– это когда нас долго везли на джипах через какие-то заросли, а высадили в пустыне.

Я видела, видела этот лагерь в Интернете! На дощатых настилах белые палатки, вокруг барханы и белозубые проводники с керосиновыми лампами в руках.

Как живо они нас расхватали и растащили по местам ночлега! Согнувшись, я влезла в наше парусиновое жилище, мигом зажгла три свечи на медном шандале, огляделась.

4 койки под пологами, сундук – он же столик, шандал, табурет и еще более маленький выход наружу с противоположной от входа стороны. Полезла туда. А там отдельный санузел – вокруг обнесен соломенной плетенкой, вот тебе самый настоящий унитаз, вот умывальник, вода из раковины стекает в большущий кувшин, вот душ – палка с надетым на нее ведром.

Если честно, в Москве, разглядывая фото лагеря, я думала, что вода налита в ведро, его нужно наклонить, и что вылилось – то и есть твой душ. Оказалось – просто шутка. Палка – это труба, там есть краник, а рассеиватель действительно спрятан в ведро. Но просто для смеха. Веселые люди – сенегальцы. Рассовав чемоданы по углам, вышли мы наружу, а там садилось солнце, и лагерь наш как-то таял, терял краски, серел и размывался в сумерках, и вдруг упала ночь, внезапная, черная, чуть проявились звезды и зажглась луна. Яркая, бело-голубая, и лагерь снова стал виден, но в других, ночных красках, и выглядел, как призрачный восточный дворец из миража. Я посветила фонариком какому-то человеку, заблудившемуся во тьме, а потом разглядела, что он удобно устроился на коврике и просто смотрит на лунный свет, то ли молится, то ли беспричинно вздыхает и машет мне рукой – вам туда, дальше, в шатер, где шкворчит мясо, разливают чай, туда, где все ваши.

И я пошла, зачерпывая кроссовками песок, потушив ненужный фонарик, прислушиваясь к писку каких-то птиц и шороху неведомых насекомых.

Спали мы, как убитые, я только периодически пинала ногой шест посреди палатки, чтоб согнать с тента особо крикливую птицу. А утренний душ в соломенном закутке сопровождался переговорами с соседями со всех сторон.