Открыл и обалдел.

Не сегодня: с месяц назад.
Подробностей и обыкновенного сонного антуража - никакого. Все очень конкретно.
Первого мая я умру.
Так сказал покойный дедушка, постречавшийся мне в катакомбах дурацкого сна. Он вздыхал и качал головой, не желая отвечать на этот вопрос, но видимо я как всегда не к месту оказался настойчивым.
Жаль что не уточнил год - новый, или любой другой?
Это интрига. Теперь каждый год первого мая станет для меня приключенческой историей. Вот уж не гадал раздобыть нечто занимательное на пустом месте!
Что делать? Буду как-то готовиться..

Непонятно с какой именно минуты, появилось ощущение пустоты.
Учеба наконец закончилась, а с ней исчезла и глобальная цель. Теперь мне больше не от чего отлынивать.
Дурацкая безотчетная скука

Миллион лошадиных сил на тысячу человек, и все стоят на месте и бесплодно крутят свои шестеренки.
Развалюха-трамвай в агонии. Рыпается проскочить напряженный перекресток и трезвонит, трезвонит, как будильник. Но куда ему, юродивому. Сижу внутри.
За перекрестком сразу остановка, но никто не лезет заранее - носок свяжешь пока доедешь.
Усталое напряжение.

В дверях двое мальчиков - старшему лет 12, младший совсем маленький, хорошо если лет 8. Мне почти слышно, о чем они.
Старший: ".. на гитаре играю.."
"Сколько струн?" - "а.. шесть"
"А семь?" - "Мр мр.. Семь не знаю"
"Но там семь: до, ре, ми, фа, соль, ля, си.."

Младший смотрит изумленно и вопросительно. Старший важничает:
"Нет, там не так. Там их: ми, ля, ре, соль, си, ми.. А на семиструнной не знаю.."

Я уже рядом, возле дверей. Мне выходить. Направо поглядываю, тронутый. Боже мой, сколько!.. Сколько уже обидных и напрасных слов сказано о нынешних детях, но поди ж ты: они именно такие, какими и должны быть.
Едва удерживаюсь, чтобы не вмешаться и не подсказать старшему, какие "семь".

Что нас умиляет в детях? Их невероятнейшая свобода от тех теней прошлого, какими исполнены мы.

... начинаю курить по сознательному и обдуманному плану,
посмеиваясь внутренне, так словно застаешь себя за нарочитым занятием, подсмотренном где-то в кино или вычитанном однажды в книжке или в статейке,
не то хмурясь не то улыбаясь (хмурыбаясь) при мысли о том что подумают мои знакомые,
свидетели, сочувствующие и может быть, завидовавшие тогда, прошлой весной,
когда наша персона однажды сломала эту палку, избавилась от предосудительной привычки,
и словно преодолело некое земное тяготение;
и словно приобрела какую-то роскошь ("Здравствуйте, вы курите?" - "Нет, слава Богу!" - "Извините!.."), щегольская возможность подтрунить над более морально-слабым сотрудником,
а теперь вдруг это решение снова начать;
непривычно и странно остановиться возле палатки, осмотреть прилавок, спросить, переглянуться с приятелем и что-то купить;
потом носить дня два в кармане, рассеянно натыкаясь отвыкшей рукой, потом наконец распечатать, при этом разбудив неожиданно живой и неповрежденный временем навык;
раздумывать о том, когда, где и сколько за один раз, взвешивая тот или иной вариант, и стоит ли верить кажущейся крепости ног, желудка и головы,
невольно составляя себе смешной и нелепый ритуал;
потом наконец начать, убеждаясь в оправданности своих сомнений,
составлять уже настоящий план адаптации,
удовлетворенно осматривать свои впечатления, свои ощущения,
прекрасно осознавая что это курьез, слабость, плен, тупик, и снова хмурыбаясь, дальше ступая по этому пути, лишь бы почувствовать это.. -
как одной тяжестью придавливается другая,
как осклабляется, задыхаясь, эта болезненная, доведенная до крайности острота обоняния, которая режет воспаленные нервы,
чувствовать как депрессия садится на свое законное, обеспеченное положенным антуражем место, -
лишь бы в этом самом углу, как в сосуде Дьюара,
предать заточению, прикрыть от звука и спрятать от прикосновения,
поджечь, как распространяется на всю помойку мерзкое тление от одного окурка,
поджечь это дрянное, уродливо чувство.

