор зельеделия, покончив с "сонным зельем". Сольвейг задумалась.

- О чем?

- О Малфое и Поттере.

Девочка потянула себя за нос и робко поинтересовалась:

- А что не так?

- Ты вообще обращаешь внимание на то, что происходит вокруг тебя? - завел было Снейп, но лицо Сольвейг моментально тоскливо вытянулось, и он оборвал себя в самом начале очередной воспитательной филиппики. - Поттер не появляется на моих занятиях уже неделю, и на факультативах тоже.

- Он нигде не появляется, - буркнула Сольвейг.

- И в чем же дело?

- Дело в том, что твой бесценный Малфой - трус, предатель и лжец!

Сольвейг явно планировала долго говорить в этом духе, но ей не дал стук в дверь. Крайне недовольная, девочка пошла открывать.

- О… привет… - она посторонилась, пропуская кого-то в кабинет, и Снейп увидел, что это Поттер.

Даже когда ему доводилось видеть Поттера на больничной койке, умирающим, Снейп не испытывал жалости к сыну своего недруга. Настоящей жалости, от которой разрывается сердце и хочется немедленно сделать что-то, чтобы живое существо перестало страдать. Сейчас же гордость Гриффиндора выглядела так, что невозможно было представить, как можно ненавидеть это несчастное создание. Поттер производил впечатление человека, который не вполне понимает, где он находится и зачем вообще сюда пришел; он был худ, бледен, растрепан; дикий взгляд потемневших, с красными белками глаз еще больше подчеркивали обрамлявшие их огромные черные круги. Еще Снейп обратил внимание на его руки - и внутренне содрогнулся. Ногти Гарри были сгрызены почти под корень, кожа вокруг них обкусана до мяса. Нет. Как бы Снейп не старался, он не мог припомнить, чтобы ему доводилось видеть подобное выражение лица у Джеймса Поттера.

- Присаживайтесь, мистер Поттер, - произнес Снейп, моментально раздражаясь от той мягкости, что прозвучала в его голосе. Гарри покорно сел.

- Вина выпьешь? - тихо спросила Сольвейг.

- Да, спасибо, - голос Мальчика-Который-Выжил прозвучал надтреснуто. Сольвейг, не обращая внимания на суровый взгляд Снейпа, налила глинтвейн в чашку и подала Гарри. Тот глотнул и закашлялся.

- Простите.

- Пожалуйста. Что вас привело ко мне, мистер Поттер?

- Профессор, - Гарри смотрел в свою чашку, - я хотел попросить у вас прощения за пропущенные занятия. Не могли бы вы не снимать баллы с факультета, а просто назначить мне взыскание?

- Вы пришли попросить у меня взыскание? - приподнял брови Снейп. Гарри качнул головой.

- Я еще хотел попросить назначить мне отдельное время для факультативных занятий.

Сольвейг шумно вздохнула и залпом допила свой глинтвейн.

- Могу предложить вам только воскресный вечер, - сухо сказал Снейп. - Больше у меня свободного времени нет.

- Спасибо, - Гарри кивнул. - Во сколько мне приходить?

- В понедельник! - рявкнул Снейп. - После ужина. Теперь можете идти.

- Спасибо, сэр, - Гарри поставил пустую чашку на стол и встал. - Вы очень добры. Спокойной ночи.

"Вы очень добры, - подумал Снейп, глядя на закрывшуюся за Поттером дверь. - Вот ведь бред…"

Его обняли сзади за плечи, зарылись носом в шею…

- Папа…

Она иногда называла его так, и, наверное, это было правильно - в конце концов, он вырастил ее, он - ее опекун, единственный защитник… и он должен был привыкнуть к этому слову, тем более что раньше, в детстве, она называла его так чаще… и все-таки внутри екало всякий раз, когда он слышал ее "папа"…

- Папа… Я сделала совершенно ужасную вещь…

* * *

Шел снег.

Огромные хлопья медленно скользили мимо окна; иногда некоторые из них, обладающие собственной волей, не иначе, отрывались от стаи и приникали к стеклу, словно просились внутрь. Удивительная, совершенно рождественская погода. Множество украшенных елок и ледяные скульптуры в саду, в доме переливаются и позванивают гирлянды нетающих сосулек, а вечером в небе разливается бледной зеленью настоящее северное сияние. Имение Малфоев накануне Рождества. Ледяная красота - как все малфоевское.

- Ты такой жаркий, - сказал как-то Гарри.

- В смысле - горячий парень?

- Нет. В смысле - жаркий. Как лето. Только не у нас, а где-нибудь, где много-много солнца, теплого ветра и горячего песка.

- Ты хочешь сказать, что я - пустыня Сахара?

- Нет! Не смейся надо мной! Меня не учили ораторскому искусству, как тебя.

- Прости. Я понял, о чем ты. Спасибо.

Как Гарри мог сказать о нем, что он - жаркий? Драко ощущал себя ледяной скульптурой вроде тех, что стояли в саду. Странные, но такие приятные ассоциации, что он рождал у Гарри, радовали его. Драко так ненавидел зиму, что иногда, в сильные холода, даже не мог смотреть на свое отражение в зеркале - он сам себе казался мужским вариантом Снежной Королевы. Удивительно, если учесть, как он нравился сам себе.

