Я тебя подставил ...тогда в 1986-м.
Мне Большак сказал: - А вдруг ему понравится?
И я с ним согласился, промолчал, не стал рассказывать тебе о …
Помнишь, как вызвал и радостно похлопывая поочередно по моему - твоему плечу, предложил нам съездить отдохнуть?
В профилакторий… Родственной организации… Руководимой его давним приятелем… “Сто лет друг друга знаем…” Отличное место… Прекрасный воздух… Море… Прибалтика…. Сосны… Женщины … “Нет, нет, отказываться нельзя”.
Мы отказывались…
Он убеждал…
Мы ломались…
Он настаивал…
Мы согласились…
Он радовался.
Мы недоумевали и печалились.
Как он смог нас уболтать, уговорить ?! И какого хрена мы там будем делать?!

Он не соврал. Море, сосны, главный корпус, разбросанные по территории небольшие домики. Ну, и женщины. Это да. Все было в достатке.
Не было тебя. Я удивился, договорились же встретиться на месте.
Пошел в администрацию. Телефон только там. Это сейчас у каждого мобильный.
Заказал разговор, сквозь треск, ты объяснял мне, что не смог в последний момент, извинялся.
Я крыл тебя матом, про себя, не травмировать же старательно подслушивающих меня женщин, включая, администратора, телефонистку, секретаршу, уборщицу и еще пару дюжен.
Настроение рухнуло.
Все, день потерян, но завтра нужно линять.
- Вы один? - спросила меня женщина администратор, будто не слышала моего рычания, твоего оправдательного бормотания.
- Ваш домик тринадцатый, выйдете сразу налево, самый крайний, номер увидите, найдете.
Стоило выйти за порог, как за неплотно прикрытой дверью закрутилась словесная прачечная.
- Вот мы и в бане, - подумал я, поблескивая отмытыми до блеска косточками.
Домик оказался совсем малюсеньким, в одну комнату с двумя кроватями, коридором и конуркой с удобствами.
Щелкнул выключателем, свет есть, неплохо!
Открыл воду, ого даже горячая, можно жить!
Расставил ноги, пожурчал, дернул веревочку, испытал счастье!
Бросил дорожную сумку, вышел на улицу. День спешно сворачивался поблескивая между стволами, разливалась живительная прохлада.
Потянулся, для порядка матюгнулся: - Эх-х-х-х, ладно, только одна ночь, только одна ночь…
На всякий случай помянул тебя, Большака, Вашу ближайшую родню. Что б Вам спалось…
Ступил на гравийную дорожку, неспешно с достоинством двинул тело …

Она рыдала на скамейке.
- Алле, барышня, что случилось? Помочь могу?
Она схватила меня за рукав и начала буквально поливать меня длинными очередями словосочетаний с трассерами слез.
- Вы помедленнее…, - цитировать Высоцкого не стал, вдруг не поймет, чуть склонился, освободил рукав: - без слез, если можно, … и по-русски.
- Я и говорю по-русски, - она сделала небольшой перерыв, от легкого удивления, глянула на меня огромными заплаканными глазами, набрала в легкие побольше воздуха и опять нырнула в океан слез.
С трудом понял, что кто-то очень, ну очень плохой приехал не к ней, а к ее подруге и попросил ее побродить в окрестностях, а подруга вместо того, чтобы поставить хама на место, намекнула, что хорошо бы заняться этим гулянием всю ночь, благо она теплая.
Ну, ты же знаешь, я эту влажность терпеть не могу, сразу хватаюсь за пистолет, чтоб одним выстрелом …, либо отдам все, что у меня есть.
Пистолета не было.
Предложил соседнюю койку. Она конечно глаза испуганные сделала, глянула на меня, как на маньяка. Оно и правда, я и сам себя боюсь, давно в зеркало не смотрюсь.
Но Господь дал мне язык, дабы загладить ужас первого впечатления.
Вот я и вдул ей и про поезд, и про …спят же люди в одном купе… и мужчины и женщины …и ничего … а мы что …
Смотрю, вроде уговорил, слезы высохли, испуг спрятался.
Смотрю и думаю: - И почему не взял пистолет?
Нет, не то, чтоб она страшная, как тебе объяснить? Ну, она … как у Сереги жена, которую я никогда не видел, но если верить Сереге, она, если накрасится, вылитая красавица.
Бедный Серега.
И вот идем мы к моему домику номер тринадцать, я, значит, о пистолете думаю, о том, что какого хрена… она о чем-то своем, внутренне подрагивает.
Подходим, берусь за ручку, дергаю, дверь закрыта.
- Ни хрена себе, - думаю, - я ж только вышел, дверь не закрывал точно, ты же знаешь, не люблю закрытых дверей. Рука сама к поясу потянулась, пистолета нет. Матюгнулся, деваха вздрогнула, хрякнул по двери кулаком, - Открывай! Кто там?
На всякий случай ушел с линии огня, деваху за собой к стеночке прислонил, чтобы не мешала, она даже взвизгнуть не успела.
Открывает баба.
- Ой, - кричит восторженно моей случайной спутнице, - а мне администратор ключи дала, сказала, здесь одно место свободно, мое только завтра освободиться. Вы проходите, проходите. Давайте знакомиться, Меня маша зовут.
Они знакомятся, обнимаются, чуть ли не в десны целуются.
А я вроде как не у дел, стою в дверях, страдаю от своей непредусмотрительности: - Вот же сука, ну почему не взял пистолет, ведь учили же, учили, не расставаться с личным оружием.
А они знай себе кудахчут, щебечут, посвистывают что-то по-своему.
Слышу, вроде меня стали расчесывать своими языками.
- Бедненький, - тороторит одна.
- Бедненький, - подхватывает другая.
- Страдает, - вздыхает одна.
- Из-за нас, - с болью в голосе подтверждает другая.
Постелили они мне с этой болью и состраданием что-то на пол.
Ага, хрен Вам бабаньки, пошел искать пистолет.
Часа полтора искал меж соснами, продрог, не могу, зашел без шороха и шуршания стуча зубами, как поезд на стыках.
Не шелохнулись.
Лег.
Дрожу, постукиваю… Хвать меня чья-то рука, теплая такая, теплая.
Охнуть не успел, как оказался в объятиях жарких.
Чувствую закипаю, пар наружу рвется сквозь труселя, кожица натягивается, воля твердеет, …
И тут такое началось… скрип пружины, мерный стук спинки о стенку переходящий в потряхивание домика номер тринадцать, смешался со стонами и матерными выкриками…
- Кто сказал, что женщины не матерятся?
- Хрен Вам, еще как матерятся, такое впервые слышал.
- Кто сказал, что мужики сволочи, после занятия сексом отворачиваются и засыпают, оставляя свою возвышенную половину в смятении чувств?
- Хрен Вам, я не знаю, какие мужики сволочи, он она заснула мгновенно, отвернувшись к стене.
Тишина звенела до боли … и не только она, мои причиндалы присоединились к этой вселенской боли.
Встал, пошатываясь, по-кавалерийски пошел до ветру.
Все болело.
Это ж на до же так бойца ухайдакать, за каких-то там, глянул на часы, встали, по времени видать точь в точь вместе со мной. Прохлада остудила и даже стала подмораживать боль.
Вернулся в домик, сука, номер тринадцать.
Нащупал кровать, тело.
- Кто сказал, что женщины хрупки и прозрачны?
- Хрен Вам, эта хрупкость заняла всю кровать от края до края.
Матюгнулся, лег на то, что когда-то было постелено на полу.
Неудобно жутко.
Лежу, поругиваюсь… Хвать меня чья-то рука, теплая такая, теплая.
С другой стороны.
Охнуть не успел, как оказался скрученным объятьями.
- Хрен, - думаю, - тебе дорогая! Ничего у тебя не получиться.
У нее получилось.
…
Утром, я не то, что уехать, ходить не мог.
Еду мне принесли …
Помню одну звали Маша, вторую не спросил, а может и спрашивал, не помню.
Потом была Тома, Света, Марина, Таня, имени не помню, опять Таня (другая), имени не помню, потом совсем сбился…
Я не то, что уехать, ходить не мог.
Все приносили и … приходили…

Когда вернулся, честное слово, не верил, что вернусь, все Большаку высказал. Что он гад, сволочь, … А он только смеется: - Ну, не понравилось, а Сереге тогда понравилось. Потом он еще трижды ездил, пока не уволился. Жена его - та, что накрашенная красивая, стала подозревать, ревновать, скандалы закатывать.
- Ну, не понравилось, - талдычит, - кто ж тебя неволит. Ты главное Андрюхе ничего не говори. Я Вас через месяц опять туда отправлю, договоритесь там встретиться, вот и отомстишь, пусть он там отдувается, как ты.
Мне Большак сказал: - А вдруг ему понравится?
И я с ним согласился, промолчал, не стал рассказывать тебе о...
Вот так,
я тебя подставил.