опять какая-то херня

Ода Соловью (Ode to a Nightingale)

От боли сердце замереть готово,
И разум — на пороге забытья,
Как будто пью настой болиголова.
Как будто в Лету погружаюсь я;
Нет, я не завистью к тебе томим,
Но переполнен счастьем твой напев, —
И внемлю, легкокрылая Дриада,
Мелодиям твоим,
Теснящимся средь буковых дерев,
Среди теней полуночного сада.

О, если бы хотя глоток вина
Из глубины заветного подвала,
Где сладость южных стран сохранена —
Веселье, танец, песня, звон кимвала;
О, если б кубок чистой Иппокрены,
Искрящийся, наполненный до края,
О, если б эти чистые уста
В оправе алой пены
Испить, уйти, от счастья замирая,
Туда, к тебе, где тишь и темнота.

Уйти во тьму, угаснуть без остатка,
Не знать о том, чего не знаешь ты,
О мире, где волненье, лихорадка,
Стенанья, жалобы земной тщеты;
Где седина касается волос,
Где юность иссыхает от невзгод,
Где каждый помысел — родник печали,
Что полон тяжких слёз;
Где красота не доле дня живёт
И где любовь навеки развенчали.

Но прочь! Меня умчали в твой приют
Не леопарды вакховой квадриги, —
Меня крыла Поэзии несут,
Сорвав земного разума вериги, —
Я здесь, я здесь! Крутом царит прохлада,
Луна торжественно взирает с трона
В сопровожденье свиты звездных фей;
Но тёмен сумрак сада;
Лишь ветерок, чуть вея с небосклона,
Доносит отсветы во мрак ветвей.

Цветы у ног ночною тьмой объяты,
И полночь благовонная нежна,
Но внятны все живые ароматы,
Которые в урочный час луна
Дарит деревьям, травам и цветам,
Шиповнику, что полон сладких грёз,
И скрывшимся среди листвы и терний,
Уснувшим здесь и там.
Соцветьям мускусных тяжелых роз,
Влекущих мошкару порой вечерней.

Я в Смерть бывал мучительно влюблён, —
Когда во мраке слышал это пенье,
Я даровал ей тысячи имён,
Стихи о ней слагая в упоенье;
Быть может, для нее настали сроки,
И мне пора с земли уйти покорно,
В то время как возносишь ты во тьму
Свой реквием высокий, —
Ты будешь петь, а я под слоем дерна
Внимать уже не буду ничему.

Но ты, о Птица, смерти непричастна, —
Любой народ с тобою милосерд.
В ночи все той же песне сладкогласной
Внимал и гордый царь, и жалкий смерд;
В печальном сердце Руфи, в тяжкий час,
Когда в чужих полях брела она,
Все та же песнь лилась проникновенно, —
Та песня, что не раз
Влетала в створки тайного окна
Над морем сумрачным в стране забвенной.

Забвенный! Это слово ранит слух,
Как колокола глас тяжелозвонный.
Прощай! Перед тобой смолкает дух —
Воображенья гений окрыленный.
Прощай! Прощай! Напев твой так печален,
Он вдаль скользит — в молчание, в забвенье.
И за рекою падает в траву
Среди лесных прогалин, —
Что было это — сон иль наважденье?
Проснулся я — иль грежу наяву?