А может быть, это был еще один самообман. Он, казалось бы, такой уверенный в собственной привлекательности, до сих пор удивлялся, почему же Гарри полюбил его.

Нет. Любование собой было ложью - такой же, как и ненависть к Гарри. На самом деле он ненавидел себя. И только Гарри сумел примирить его с самим собой. Как и с зимой.

Гарри походил на зиму. На уютную зиму, где нет промерзшей насквозь комнаты, высоких стрельчатых окон, ледяных скульптур и северного сияния. А есть горящий камин, шерстяной плед, глинтвейн, теплые объятия, меховые робы, поцелуи в заснеженном лесу…

Вот в такой же день - белый, тихий, снежный - они проснулись, когда еще только начало светать. Чуть гудела голова - вчера они переборщили с вином. К радости Драко, они обнаружили, что часть книг на стеллаже - муляж, за которым скрывается неплохой винный бар, и Драко весь вечер объяснял Гарри, как и с чем следует пить то или иное вино. Наглядная демонстрация привела к тому, что сработал Признавалиум, и им пришлось очень долго избавляться от эффекта реакции исповедального зелья с алкоголем. Впрочем, Гарри не был недоволен, как и Драко.

- Давай пойдем гулять, - предложил Гарри.

- Куда? - спросил Драко.

- В Хогсмид. Сегодня же выходной, народ еще спит, и нас никто не увидит. Пойдем по краю леса…

Хотя у Драко с первого курса остались не слишком приятные воспоминания о Запретном Лесе, он согласился. Ему давно хотелось прогуляться с Гарри. Хотя бы ненадолго представить себе, что они ни от кого не скрываются, что они имеют такое же право гулять, обниматься и целоваться на людях, как и любая другая парочка Хогвартса.

Они сбегали в спальни за теплым мантиями и покинули замок.

Они шли вдоль озера, молчали, и Драко думал - наверное, правду говорят о том, что каждый преступник подсознательно хочет быть пойманным. Его связь с Гарри, с точки зрения отца и Господина, тоже была преступлением, и он знал, что если бы они сейчас встретили его отца, то вместе со страхом он испытал бы радость и облегчение - от того, что время лжи окончено, пусть даже это означает начало времени войны.

Дойдя до хижины Хагрида, они наткнулись на ее хозяина. Вокруг великана с радостным лаем носились два пса - огромный трусливый волкодав Клык и незнакомый Драко большой лохматый черный пес, смахивающий на волка. Завидев его, Гарри заулыбался, присел рядом и обнял пса за могучую шею.

- Привет, Шлярик.

Пес помахал хвостом и с подозрением посмотрел на Драко.

- Все в порядке, Шлярик. Драко Малфой, мой друг, - он приобнял Драко за плечи, и хотя это был один из самых невинных жестов, известных им обоим, что-то в движении Гарри яснее всяких слов говорило, какого свойства это друг.

Драко посмотрел на Хагрида - как он отнесется к заявлению Гарри. Вид великана, однако, свидетельствовал, что Драко был прав в своих подозрениях на его счет - Хагрид уже давно понял природу их отношений, потому-то и отсылал их под разными предлогами и не спрашивал, почему они так долго.

- Гулять идете? Собачек взять не хотите?

- Эээ… нет, пожалуй, - улыбнулся Гарри. Шлярик посмотрел на него весьма недовольно и сердито рыкнул. Гарри взъерошил ему загивок.

- Потом разберемся, хорошо?

Они пошли дальше, и когда хижина Хагрида скрылась из виду, Драко произнес:

- Я думал, ты только со змеями беседуешь, а ты и с собаками, оказывается… Ветеринаром не хочешь стать?

- Как смешно, Малфой! - хмыкнул Гарри. - Это не просто собака. Это…

Он внезапно остановился и развернулся, заглядывая Драко в глаза. Драко моментально узнал этот взгляд - немой вопрос "Я могу тебе доверять?"

- Не хочешь - не говори, - быстро сказал Драко. - Оставь себе свои собачьи тайны.

Он все-таки не смог скрыть обиду в голосе, и Гарри извиняющимся голосом произнес:

- Я бы сказал тебе, но это… понимаешь, это больше касается другого человека, чем меня… и от этого зависит его жизнь.

- Я же сказал тебе - не хочешь - не говори!

- Я не сказал, что не хочу. Я сказал, что не могу!

- Я не настаиваю…

Тяжело вздохнув, Гарри притянул его к себе и поцеловал. И этот поцелуй в заснеженном лесу, поцелуй, от которого пахло морозом, и снегом, и мехом, которым были оторочены капюшоны их мантий, и нежное объятие - это здесь и сейчас было самым счастливым моментом в жизни Драко.

Поцелуй прекратился, и Гарри, все еще слегка касаясь губ Драко своими, произнес:

- Это даже как-то… неприлично…

- Что именно? - чуть улыбаясь, спросил Драко.

- Быть таким счастливым, - ответил Гарри, словно прочитав его мысли. - Ты отдаешь себе отчет в том, что мы с тобой - самые счастливые существа в Хогвартсе и на много миль вокруг?

