Первое, что я сделала, войдя в квартиру – проверила автоответчик. И услышала:
- Привет, это Верран, ты не подходишь к телефону, значит, еще не вернулась из-за города, не буду звонить тебе туда, чтобы не мешать. Думаю о тебе. Пока.
Довольная улыбка осветила мое лицо, и я начала распаковывать вещи. Пора возвращаться на работу в университете, кто угодно мог простить мне продолжительное отсутствие, но только не мои студенты. Я преподаю английскую литературу в университете.
Я небогата, поэтому снимаю недорогую квартиру в районе, где ночью не страшно выйти на улицу. Меня можно назвать аккуратным, но немного рассеянным человеком, в комнатах царит легкий беспорядок, ликвидировать его можно в несколько минут. Обстановка такая: в гостиной – синие стены, с картинами, нарисованными друзьями-художниками, претендующими на абстракцию. Яркие краски. Простые формы. Скрытый смысл. Дальше располагаются: комплект желтой кожаной мягкой мебели – два кресла и диван; низкий столик для японских чаепитий, неизвестно каким путем попавший сюда. На нем – несколько книг в ярких обложках и прозрачная стеклянная ваза без цветов.
Часы, что висят на стене, подарила мне бабушка. Они старинные и совсем не подходят к интерьеру моей квартиры, но я люблю их и не хочу расставаться с ними.
Память заставляет нас хранить в себе и в квартире столько ненужных и вышедших из строя вещей.
Но часы работают, о чем они незамедлительно сообщили, пробив полдень. Глубокий звук разнесся кругами, осел, словно старая пыль, на кровати и комоде; встретил свое отражение в зеркале и выпорхнул в открытое окно.
Вторая комната предназначалась для сна. Обыкновенная. Гардероб, кровать, телевизор, книжные полки. Ну, вы понимаете. То же самое, что и все остальное, как говорит Вуди Аллен.

К рассвету дождь перестал и мы уснули. Когда я открыла глаза, Милан уже уехал, оставив на столе теплый завтрак и записку: «Спасибо за дождь» Белый кусочек бумаги.
«Хорошо, что плитку молочного шоколада не оставил» - поморщилась я. По утрам я чувствую себя циничной и немного одинокой; а с наступлением темноты – задумчивой и очень одинокой.
Растянувшись на постели, я вдыхала счастье и свободу:
«На сколько нас хватит в этот раз? Мы были вместе шесть месяцев, но постепенно Милан начал отдаляться, работа занимала все больше времени, все получилось само собой (но, черт, как же это было больно!), наше расставание. А самое ужасное – его равнодушие» Я вспомнила ночные звонки ему, слезы, и пульсирующее, подкрадывающееся осторожно одиночество, на которое была обречена против своей воли. «Но и терять меня он не хотел, все время говорил это. Говорил, но ничего не делал, а когда я собрала вещи и ушла – больше не звонил. Знаю, что и ему было нелегко, но повторять ошибки прошлого у меня нет ни слезинки желания. Я должна учиться на собственной боли»
Я почувствовала, что, не смотря на то, что вчера мы провели вместе прекрасный вечер, любовь не вернулась ко мне. Чувство было, но другое, совсем другое. И это хорошо. Неприятности позади.
«Мне нравится быть здесь одной, но также нравится и то, что теперь у меня есть к кому вернуться. Кажется, Милан будет ждать меня. Хотя это могут быть только догадки. Тем более, я же решила, что не люблю его. Но почему вид телефона вызывает у меня аппетит и хочется позвонить ему? Ведь со времени нашего расставания я держалась изо всех сил, но ни разу не набрала его номер. И он вернулся. А теперь, когда есть шанс все наладить, я не позволю себе прихлопнуть так просто эту бабочку, только-только склеившую заново свои крылья»
С этими мыслями я завтракала, а Гу, забытый со вчера, но сытый, - Милан подозрительно заботлив, - сидел на подоконнике, на маленьком матраце и смотрел в окно, на птиц, дразнящих его воображение и отвагу своими низкими полетами и веселым говорком. А я, вновь берясь за книгу, чувствовала себя отдохнувшей и готовой вернуться в город. И снова ревновала Милана. Хотя для этого у меня не было ни повода, ни права. А несколько дней спустя Гу отправился в обратный путь на заднем сиденье машины своей хозяйки.

Внезапно сон прервался телефонным звонком; и уже не в раю, а на Земле я услышала Милана.
- Добрый вечер. – Нежный и мягкий голос не дал мне разозлиться.
- Привет, - сказала я, зевая.
- Я соскучился, - Милан зазвучал немного смущенно, словно он сделал что-то нехорошее и теперь этого стеснялся. Я невольно напряглась. Но потом вспомнила, что мне, в общем-то, теперь уже все равно, снова расслабилась.
- Я тоже. Немного. – Не нужно показывать ему, что он тебе дорог, так советуют книги по психологии. Теперь, главное не сорваться, главное – не сорваться…
- Что делаешь? У тебя гости? – настороженно спросил он. (Ревнует?!!!)
- Я не принимаю здесь гостей весной, ты же помнишь? Без исключений. – Нужно оставаться твердой. До конца. А может быть дать ему повод поревновать?.. Между рожками Дьяволенка прошел электрический заряд. – За редким исключением.
- И кто же это исключение? – совсем недовольный голос доносится из трубки.
- Ты, Милан. – И Ангел в моей голове удовлетворенно улыбнулся.
Он моментально оттаял и даже улыбнулся.
- Тогда жди меня, я скоро приеду. – И бросает трубку на спусковой крючок.
- Но… Который час?!! – Эти слова я произношу уже в тишину.
Он приехал через сорок пять минут. Я впустила его в дом. Объятие.
Нежность. Я поняла, что именно этого мне и не хватало. Как будто он не бывший любовник, стоящий в гостиной, обнимающий меня, а кто-то родной, брат или любимый все-таки человек. Тот, кого я знала всю жизнь.
Мы говорили и читали ночь напролет, дождь отчаянно стучался в окно, стекал по крыше, а мы замирали и только теснее сплетались, когда молнии сверкали над темным полем, поросшим молодой травой. В доме горели свечи, и романтический дух колдовал над разбитыми сердцами.

udivitelnaya vew - con. inogda procipatcya ne xo4etcya,octatcya
bi tam navcegda...

Добавлено через SMS

«Все тот же райский сад, но шесть тысяч лет спустя. Птицы и звери, даже те, которые вымерли от неосторожного обращения с ними, и от этого они еще прекрасней. И мы – два последних человека на Земле. Понятное дело, мертвые, от какой-нибудь глобальной экологической катастрофы, но все же неплохо выглядим, нет, действительно выглядим даже лучше, чем при жизни. Плетеные кресла-качалки, хоть что-то изменилось, Она – такой консерватор. Мы медленно покачиваемся, теплый ветерок играет с моими длинными волосами…
…может быть, в раю все люди должны быть лысыми? Иначе, обязательно приходится подстригать волосы, они ведь постоянно растут. А если они растут, значит, и выпадают. Лысые в раю. А это смерть. Лысые, но бессмертные. Тогда люди тоже стареют и умирают в раю? Но ведь там все бессмертны… Ладно, это всего лишь сон, в конце концов, и смысла в нем нет. А где он есть?..
…Верран спокойно улыбается мне. Мы ждем. И вот, она входит – осторожно, легко. Верран приподнимает бровь, а я улыбаюсь. А что здесь необычного? Каждая женщина знает, что Бог – Женщина, но нам приходится умалчивать об этом, дабы тешить самолюбие прекрасной половины Человечества. А теперь, когда весь мир погиб, как я говорила, от самих себя и испорченной экологии (вспоминается инопланетянин Альф, его планета взорвалась от того что ее жители одновременно включили все фены для волос) , Она может открыть свою маленькую тайну одному, последнему мужчине. Могла, конечно, громогласный голос себе соорудить и внешность подобающую, но … зачем? Мы ведь, слава Ей, не одну сотню лет знакомы, можно и без спецэффектов обойтись. Устраивается поудобнее в своем кресле, стоящем напротив нас, и мы начинаем повесть о том, что произошло на Земле в то время, пока мы отсутствовали в Саду. Мы подробно, иногда сбиваясь, рассказываем о каждом из наших воплощений, о том, что несколько жизней мы так и не встретились, но знали, что в следующих эпизодах это непременно случится. А когда мы скучали по Ней, посылали я – белого голубя, Верран – черного ворона. Она кивала и говорила, что помнит и, вот они – те птицы. Нашли себе пару в Саду и поэтому не вернулись. Но Ей было приятно получать весточки от нас. А мы благодарны, что видим Ее и познали Любовь. Верран берет мою ладонь в свою, мы дополняем друг друга, научились уже. Потом мы пили чай. И вспоминали Начало. Смеялись вместе над нашей наивностью и Ее самоуверенностью (думала, мы побоимся? Да ничуть!). С тех пор мы осознали, что меньшего зла и сотворить не могли. Чем дольше существовала жизнь на планете, тем тяжелее становились грехи человеческие. В Аду тесновато стало, поэтому злодеи в конце мира стали жить дольше, чем им было предписано…»

