НАШЛА ИНТЕРЕСТНУЮ ТЕМКУ В ИНЕТЕ!!!
И ЗАДУМАЛАСЬ!!!???
А ЧТО ВЫ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ ДУМАЕТЕ???
Направление было выбрано неверно! Удар пришёлся в голову!
Время разворачивается медленно. Кожа натягивается и, в пробитом месте, начинает с каким-то «юзжащим» звуком разрываться.
Давление в переносице, барабанные перепонки растягиваются, вылезая наружу, огненное жжение в глазах, как бы проткнутых от виска к виску раскалённой иглой, веки раскрыты, но глаза уже ничего не видят – зрительные нервы оборваны.
Кость черепа, выгибаясь, всё больше и больше, лопается. Оболочка мозга рассечена!
Наступило облегчение – из раны, глаз, ушей, рта и носа хлынула кровь.
Очень плохо уже бывало, но так!
Я ещё соображаю – значит жив. Боль не приходит – значит, шок, - потом придет болевой шквал. Внутренне подбираюсь, пытаюсь собрать расслабившиеся мышцы. Пытаюсь встретить боль.
Напрасно!
Я не вижу, не слышу, не чувствую тела. Времени не ощущаю. Совершенно спокоен. Скорее апатичен. Кромешная тьма. Звон в ушах.
Чувствую каждый удар сердца, проталкивающий новую порцию крови в сосуды.
Её всё меньше! Всё меньше!
Обидно!
Всё так просто и нелепо – простая пробоина, течь, и жизнь вытекает!
Просто гаснешь, засыпаешь.
Засыпаешь, чтоб никогда не проснуться!
Вот уже мысли поползли вялыми полуобрывками, укорачиваясь и разрывая постоянно действовавшую цепь.
А вот, и её не стало!
Но я ещё есть! Я ещё покачиваюсь на волнах, уносящих меня от жизни, я ещё наслаждаюсь пограничным прибоем!
Окружающий мир увеличивался, превращая меня в одинокую точку. Он был безграничен, непроницаемо чёрен и глух.
Но я ещё не поглощён тьмой. – Где-то плещется то, что от меня осталось. Какое-то аморфное состояние, как при потере сознания, когда разрыв твоей связи с телом не стирает тебя совсем, - ты гуляешь на других лугах и лакомишься плодами других садов. А где-то озверевшие недруги пинают и топчут твоё бесчувственное тело, любопытные хирурги кромсают твоё мясо и кости, - ты знаешь и с сожалением думаешь, что придется ощутить боль, и закричать, завыть дикой тварью, когда вернётся чувствительность к нервам, забыть обо всём, кроме этой боли, скрипеть зубами и обливаться потом и, все-таки кричать, не выдержав её!
И видеть родственников, друзей и знакомых, старающихся скрыть сожаление в глазах – для них ты уже не человек, тебе уже осталось, по их мнению, совсем немного. Они по-глупому, бездумно бросают тебя, отключая твои связи с ними, с миром. Всё тяжелей нагрузка на остающихся, всё легче оборвать эти невидимые нити, и только действительно любящие тебя, держат и тянут в сторону жизни человека, погружающегося в небытиё.
И не обязательно им быть возле тебя, - обязательно думать о тебе и хотеть, хотеть, чтобы ты жил! Но их всё меньше, хотящих этого одновременно.
И вот, ты только раскрываешь рот в беззвучном крике от боли, терзающей тебя. А вот, только ты сам знаешь о ней. Ты уже неподвижен, и лишь болевые импульсы пробегают по нервам, не двигая ни одной мышцы твоего тела.
И, наконец, момент, когда все, кто держал тебя на поверхности жизни, отвлеклись на мгновение, подумали чём-то своём, и ты оторвался, ушёл, нет уже возврата.
Ты умер!
Ты умер для них, оставшихся потому что был только телом, но и они умерли для тебя, потому что сейчас не было других координат, кроме понятия о собственном существовании.
«Я», размытый почти до исчезновения, едва пульсировал тусклым, почти неразличимым в окружающей тьме, облачком.
- «Я-а-а е-е-есть!» - медленно струилось сквозь него.
- «Я-а е-есть! Я е-есть!» - свивалось в нём струйками лёгкими, неразличимыми.
- «Я есть!»
- Да! – «Я» есть! – Пришла вялая вера в то, что это «Я».
- «Я»!
- Ничего не поделаешь – это «Я»!
«Я», без солнечного света, земли под ногами, без людей вокруг, без звуков и запахов, но «Я».
Мозг, диктовавший организму как жить, чтобы выжить, и полностью отсеивавший другую информацию, разрушен и не мешает мне.
- «Я» свободен!
- Но что это?
- Зачем?
- Как быть?
Продолжая держаться за спасительные человеческие категории, пытаюсь определиться, построить площадку отсчёта, но логике нет места в моём новом состоянии.
Она, являясь одной из ветвей древа причинно-следственного мышления, была более других развита человечеством для материально мира.