- Во всей Англии, - покачал головой Драко.

- Или во всем мире, - закончил Гарри.

- Не считая того, что я знаю по меньшей мере трех человек, готовых убить нас только за один поцелуй.

- Это мелочи, - улыбнулся Гарри. - Ну, мы идем дальше или остаемся здесь?

- Секс на снегу… - задумчиво произнес Драко. - Я подумаю об этом.

Они вышли к Хогсмиду в незнакомом месте, на задний двор чего-то, похожего на небольшую фабрику. Гарри заулыбался, Драко вопросительно приподнял бровь.

- Мне всегда было интересно, какую романтику находят люди, обжимаясь в подворотнях…

- О, - сказал Драко. - Можно поставить эксперимент.

Он прижал Гарри спиной к стене и овладел его губами. Почувствовав легкую агрессию в приставаниях Драко, Гарри сделал вид, что отбивается, и минуты две они потратили, изобретая новую игру "Насильник в подворотне" - как было решено впоследствии, вариант любимой игры Гарри "Насильник в ванной".

Когда играющие поцелуи превратились в страстные, и в голове Драко вихрем завертелись мысли, что чертова туча романтики есть не только в поцелуях, но и в сексе в подворотне, рядом кто-то звучно прокашлялся. Драко открыл глаза, отрываясь от ямки между ключицами Гарри, которую тщательно вылизывал кончиком языка, и увидел, что Гарри удивленно и немного смущенно смотрит куда-то поверх его плеча.

- Хмм… привет… Джордж?

Драко повернулся. Позади него с огромной коробкой в руках и с легким изумлением на лице стоял один из близнецов Уизли. Оставалось только удивляться, как Гарри определил, что это именно Джордж.

- Вообще-то, Фред, - произнес близнец. - Ребят, я как-то не ожидал вас здесь встретить. Вы не подержите коробку, пока я застегнусь?

Тут только Драко заметил, что на Фреде нет ничего, кроме незастегнутой робы на голое тело и калош. Было очевидно, что он только что встал. Гарри меж тем, рассеянно приняв из рук Фреда коробку, так внимательно разглядывал те участки его тела, которые были на виду, что Драко всерьез задумался, а не устроить ли ему сцену ревности.

- Ну, заходите, что ли, - сказал Фред, застегнувшись и забирая у Гарри коробку. И парни покорно двинулись вслед за Уизли.

Дверь, через которую они вошли внутрь, вела на маленькую кухню. Фред сунул коробку в угол и занялся чайником.

- Ну, и как вас сюда занесло? - спросил он. - Да вы садитесь.

- Мы просто гуляли, - робко произнес Гарри. - Я не узнал вашу фабрику сзади.

- Да уж, сзади все выглядит несколько иначе, - заметил Фред, и Драко хмыкнул. Фред быстро глянул на него. - Мои шутки стали смешными, а, Малфой?

Драко смешался. Фред фыркнул.

- Я догадывался, что этим кончится. После всех этих летних стенаний Гарри…

- Каких стенаний? - одновременно спросили Гарри и Драко: первый - возмущенно, второй - заинтересовано.

- Да всего этого… Ах, бедный Драко, ах, воспитание, ах, тяжелое детство… и все в этом роде.

- Благодарю, Поттер, - насмешливо поклонился Драко. Гарри сурово посмотрел на Фреда.

- Трепло!

- Фредди! - в дверях кухни появился второй близнец. - И где ты… о, гости!

Тут Драко понял, что же Гарри так внимательно разглядывал на теле Фреда. Джордж был одет только в синие выцветшие джинсы, и весь его торс, открытый для свободного обозрения, был покрыт весьма красноречивыми синяками и царапинами. "Ай да близнецы! - подумал Драко. - Гриффиндорцы, Уизли, мать вашу!.. Будет что преподнести этому рыжему репью, если что…"

Гарри, очевидно, думал о том же самом, потому что стремительно покраснел.

- Так-так, - Джордж присел рядом с Гарри. - Где ты нашел такую странную парочку, Фредди?

- Целовались у нас на заднем дворе, - ответил Фред, колдуя над сковородкой.

- Целовались? - Джордж метнул на Гарри хищный взгляд. - Черт, Гарри, если б я знал, что ты гей, я бы тобой еще в прошлом году занялся!

- А были такие возможности, - задумчиво произнес Фред, раскладывая яичницу по тарелкам. - Квиддич, раздевалка, душ, общая гостиная поздним вечером…

- Есть такое заклинание - Авада Кедавра, - сквозь зубы сказал Гарри.

- И что? - спросил Фред, улыбаясь. Гарри кивнул в сторону Драко.

- Малфой ему обучен.

Дверь пары одинаковых глаз оставили Гарри и занялись Драко.

- Здесь, конечно, возможностей меньше… - начал Фред.

- …но так даже интереснее, - закончил его мысль Джордж.

Драко рассмеялся. Определенно, близнецы начинали ему нравиться.

Они съели удивительно вкусную яичницу с ветчиной, закусили бутербродами с сыром, напились чаю, и близнецы отправились показывать гостям свои владения.

Драко плохо запомнил, что демонстрировали им Фред и Джордж. Был какой-то гудящий конвейер, котлы, в которых что-то булькало, и взрывались большие разноцветные пузыри. Драко наслаждался обществом Гарри и свободой. Он обнимал Гарри за талию, а Гарри его - за плечи; рядом шли люди, которых не шокировали их отношения, они не пытались извлечь из них выгоду, и их можно было не бояться. Они обошли всю фабрику и закончили экскурсию в помещении магазина. Там Фред занялся уборкой, а Джордж - украшением витрины; Гарри и Драко забрались в оконную нишу. Гарри уселся на подоконник с ногами, подогнув колени, Драко устроился рядом и, повернув голову, стал смотреть в окно.

Там уже появлялись первые обитатели Хогвартса - в основном третьеклассники, которым Хогсмид был в новинку. Скоро начнут подтягиваться и остальные; надо было уходить, чтобы не столкнуться где-нибудь с друзьями Гарри.

Гарри отвел взгляд от окна и посмотрел на Драко. "Давай признаемся", - говорили его глаза. Драко опустил голову. Гарри резко вскочил, едва не столкнув Драко на пол, и направился к Джорджу.

-Куришь? - Фред стоял рядом с Драко, опираясь на швабру и протягивая ему пачку. Драко покачал головой и взял сигарету.

-Что делать? - спросил он.

-Вдыхать дым, - ответил Фред, доставая зажигалку. Он дал Драко прикурить и добавил: - Если сразу вдохнуть не получается, набери дым в рот и вдыхай медленно. Только сильно не затягивайся - с первого раза можешь поперхнуться.

Конечно же, он затянулся слишком сильно и закашлялся. Впрочем, кашель быстро прошел, и уже со второй затяжки у Драко тихонько закружилась голова.

- После секса сигарета очень кстати, - сообщил Фред, наблюдая, как Драко вертит в пальцах его зажигалку. - Ты что, зажигалок никогда не видел?

- Видел, - возразил Драко. - Он действительно видел зажигалку - его дядя Ксавье, родной брат матери, главный гид Драко по злачным местам Парижа, лучший из всех взрослых людей, красавец и умница, - тоже имел эту привычку. И зажигалка у него выглядела точь-в-точь как у Уизли, с той лишь разницей, что была золотой.

- Возьми себе, - предложил Фред. - Мы над ней малость поколдовали, теперь она вечная… Давно это у вас? - он кивнул на Гарри.

- Больше месяца, - ответил Драко, сам не поняв, зачем. И тут же испугался, что Фред начнет расспрашивать о подробностях, но Фред только спросил:

- Рон знает?

- Нет, - ответил Драко и, снова непонятно почему, почувствовал стыд.

- Ну-ну, - сказал на это Фред.

Гарри подошел к ним и буркнул:

- Нам надо идти, - и добавил ворчливо: - Не знал, что ты куришь…

- Я не курю, - быстро ответил Драко, гася сигарету.

- Курящий парень - это отвратительно, - заявил Фред.

- И вредно для потомства, - добавил Джордж, подойдя.

- Я бы не женился на курящем парне, - сообщил Фред. - А ты, Джей?

- Никогда! - провозгласил Джордж и обнял Фреда сзади, уткнувшись лицом ему в шею. - Я хочу спать, - пожаловался он. И внезапно Драко почувствовал, что они стали абсолютно лишними. Гарри, очевидно, это тоже понял, потому что пробормотал:

- Ну, мы пойдем… пожалуй. Спасибо за гостеприимство, до свидания…

- До свидания… - мягко ответил Фред, и Джордж тоже что-то пробурчал. Уже у самой двери Драко оглянулся - и увидел, как Фред стоит, чуть развернув голову, и Джордж мягко ласкает губами мочку его уха.



- Это должно быть неправильно.

Они покинули Хогсмид, пробравшись дворами, потому что деревня постепенно заполнялась учениками Хогвартса, и теперь вновь шли по лесу. Драко совсем замерз, но ни он сам, ни Гарри не ускоряли шаг. Торопиться не хотелось. Они шли в молчании, и когда Гарри наконец заговорил, Драко даже вздрогнул от неожиданности.

- Что значит - "должно быть"?

- Ну… они же братья! Родные! И… они спят друг с другом! По-твоему, это правильно?

- А быть врагами и спать друг с другом - это правильно? - пожал плечами Драко.

- Мы не враги, - Гарри нахмурился.

- Но мы были ими!

- Речь о другом! Я говорю о кровном родстве! Ты знаешь, как это называется?

- Знаю, инцест.

- Ты так спокойно об этом говоришь!..

Драко остановился.

- Знаешь, Поттер, еще полтора века тому назад нас с тобой за наши отношения привлекли бы к суду даже в волшебном мире. А сейчас мы даже могли бы все узаконить. Если они любят друг друга, и никто никого не принуждает, и никому от этого не плохо - что же теперь? В конце концов, они оба парни, и слабоумных детей не народят. Так что ничего страшного…

- Вот именно, - уныло произнес Гарри.

- Что вот именно?

- Я тоже примерно так же подумал, потому и сказал - должно быть. То есть, должно быть неправильно, а такое чувство, что все правильно. Я все пытался себе представить, как бы они смотрелись по отдельности - с семьями, с детьми… не получается…

Драко раздраженно вздохнул.