Время тянулось улиточно-медленно. Наступило лето и я спряталась в свой маленький дом-мечту. И показываться оттуда явно не собиралюсь. По крайней мере, ближайшие несколько недель. Обстановка внутри убежища меня вполне устраивает: аккуратными рядами печально улыбались любимые книги; пушистая нежная кошка устроилась рядом; телефон иногда звонит – не так одиноко; приятная музыка не позволяет себе быть чрезмерно громкой и мешать мыслям. Магда провожу здесь, вдали от города, каждое лето. Просыпаюсь одним июльским днем и понимаю – пора. Собираю вещи, кота, сажусь в машину и уезжаю. Через час я уже стою у дверей дома из красного, кое-где облупившегося, кирпича; нащупываю ключ над дверью и открываю мир прохладного одиночества. Через некоторое время я обязательно, непременно вернусь обратно, в мир людей, чужих мыслей и чувств, а пока…
Я часами сиджу в кресле, укрывшись пледом, у открытого окна и наблюдаю за игрой листвы на деревьях. Природа хотела казаться моложе, шумела, лила дождь. Хотела сказать всем существам, живым и покоящимся в земле: «Смотрите! Я полна сил и наблюдаю за каждым вашим движением! Я люблю вас!» И я понимаю ее, понимаю, как только одна женщина может понять другую. Каждая - я и она - существовали за счет и во имя любви. Телесной, духовной, страстной, романтической любви. И каждый год я приезжала сюда любя и была любима и знала, что тот, кто ждет меня дома, понимает мое состояние и желание остаться наедине с собой, а когда я вернусь – все снова будет хорошо. Я была уверена. Но в этот раз вера умерла.
«Стыдно признать, но любовь не оправдала надежды на нее возложенные: крылья розовой бабочки оказались искусной подделкой, сделанной из папиросной бумаги, разрисованной красками» - я зажгла сигарету и тонкая струйка голубого дыма вырвалась из губ в прозрачный утренний воздух августа.
- Я здесь уже вторую неделю, а воспоминания продолжают мучить, словно болотного цвета ящерицы, холодными хвостами своими задевают самые чувствительные части души - и, действительно, стоило мне закрыть книгу или повесить трубку телефона, как его, некогда любимый, образ подкрадывался ко мне и начинал напоминать о самых приятных моментах наших отношений, которые теперь, - поразительно, почему не удовольствие, - причиняли только боль.
- Нет спасения от памяти, нежно-нежно она убивает меня. Нет спасения. Есть ли что-то важнее любви? Она так хрупка и ненадежна, могу ли я посвятить свою жизнь крыльям ненастоящей бабочки? Мне надоело страдать попусту из-за того, что Он, в разных воплощениях, Он, Единственный, пренебрегает мной. И я, такая одинаковая с каждым из них, совершаю одни и те же ошибки
Необходимо менять жизнь, менять себя. Менять имя и гардероб. Менять друзей… Нет, это уж слишком, но добавить несколько новых все же не помешает. Тех, кто еще не знает, о Большой Неудачной Любви всей моей жизни. Хватит запираться каждое лето от мира в своем домике. Необходимо прекратить бессмысленную игру в прятки от самой себя. Не спрячешься. И от Него не спрячешься.
- Я думала, мы будем вместе всегда; думала, у нас будут дети и мы станем семьей; думала, что такая любовь живет вечно, но Ты стал холодным и равнодушным, а я – подозрительной и неуверенной в себе. И наш разлад произошел по моей вине, но я обязана прекратить винить себя во всем и открыться любви. Не всегда я должна уступать тебе, но и противиться часто не стоит. В наших душах воцарилась пустота, мы не верим друг другу. Мне казалось раньше, что ты играешь со мной в такую игру. Она называлась «посмотрите-какой-я-равнодушный-и-как-мне-никто-не-нужен», но позже я поняла, что сама стала такой, каким ты хотел казаться или был на самом деле
Магда закрыла окно, разожгла огонь в камине, приятное тепло наполнило меня всю. Поужинав и накормив кота, его зовут Гу, я вернулась в свое кресло, повернув его к огню. Гу забрался на колени и сыто урчал. И так нам было уютно и лаково вдвоем, что я и не заметила, как медленно все вопросы, на которые еще не было ответов, тают в языках пламени, я уснула.