Джон Китс(John Keats), Май 1819
перевод: Е. Витковский (1975)

Вещи не живут своей жизнью. Они следуют за нами.

Я в роли резонёра-морализатора))

На основе многих наблюдений: бывая на акциях и на встречах, общаясь с разными людьми, читая статьи и просто глядя по сторонам, анализируя разную информацию, и невольно даже сплетни, - можно поставить закономерный вопрос о моральном портрете коммуниста как человека.
Кроме всех прочих сторон этого портрета, хочется остановиться на интересном моменте - может ли настоящий коммунист по убеждению, при этом одновременно быть капиталистом на практике?
Это простой вопрос, и ответ на него ясен. Конечно, он может. Если он свободный гражданин, значит он как и все, имеет право на любые не запрещенные законом виды деятельности, на свободное предпринимательство и на частную собственность.
Но это только формальная сторона. Можно поставить наш вопрос иначе: нет ли тут морально-этических, идеологических противоречий? Можно ли сохраняя честное лицо коммуниста и чистую совесть, при этом заниматься на заднем дворе капиталистическим производством, эксплуатировать труд наемных рабочих, присваивать прибавочную стоимость и тратить эти деньги на свое личное обогащение?
Наш вопрос, поставленный таким образом, становится дискуссионным. И в самом деле, и тому и другому варианту ответа можно найти множество доводов и опровержений.
Сторонник положительного ответа скажет: мы прогрессивная сила, а не ортодоксальная секта. Мы ведем широкую политическую работу. Нас становится все больше. Мы объединены в союз деятельных, просвещенных людей, и наша солидарность заключается в стремлении к переменам. Мы боремся за установление нового справедливого мира без насилия и угнетения. Первый этап этой борьбы - это борьба за политическую власть. И к этой борьбе присоединяются все сочувствующие, которые готовы что-то сделать для общей победы.
Но эта победа еще не одержана, и новый мир не построен. Мы еще живем в мире старом, с его несовершенными правилами. И здесь наша работа должна быть эффективной.
(Нельзя отказать в приеме в партию политически-грамотному и прогрессивно мыслящему человеку только оттого что он успешный и деловой предприниматель. Мы не должны сворачивать со своего пути, не должны приносить себя в жертву. Неправильно будет, если станем переворачивать вверх дном свой жизненный уклад непонятно ради чего. Если мы будем стремиться непонятно к чему, то этим мы оттолкнем от себя широкие массы. Критерий нашей эффективности - это как можно больше практической работы, а не то как можно больше злоключений).
Для нашего успеха нужно многое и увы, не в последнюю очередь нужны деньги. Деньги в этом старом мире - это ресурсы и оружие. Без оружия не победишь в борьбе.

Это дискуссионный вопрос, и он может продолжить старый спор между реформистами и радикалами. Это вопрос о том, есть ли он, нужен ли он, какой-то определенный моральный портрет коммуниста?
Кто-то еще скажет: "у меня же такая мелкая конторка. Это просто на сигареты!.. У меня ведь совсем не то же самое, что крупный капитал." Можно согласиться. Ваша мелкая конторка - какое-то недоразумение. Вам, товарищ, еще есть над чем поработать. И вы свою цель видите явно лучше других.
Третьи говорят: Для эффективной политической работы, ответственный партийный работник должен занимать определенное [по смыслу: приличествующее] место в современном обществе [по смыслу: потребления]. Можно также согласиться. Конечно, такое положение должен занимать типичный работник НЕОЛИБЕРАЛЬНОЙ политики. Если коммунист занимает это положение, не спутают ли нас, по недоразумению, с нашими противниками?
Этот спор однако же, может и затянуться. Как! - рассердится коммунист-директор фирмы, - Каким образом можно организовать политическое мероприятие, принять участие в выборах или устроить выпуск газеты, будучи простым слесарем? Да, я извлекаю прибыль из своей частной деятельности. Но эти средства идут в общее дело! Неужели непонятно, что труд моих наемных работников - это строительство социализма?
Забавно однако. В условиях капитализма, коммерческая фирма под руководством коммуниста превращается как бы в боевой отряд. Перефразируя известное выражение можно сказать: каждое ЗАО или ООО - еще одна революционная ячейка. Как бишь, перевести "ЗАО или ООО" на немецкий?