Сейчас, когда тело из костей и мышц, нервных окончаний и мозга было мертво, нужно отбросить прошлое, сделать то, что «Я» никогда ещё не делал.
Жизнь моя проходила в полудрёме, в которой «Я» старался не обращать внимания на множество совершенно непонятных, неизвестно откуда взявшихся и лишних, как мне казалось, мыслей. Иногда, когда не было готового, стандартного решения, «Я» поступал сообразно им.
По мере того, как уменьшалось число критических ситуаций, «Я» всё меньше и меньше обращал на них внимание, больше считаясь с мнением окружавших меня людей
«Я» научился обрывать свои мысли-намёки, переключаясь на то, чём нужно было думать в сию минуту, тщательно скрывая ту, вторую, главную жизнь во мне, во имя внешней, похожей на жизнь других, находившихся рядом.
Постепенно научившись обрывать сокровенное, «Я» на этом не остановился и начал его стесняться, выталкивая из сознания вообще. Мне это удалось. К собственно- му удовольствию, «Я» стал слепым, как все: топал, хлопал, гигикал и т.д.
Любовь и голод, являясь индивидуальными для живых особей, правят миром. Чувства эти испытывает любое живое существо, и это сугубо личное для любого из них. Это две мощные струи ощущений, на поверхности которых возникают лёгкие волны искусственных стимулов. В сытые времена утоления основных чувств, часть человечества, убеждённая, что именно они – та база, на основе которой принимаются решения, изменяющие направление жизни, живёт этими искусственными стимулами. Но приходят тяжёлые времена, когда не утолены любовь и голод, и всё остальное отмирает. Живое ищет и ждёт только их, не обращая внимания на искусственную мишуру всяких воззрений и умозаключений.
В смерти эти два главных чувства, теряют силу, теряют смысл. А она – смерть, находясь в одном, важности ряду с ними, является туннелем, начало которого круто обрывает плотскую жизнь, и в конце которого высвобождается то, что было спрятано в человеке глубоко, самое истинное и сокровенное, открывая путь в новую, сокрытую до этого, жизнь.
- Но нужно пройти туннель!
- Останется ли что нибудь от меня по ту сторону туннеля?
- «Я» уходил!
Это было, как погружение в сон в давно забытом детстве. Как медленно опускается оторвавшийся осенний лист в безветренную погоду, раскачиваясь из стороны в сторону и, чуть наклонившись, соскальзывая с одной воздушной струи на другую, делая иногда несколько оборотов и бесповоротно удаляясь от всего, с чем был связан в течение длительного времени. Так и «Я», начал путь, имевший начало, и куда бы он мог привести меня, «Я» не мог, не был способен и не смел, себе представить.
Любопытство и радостное чувство – наконец то», затем расслабленность, сравнимая с удовольствием после жаркого, пыльного дня выкупаться и лечь в чистую прохладную постель. Голова коснулась подушки, веки сомкнулись ещё не полностью и ты, ощущая пока постель, поплыл, поплыл в лёгкой полудрёме, а вокруг те, кому ты веришь, и ни разу не ошибся, и не дадут они прерваться этому блаженству, не скажут громкого слова, не наступят на скрипучую половицу, не хлопнут дверью.
И уверенность не покидает тебя, и радостное чувство, что это только начало, и что будет так долго, долго!
Как маленькая капля ртути, соприкоснувшись с большой, начинает сливаться с ней, так и «Я», почувствовав нечто Великое, потянулся, потянулся к нему, в уверен - ности что некому осудить, осмеять меня за это, зная что уже некому не принесу этим вреда, веря и надеясь что буду понят и принят.
Маленькая капля ртути, - когда поверхность твоя нечиста, не слиться тебе большой чистой каплей!
Оказывается, не совсем ещё «Я» расстался с прошлой жизнью.
Настороженность, боязнь довериться, боязнь даже перед самим собой, рас - крыться узнать, наконец, кто же «Я» есть!
Теперь уже не окружавшие, а только «Я» был ответственен за собственную инертность.
Это «Я» пытался держать все свои чувства «под рукой», как скряга постоянно перебирая и проверяя их – не лишился ли чего. А через мгновение, снова сотрясался в неуверенности, и снова, как разбегавшихся цыплят, пытался собрать их – тот небольшой набор, который считал самим собой.
«Я» был просто осмотрен Безграничным, Освобождённым От Подозрений, Открытым и Великим.
Ох, как это было близко мне, как, трепеща, потянулись к нему все мои чувства!
Это манило и, признавая нашу близость, звало к себе, но слишком, слишком закован «Я» ограничениями, наложенными человеческой жизнью. Панцирь подозрительности оставлял меня чужеродным элементом – мне нужно освободиться от него, избавиться!
Как же мне, как же это сделать?
Чувствую ненастойчивый, мягкий поток благодушия и доброжелательности с примесью лёгкой насмешки, поток, который вливает уверенность в действительности происходящего, в действительности проявляемых намерений. Начинаю слабеть, подчиняться, отслаивая отчуждённость.
- Чёрный страх!...