- Так чего же ты мне голову морочишь, Поттер?

- Мне показалось… что я совсем извращенец…

Драко опустился в сугроб, задыхаясь и закрывая лицо руками.

- Смеяться надо мной вздумал?!

Гарри налетел на него и опрокинул в снег. Драко подавился очередным взрывом смеха, когда губы Гарри полностью накрыли его собственные. Поцелуй на снегу, но другой, страстный, горячий. Драко схватил Гарри в тесные объятия рук и ног и перевернул его на спину, но Гарри, рыкнув, моментально вернул прежнее положение. И Драко улыбнулся ему в губы, позволяя себе отдаться…



Он понял, что плачет, только когда горячая капля упала на подоконник, растопив тонкую пленку изморози. Торопливо вытирая слезы, Драко поплотнее завернулся в плед, отошел от окна и сел на кровать.

Он заставил себя выбраться из постели только ближе к полудню. И теперь голова неприятно ныла. Слезы - очередная волна размазана по щекам - не приносили облегчения. Драко жил только воспоминаниями, но они не приносили облегчения - тяжело вспоминать, что ты когда-то был невозможно счастлив, и знать, что это никогда не повториться.

Сам виноват. Сам виноват.

Если бы все было иначе с самого начала…

В дверь постучали.

-Драко! - позвал нетерпеливый голос Нарциссы. - Я могу войти?

-Алохомора, - ответил Драко. Мать вошла в комнату и тут же по привычке вздернула нос.

-Ты почему до сих пор не одет? Постель расстелена? Почему не спустился к завтраку? Ты не болен?

-Я нездоров, - коротко ответил Драко. Нарцисса поджала губы.

-Я вызову доктора, если хочешь…

-Не надо. Мне бы просто отлежаться.

-Я прикажу приготовить Бодроперцовое Зелье.

-Я сам могу приготовить зелье.

Нарцисса поджала губы.

- Отец хочет тебя видеть. Приведи себя в порядок и спустись в кабинет.

Люциус сидел за столом - весь очень утренний, свежий, подтянутый, волосы забраны в "конский хвост", - и что-то помечал в разложенных перед ним свитках. Когда вошел Драко, он поднял голову и, чуть помедлив, отодвинул пергамент.

- Мама сказала, ты хочешь меня видеть.

Люций провел кончиком пера по губам и чуть прищурился.

- Сними рубашку.

Господи, опять… Чем в этот раз провинился?..

Он слегка дрожащими пальцами расстегнул пуговицы и снял рубашку. Отец некоторое время пристально разглядывал его грудь, потом произнес:

- Итак, ты не отдал его Поттеру.

И указал кончиком пера на Заклятый Дар, который висел на груди у Драко с тех памятных выходных.

- Я… нет… - Драко пробрала дрожь, и он подавил желание обхватить себя за плечи. Все-таки в их доме было страшно холодно.

- Почему?

- У меня не было возможности. Поттер со мной не разговаривает, и мы не встречаемся.

- Разве Поттер - не твой любовник?

- Мы трахнулись пару раз, - ответил Драко, мысленно аплодируя тому, как равнодушно и даже брезгливо звучит его голос. - А потом поссорились.

- Разве у вас не большая светлая любовь? - приподнял бровь Люциус. - Ты сам так сказал, насколько я помню.

- Вы избили меня и натравили на меня стаю голодных крыс, насколько я помню, - фыркнул Драко. - Я готов был признать своим любовником нашего домового эльфа.

- А я слышал, - мягко возразил Люциус, - будто ты сказал Поттеру что-то очень оскорбительное с явным намерением оттолкнуть его от себя. И было это после того, как ты получил известное распоряжение.

Лестранг, сука…

- Кто-то или ничего не понял, или просто наврал, - спокойно ответил Драко.

- Сейчас узнаем, - отец поднял палочку, и юноша внутренне сжался, готовясь к Пыточному проклятию. Но вместо этого Люциус произнес: - Ассио! - и с полочки стеллажа к нему на стол скользнула небольшая черная коробочка. Из нее Люциус извлек шприц и пузырек с прозрачной жидкостью. - Ты знаком с Признавалиумом, сын?

- Да. Я делаю Производное зелье на его основе.

- Да? Интересно. И что же это будет за зелье?

- Зрячее зелье, - ответил Драко, заворожено наблюдая, как отец достает из ящика стола бутылочку медицинского спирта и вату, как он, подобно профессиональной медсестре, смачивает ватку спиртом, дезинфицирует иглу шприца и набирает прозрачное зелье. - Принявший его сможет видеть истинную природу вещей - прозревать настоящую человеческую оболочку сквозь действие Всеэссенции, видеть через плащ-невидимку, распознавать трансфигурированные предметы и угадывать, когда человек лжет…

- А зачем это нужно? - спросил отец, сбрызгивая немного зелья из шприца. Драко растерялся.

- Чтобы… знать правду…

- Кому она интересна?

- Сейчас - тебе, например.

- Резонно, - Люциус смочил спиртом еще один кусочек ваты. - Подойди сюда. Уколов не боишься?

Если б Драко посмел, он бы рассмеялся.

Он подошел, встал по другую сторону стола и протянул руку, положив ее поверх бумаг и пергаментных свитков. Внезапно отец вскинул голову.

- Мне так неудобно, - хрипло проговорил он, вытянул руку и хищным движением сгреб Драко за ремень брюк. Юноша поневоле втянул живот, когда холодные пальцы коснулись кожи. Подчиняясь властной руке, он обошел стол и оказался прямо перед отцом, между его бедер. Люциус потянул ремень вниз, и Драко опустился и встал на колени. Отец отпустил его брюки, и костяшки пальцев проехались вверх по груди сына.

Люциус взял руку Драко под локоть и положил ее себе на бедро. Смазал локтевой сгиб спиртом. Неторопливо взял шприц и проколол кончиком иглы кожу и вену.

Зелье растворялось в крови, Драко почувствовал головокружение и приник к бедру отца.

- Драко, - прозвучал сквозь приятный гул в ушах мягкий голос отца. - Кто тебе Гарри Поттер?

- Враг, - услышал Драко свой монотонный голос. Ему не пришлось лгать - пока.

- Он был твоим любовником?

- Да.

- Как долго?

- Месяц и еще одиннадцать дней.

- Где вы встречались?

- В подземельях Хогвартса, в тайной комнате.

- Что вы делали?

- Занимались любовью.

- И все?

- Все.

Вряд ли отец различил заминку длиной в тысячную долю секунды, которая понадобилась Драко, чтобы собраться для лжи. Иммунитет работал, хотя Драко на мгновение испытал неприятное чувство, похожее на тошноту.

- Что ты к нему испытываешь?

На этот раз чувство тошноты было сильнее, но заминки не было вовсе.

- Похоть.

- Почему ты не отдал ему Заклятый Дар?

- Мы поссорились, и он ко мне не приближается и ничего от меня не примет.

Теперь мутило уже всерьез, но Драко, тем не менее, ухитрялся держать себя в руках.

- Почему вы поссорились?

- Он решил, что он слишком чистый мальчик для отношений со слизеринцем, и ушел к своему Финнигану.

- И ты оставил это просто так?

- Пока - да.

- Сейчас ты испытываешь к Поттеру какие-нибудь чувства?

- Да, - ответил Драко правду, чтобы тошнота хотя бы ненадолго отступила.

- Какие?

- Я хочу его.

Отец приподнял его за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. Потом чуть улыбнулся, и Драко понял, что допрос окончен, и ему поверили.

- Ну, что ж… Будем считать, что ты выполнил свою миссию, - он обнял Драко, приподнимая его с пола, и усадил себе на колени. - Ты нервничаешь?

Тут только Драко осознал, что сжат как пружина. Он заставил себя расслабиться и откинуться на плечо отца. Идиллическая семейная картинка, подумалось ему.

- Потому, я полагаю, нужно переводить тебя из этого кошмарного Хогвартса. Куда-нибудь подальше. В Дурмштранг, например.

Драко выпрямился.

-Но… я не хочу в Дурмштранг.

-Мне помнится, раньше ты был не против.

-Отец… мне осталось учиться полтора года… и у меня друзья… и я не понимаю, зачем…

Люциус резко встал на ноги, и Драко слетел с его колен на пол.

- Затем, что ты в последнее время перестал соображать, кто ты, какое имя ты носишь и кому ты служишь, мальчик! Ты спутался с ублюдочной девкой! Ты трахаешься с Поттером, и об этом знает вся школа! Я не представляю, чего еще от тебя ожидать. Так что, мой дорогой, считай, что в Хогвартсе ты больше не учишься.

Драко поднялся.

- Нет, - Черт побери, ты, сволочь, уже разлучил меня с Гарри, я не позволю тебе сделать это еще раз! - Я не поеду в Дурмштранг.

Люциус придвинулся ближе, и Драко неожиданно осознал, насколько высок его отец, а когда тяжелая рука легла ему на плечо, он вспомнил, что отец еще и намного сильнее.

-Я не ослышался? Ты мне противоречишь, мальчик?

-Отец, - Драко глубоко вздохнул и постарался говорить спокойно, чтобы успокоить и Люциуса, - прости, но я не хочу в Дурмштранг. Мне нравится в Хогвартсе, и в любом случае…

Люциус размахнулся и ударил сына по лицу так, что в голове Драко зазвенело. Второй удар швырнул его на пол; угол стола до крови рассек кожу на лбу.

- Почему - я - должен - воспитывать - тебя - кулаками?! - в конце каждого слова Люциус награждал Драко пинком под ребра. - Почему - ты не понимаешь, - когда с тобой - говорят - по-человечески?! Ты - слюнявый маменькин сынок, - плакса, - бабское отродье! И ты - мой - сын!

Удары прекратились, и, задыхаясь и сплевывая кровь, Драко скорчился на полу, не смея поднять глаза на Люциуса. Господи, как же он разозлил отца, что тот потерял лицо и банально избил его!

Он поднял голову, осознав, что тишину нарушает какой-то странный и очень знакомый звук. Тяжелое дыхание. Хриплое дыхание. Отец смотрел на него, приоткрыв губы. Потом медленно приблизился, не отводя от сына глаз, которые казались темными из-за расширившихся зрачков, и Драко почувствовал, что не может двинуться.

- Тебе, - отец присел рядом с ним, - очень больно?

Драко кивнул.

- Тебе, - Люциус сгреб Заклятый Дар в кулак и потянул к себе, заставляя лицо Драко приблизиться, - идут синяки, ты знаешь?

И поэтому ты меня бьешь, хотел сказать Драко, но в горле стало вдруг очень сухо, и все, что он мог - замерев, словно мышь перед змеей, наблюдать, как лицо отца придвигается все ближе и ближе…

Совсем близко. Драко закрыл глаза - он не мог смотреть в это лицо. Он почувствовал дыхание отца на лице… но губы так и не коснулись губ…

-Нарцисса, - прозвучал тяжелый голос отца, рука, сжимавшая цепочку Заклятого Дара, разжалась, и Драко почувствовал, что свободен. Он открыл глаза и метнул умоляющий взгляд в сторону двери.

-Мама…

Губы Нарциссы скривились в привычную гримасу отвращения; фыркнув, она развернулась и вылетела вон.

- Французская сучка, - коротко бросил отец ей вслед.

Пошатываясь, Драко поднялся на ноги и подобрал свою рубашку. Люциус не смотрел на него, резкими и бесцельными движениями перебирая бумаги на столе, и Драко, пошатываясь, вышел из кабинета.

Как же я ненавижу этот чертов дом и эту чертову семейку! Портреты эти уродливые на стенах! Эти проклятые скульптуры! Малфои, поколение за поколением, и все уроды! Убил бы меня кто-нибудь, хотя бы из жалости!

Он остановился у входа в комнату матери. Дверь была открыта, в комнате царил хаос: платья на кровати, распахнутые шкафы, выдернутые ящики стола… Нарцисса, уже облаченная в темно-серое дорожное платье, поспешно забрасывала вещи в большой сундук.

-Мама… - Драко остановился на пороге, держась за притолоку. - Ты уезжаешь?

-Да, я… - Нарцисса растерянно огляделась вокруг. - Ты не видишь мой несессер?

-На тумбочке, - тихо ответил Драко. - Куда ты едешь?

-Домой. Я передам от тебя привет Ксавье.

-Когда ты вернешься?

Нарцисса бросила в сундук последний костюм, захлопнула крышку и выпрямилась: строгая, собранная, деловая, подмышкой несессер, в руке - шляпка.

- Не думаю, что я вернусь, Драко.

Она подошла к зеркалу и стала надевать шляпку.

- Не вернешься? - повторил Драко. - Почему? Мама…

- Знаешь, что, - Нарцисса резко повернулась к нему, - я чертовски устала от этого дома, от вашей серой Англии, от твоего сумасшедшего отца и от всего, что связано с именем Малфой. И, если хочешь знать, я до смерти устала от твоего нытья! - она выхватила из несессера палочку и, указав на сундук, произнесла: - Вингардиум Левиоса!

Сундук поднялся в воздух и завис. Нарцисса повернулась к сыну.

- Можешь, разумеется, приезжать летом. Я буду рада.

- Ты хочешь разводиться с отцом? - спросил Драко.

- Верно.

- Ты же можешь забрать меня с собой…

- Мобилюс! - Нарцисса взмахом палочки отправила сундук на лестницу и, не глядя на сына, произнесла: - Здесь тебе будет лучше. До свидания, Драко. Я напишу, когда доберусь.

Она вышла из комнаты и пошла вниз по лестнице, направляя сундук впереди себя. Уже почти спустившись, она услышала сзади какой-то звук - словно упало что-то тяжелое, - обернулась - и увидела, что ее сын неподвижно лежит на пороге комнаты.

* * *

- Это обычная простуда.

- Для человека, перенесшего в детстве пневмонию, простуда не может быть обычной. И это грипп, кстати!

О, не надо так орать! Боже, что с моей головой?

- Ну, так лечи его! Для чего я вызвал именно тебя?

- Например, чтобы никто не разболтал, что ты чуть не убил родного сына.

- Да как ты!..

- Он весь в синяках, и у него разбит лоб! Скажешь, поскользнулся в ванной?!

Пожалуйста!.. У меня сейчас голова лопнет!..

- Не твое дело, как я обращаюсь со своим сыном!

- Это, черт побери, мое дело, пока он учится на моем факультете!

Профессор Снейп…

- Отлично! Больше он на твоем факультете не учится, так что не изволь беспокоиться!

- Что ты мелешь, Малфой?!

- Я перевожу его в Дурмштранг!

Нет…

- Нет…

Кто-то склоняется над ним, кладет прохладную руку на пылающий лоб…

- Драко? Ты меня слышишь?

- Профессор… - каждое слово отдается болью в саднящем горле, - не разрешайте ему… Дурмштранг… не хочу…

Ответа он не слышит - шумит во ушах, в голове, и снова становится тихо и черно…



Люциус Малфой поднял на Северуса Снейпа насмешливый взгляд.

- Ты думаешь, что вправе указывать мне, как я должен вести себя с родным сыном?

- Малфой, никакого Дурмштранга не будет, - Снейп стоял в изголовье кровати, на которой лежал бледный до зелени Драко, положив руку мальчику на лоб. Это окончательно вывело Люциуса из себя.

- Не слишком ли нежно ты относишься к моему сыну?

- Ты, гнида, не достоин такого сына, и я в лепешку расшибусь, чтобы об этом узнал весь волшебный мир!

- И что? Ты думаешь, уважаемого члена общества лишат единственного наследника, чтобы отдать его бывшему Упивающемуся Смертью?

- Малфой, - Снейп, казалось, становился все спокойнее, в то время как Малфой все больше выходил из себя. Как всегда, впрочем - Северус Снейп был и оставался единственным человеком, способным достать Люциуса Малфоя. - Учти, что если мальчик к началу семестра не появится в Хогвартсе, я найду способ до тебя добраться. Ты же не рассчитываешь, что весь колдовской мир безоговорочно верит в святость Люциуса Малфоя?

- Смотри, Снейп, - блондин криво ухмыльнулся, - как бы вместе с моей не полетела и твоя голова.

- А мне терять нечего, Малфой.

- Так ли?

- Считай, что так, - Снейп не изменился в лице ни на мгновение. - Кроме того, у меня и без упоминания твоего "хобби" найдется, за что привлечь тебя. А если ты тронешь Драко хоть одним из своих гнусных пальцев, я тебе эти пальцы отломлю и трахну тебя ими, - закончил он почти буднично. - Я оставил порошки на столе - их надо разводить в горячей воде и давать ему через каждые два часа.

Он развернулся и вышел, профессионально взметнув свою черную робу. "Огромная летучая мышь", - подумал Люциус почти восхищенно, и подошел к кровати.

Драко спал - Снейп сразу после лекарства ввел ему в кровь сильное сонное зелье. Жар, наконец, оставил измученную светловолосую голову; болезнь залегла тенями под его огромными глазами и обметала сухой коркой прекрасные губы. Мальчик мой нежный…

Он был даже рад, что жена уехала. В конце концов, она была обычной французской дурехой, вышедшей за него замуж только потому, что ее отчаянно нищавшей семейке были нужны деньги. А ему требовалась красивая высокородная жена, получившая должное воспитание, способная родить ему сына. Красивого сына, разумеется. И конечно, жена должна была быть блондинкой - чтобы черная масть не испортила породу. Чтобы мальчик был блондином.

Конечно, она была непроходимой дурой, но не все же сразу. Во всяком случае, у нее хватало ума не требовать от него больше, чем было оговорено в их сделке.

И все же были приличия, которые он не осмеливался нарушать в ее присутствии. Хотя бы потому, что многие из тех, кому она могла проболтаться, сочли бы эти нарушения извращениями или даже преступлениями… Потому-то его так радовали ее отлучки… Потому он был рад, что она наконец уехала.

Он нежно погладил Драко по щеке, снял домашние туфли и присел на край кровати, закинув правую ногу поверх одеяла. Он перебирал пальцами волосы сына и думал, какие же они мягкие - мягче, чем его собственные и чем волосы Нарциссы. Драко родился с бровями и ресницами более темными, чем волосы, и сначала это злило Люциуса, а потом он понял, что это делает его сына еще более красивым. Совершенным в контрастах. Люциус любил красивые вещи.

Он мерно покачивал левой ногой в такт своим мыслям, и вдруг его босая пятка коснулась чего гладкого и прохладного. Наклонившись, Люциус сунул руку под кровать - и выудил небольшой блокнот в кожаном переплете. Явно маггловская вещица, понял он, нахмурившись, и открыл блокнот.

* * *

Драко проснулся в полдень Рождества. Он чувствовал себя страшно слабым, но жар и тяжелые удушающие кошмары отступили. Память услужливо подсунула ему картины вчерашнего дня - отец, допрос, избиение, бегство матери, обморок. Дальше память давала сбои.

В горле обозначился знакомый комок.

-Все! Хватит реветь, - вслух сказал Драко.

-Действительно, - прозвучал насмешливый голос. - Давно пора.

Вздрогнув, Драко повернулся на голос. У камина сидел его отец, а на коленях у него лежал блокнот в черном кожаном переплете. И развернутый газетный листок.

- Ты носишь с собой фотографию своего возлюбленного, - задумчиво произнес Люциус. - Весьма трогательно. Занимательное чтение, - он провел указательным пальцем по переплету, - я читал и не заметил, как пролетела ночь и наступило утро. У тебя хороший слог, мальчик, можешь сделать на этом карьеру. Если ты начнешь писать любовные романы, юные волшебницы во всем мире сойдут с ума от восторга.

- Отдай, пожалуйста, - холодно и твердо произнес Драко.

- Особенно, - отец словно и не заметил просьбы сына, - мне понравилось вот это место…

Он открыл блокнот как будто наугад - но явно на той самой странице, где и хотел. Наверное, тайком держал там палец, злобно подумал Драко. Вот тебе надо делать карьеру фокусника в маггловском мире, старый садист!

Люциус сделал глубокий вздох и, слегка улыбнувшись Драко, начал читать:

- "Теперь я знаю истину…"


LI 3.9.25