Сторонник отрицательного ответа будет парировать. Он скажет: если просто сказать, что на данном этапе мы (как можем) боремся за власть, а там поглядим, то тогда чем же мы на данном этапе лучше наших врагов?
Мы еще помним о глубине пропасти, которая нас разделяет? Что каждый день под видом обыденности, совершается насилие и унижение миллионов честных людей? Может быть, мы надеемся, что без всякой революции мы сможем прийти к победе? Что же тогда мы имеем за душой, чего нет у врага? Отнюдь. Если не произойдет революции, мы не победим, потому что только революция делает нас сильнее врага.
Для революции элементарно необходимо очиститься от привязанности к старому миру.
Для революции элементарно необходимо очиститься от старой морали и отказаться от старых ценностей.
Теперь, какой из капиталиста революционер? Зачем капиталисту идти в нашу партию?
Зачем ему такие перемены, при которых он лишится всего, что нажил? Как такое возможно, чтобы он вместе со всеми боролся против мира, дающего ему пищу и кров? Предприниматель - человек, живущий за счет исключительного права доступа к расчетному счету своей фирмы, права доступа к деньгам которые он не заработал, права трудоустраивать или увольнять, разворачиваться или сокращать, модернизировать или демонтировать, давать или отбирать, поощрять или наказывать, включать зеленый свет или красный. Может быть, он все это делает неохотно? Слабо верится. Едва ли он такой совестливый, что собственная несправедливость не дает ему покоя, и он готов вместе со всеми бороться ради краха этого старого мира!
Однако же! - Капиталист, который хорошо себя чувствует, прекрасно выглядит и продолжает оставаться капиталистом - это странная личность в (коммунистической) партии.
Не бывает особенных капиталистов. Нельзя выстроить бизнеса, не руководствуясь буржуазными принципами и не исповедуя буржуазную мораль. Не имея решимости придушить более слабого. Нормальные человеческие принципы не позволяют добиться заметного успеха при капитализме. Потому что сам капитализм аморален. Он унижает людей, подавляя их человеческое достоинство. Капитализм тоталитарен: он заставляет играть по своим омерзительным правилам. Заставляет людей совершать поступки, противные их от природы гуманному и возвышенному человеческому существу. Капитализм делит людей на два лагеря: тех кто совершает беззакония и те, кто пока продолжает терпеть эти беззакония.
Успех капиталиста - это зло, причиненное другим людям.
Сила капиталиста - это политическая сила больших денег, которая оказыватся господствующей против неорганизованной и аполитичной электоральной массы.
Соответственно, широкие слои населения нуждаются с одной стороны, в политическом прозрении, с другой стороны - в организующей силе. Мы, коммунисты, должны вести людей за собой, с тем чтобы вместе победить и положить конец этим беззакониям.
А что забыл капиталист в компартии? Он явно ошибся дверью. Мы именно те, кто отрицают его, капиталиста, привиллегированную роль в производственных отношениях. Мы именно те, кто разоблачают его хищную и вредительскую натуру.
Поэтому ответ на наш интересный вопрос, можно дать вполне обнозначный. Может, и еще как может капиталист иметь честное лицо в коммунистической партии. Потому что вообще многие капиталисты имеют честные открытые лица, и с этими честными лицами они оказываются способны на все.

Закрадывается справедливое сомнение: насколько же он, капиталист с партбилетом и в красном галстуке, искреннен в своих намерениях?

Когда меня грызет тяжелая тоска,
Я к озеру иду, ложусь на берегу.
Нарядный селезень скользит по водной глади,
Неподалеку, в камышах, ночная цапля бродит.
Она не знает, что такое - терзать себя предчувствием беды.
Передо мною тихая вода,
А в небе бледных звезд дневные призраки,
Что свет свой берегут до ночи.
На время на меня нисходит умиротворенье и свобода.

кружат, кружат дурную голову.
Вопрос, что лучше: совсем не знать о несбыточном, или знать, и не получить?..
ах, все-таки второе!..
Это значит: стремиться, искать, гореть глазам, в пространство протягивать горячие руки.
Слышать, дышать, гнать и держать.
Жить

Таять растроганному, как будто помнишь-таки свой сокровенный сон, поутру.

нож тем временем делает свое дело. Поразительно.
Неужто чудеса случаются?
..
Вопреки, наперекор и невзирая, похоже, сегодня мы встретимся. И бодренькая жизнерадостная картинка украсит этот постик.
ах, не может быть
Зажмуриться хочется. Неужели это не сон?

06.09.

(Это был и не сон, а просто самообман.

Вот там-то, в самообманах , чудеса и водятся. Сколько хочешь.

Было сказано: только от нас зависит, холодная она, осень, или золотая. Но наши дурацкие принципы для нас всегда дороже, и мы на жертвы пойдем ради них, и клинья в наших головах - это наше сокровенное. Сами себя - лишим чего угодно, не раздумывая, лишь бы как драгоценный фетиш, защитить свой клин от нападок.

Отпускаю тебя, заговоренный нож, и делай теперь что хочешь. Хуй с тобой, не жалко тебя, подъебка китайская).

Закрываю скобки.

Прощай, дорогая моя девочка. Прости меня неладного, если смутил или обидел, - что с меня возьмешь, с идиота. Убежден: у тебя все будет хорошо. Недосказанное, несделанное, необещанное и не данное мной - да будет. Тысячекратно.

А что до меня.. Ты подарила мне Это Лето. Мало ли?..

только

Аккуратно дважды в неделю - появляется над городом большой, зеленый самолет.
Куда он улетает?
Зачем возвращается?

на Алтай.

дотерпел до середины, может быть, еле-как.
Может, и есть в нем что-то, но..
Совсем другая планета, органически-чуждая, мне.

никогда

вот это да!..

Германия начала 70-х. У власти — бывшая нацистская коньюктура. Полицейскому государству противостоят стихийные студенческие выступления, требования которых достаточно просты и безобидны — соблюдать права человека в своей стране, прекратить поддержку США и Израиля, за их агрессию во Вьетнаме и оккупацию Палестины.
Но как только пролилась первая кровь, время пацифизма закончилось.

Фильм — драматическая история вооруженной борьбы группы молодых коммунистов движения RAF (die Rote Armee Fraktion).
Они стали настоящей легендой среди молодежи своего времени. Символом непримиримой борьбы за человеческие ценности.
Не раздумывая, бойцы жертвовали собой, шли до конца в деле воплощения своих замыслов и стойко переносили тюремное заключение. На место погибших и схваченных тут же вставали новые, не менее отчаянные молодые люди. Малочисленная команда на несколько лет, стала главной головной болью — правительства крупной европейской страны.
Увы, за неимением выбора в способах и методах, движение было явно террористическим по своей сути. Заложниками и жертвами этой борьбы все чаще становились невинные, непричастные люди. Движение понемногу выходило из-под контроля, вырождалось и стало принимать общеопасные и уродливые формы. Что уже никак не вписывалось в революционную концепцию.
И лишь только бессильное понимание этого, могло заставить молодых революционеров прекратить сопротивление. Примирить своих последователей единственным, доступным им, способом..
По одноимённой книге Штефана Ауста (Stefan Aust).
Фильм-номинант на премию «Оскар» и «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм 2008г.
Премьера состоялась 17 сентября 2008г. в Мюнхене.