- Желание плюнуть на всё и, - по течению, и, будь что будет, - сладко это, но давят, давят прошлые ограничения!
- Страшно!
- Не знаю, чего боюсь, - быть может, потерять ту последнюю каплю, которой ещё владею, боюсь перестать себя осознавать, боюсь новой, незнакомой смерти!
- Страх!
- Любопытство и осторожное желание узнать, что же будет!
- Страх и любопытство…!
- Желание…!
В прошлой, человеческой жизни, мне, иногда, удавалось сопротивляться подстрекательству, но сейчас «Я» его так хочу, что радостно воспринимаю.
Ощущение такое, как будто после долгого сидения скрюченным, «Я» получил возможность выпрямиться, облокотиться на удобную спинку кресла и откинуть голову.
- Итак, первый шаг сделан!
Прошлое, державшее меня в оковах детерминизма, поблекло, отошло: «Я» был свободен, но всё ещё по-человечески, глуп!
Получив возможность освободиться, расслабиться, «Я» не очень тороплюсь ею воспользоваться и, продумав пути к возможному отступлению, если придется защищать «Я» от распада, слегка ослабляю готовность запечататься от посягательств безразличием и незаинтересованностью.
Ощущаю себя местечковым жителем, впервые попавшим в большой город: - гордый, независимый вид и трясущиеся от неуверенности поджилки.
О, какой это пугающий процесс – доверение, и как по животному боязлив в нём человек!
«Ощетинившийся» подозрениями, «Я» постепенно успокаиваюсь. Нет никаких нападений, нет посягательств на мою, так тщательно оберегаемую личность, никто не пытается разобрать меня по чувствам, не разрушает меня!
Неспешная доброжелательность, проникающая в меня, помогает преодолеть этап за этапом, снимая опасения, настороженность, подозрения.
«Я» проникаюсь верой, а затем и уверенностью, что ничего плохого не произойдёт, и начинаю раскрываться, отслаивая, такие знакомые, такие близкие, и, так мешающие мне, чувства.
«Я» выпрямляюсь, выравниваюсь, с почти неслышным шорохом неумело расправляю залежавшиеся, онемелые, невидимые и, совершенно не ощущавшиеся до сих пор, крылья.
И, вот уже первый, неловкий взмах и, подскакивая, всё быстрее перебирая давно отяжелевшими ногами, ведомый совершенно непонятной силой желания, зовущей меня, подталкивающей и манящей, «Я» неуклюже взлетаю.
Как «Я» стремился к этому, как мечтал, что когда-нибудь буду свободным, сколько снов снилось мне в детстве, юности, ласково убеждавших в возможности невозможного, как «Я» боялся поверить в это теперь, уже перестав быть человеком, как тяжело приходил к доверию, и вот, это свершилось!
- Что же так потно и постыло?
- Это не так! Это не по-о-лёт!
- Это не то, чего «Я» жаждал!
Так не должно было произойти, это не тот мир, не тот уровень! Здесь не должно быть обмана и дешёвых фокусов! Что-то здесь не так, что-то упущено, недодумано!
С трудом отрываются наслоения настороженности и недоверия. «Я» омываюсь мягко вливающимся в меня чувством восторга.
Нет, это не восторг перед открывавшемся мне, - «Я» всё ещё слеп. Это восторг перед собственной доверчивостью и бесстрашная готовность к очищению.
«Я» возвращался - другого названия этому не было, «Я» возвращался, плавно передвигаясь в разраставшейся гамме чувств, проникаясь всё большей уверенностью в собственном очищении и, возвращаясь к тому, чем обладал при рождении, и что по какому-то тысячелетнему человеческому недомыслию, старательно затаптывалось воспитанием.
К моменту моего рождения, уровень человеческого мазохизма стал настолько высок, что то «Великое», с чем «Я» сейчас контактировал, вынуждено было, для выживания в том жестоком мире, начисто вытирать у новорожденных память о себе!
Кое-что ещё вспоминалось людям, но грани между вымыслом и правдой стёрлись, и плодились уроды, расползаясь по Земле, захватывая место под солнцем, присваивая себе право высказываться, действовать, насаждать, - активные наглые беспринципные!
У них всё было, как у остальных людей: жёны и дети, имущество и положение в обществе, но они никогда людьми не были – животное начало в человеке они нагло объявили человеческим и, опираясь на это заявление, провозгласили, что «ничто человеческое им не чуждо».
«Я» уже понимаю, что очищение – первоначальная, но совершенно не главная стадия, - есть следующие но, всё-таки, не могу избавиться от последних связей с прошлым.
Остаются незначительные чешуйки настороженности, которые «Я» хочу сбросить, но не могу.
- Помощи мне, помощи!
Всплывает воспоминание, которое «Я» всегда торопливо топил в сознании, не давая вырисовываться в чёткую картину.
«Я» весь замирал, когда оно начинало клубиться, наползая на всё то, что старательно выпестовывал в себе.
Ох, каким болезненным способом «Я» освобождался от человеческих «достоинств»!
P.S.........................................
Вложение: