(c) Рейдер

        Глава 3. Лайм Белингтон.

        Без четверти одиннадцать Бенджемен вернулся в кубрик. Там все так же сидел Зак – Бену даже показалось, что он ни разу не пошевелился, и, скорее всего, так оно и было - и Марсель уже вернулся.

        Окна по-прежнему были закрыты, Зак курил, дым клубами наполнял комнату. На противоположной кровати сидел Марсель, все в тех же трусах (по-видимому, он не любил на себя много одевать), он с удивительной для непосвященных скоростью стучал по каким-то странным предметам и что-то напевал на неизвестном никому из его соседей языке. По правде говоря, этот язык, кроме двухсот тридцати шести веселых островитян и самого Марселя, вообще никто не знал. Подойдя ближе, Малыш увидел, что перед Марселем стоят два небольших блестящих тамтама. Однако бормотание Вуду по-прежнему осталось для него загадкой.

        -       Может, хватит уже? Ты достал! – вспылил Зак, - Ты еще по голове постучи!

        Джэм, не обращая на них внимания, сел на свою кровать и стал разбирать рюкзак. Вещей у него было немного: миниатюрный портативный компьютер, несколько тетрадей с его личными записями и исследованиями, немного одежды.

        -       Где этот чертов маразматик с нашими вещами? – проворчал Зак, стряхивая пепел с сигареты на пол, - этот пьяница всегда опаздывает…

        В решетчатом окошке появилась чья-то пренеприятная физиономия, кислая, как позавчерашний суп, с маленькими крысиными глазками и отвратительной ухмылкой.

        -       Опаздываешь, Крыс, опаздываешь, не вписываешься в график, - крикнул Зак входящему человеку прямо в волосатое острое ухо.

        Вошедшего звали Крис, но из-за неприглядной внешности для всех он был всего лишь Крысом. Одни говорили, что он недоразвитый, другие – просто ненормальный. Когда об этом заговаривали рядом с Марселем, тот важно отвечал, что «психи – они совсем не такие». На это обычно следовал ответ: «Да, тебе лучше знать».

        Крис выполнял самую низкую работу, а получал лишь жалкие гроши – однако и этому был всегда очень рад. В дни выдачи платы персоналу вся школа оглашалась его нечленораздельными воплями, и после этого он пропадал дня на два - на три. Он мыл полы, чистил ботинки, работал в прачечной и частенько выпивал…

        Крыс вошел в комнату и довольно гнусным, насквозь пропитым голосом сказал:

        -       3-16, четыре комплекта: обычная форма – брюки, куртка ярко-синего цвета, футболка, майка – белого, прорезиненная обувь – на липучках. Парадная форма – брюки, пиджак – черного цвета, ботинки тоже, галстук темно-синий; носки, белье – черного, белого и темно-синего цвета.

        -       Крыс, ты уже успел перевыполнить дневную норму своей занудности - давай поскорее, а то ведь не успеешь выпить сегодня, - перебил его Зак.

        -       Так… это старина Крис всегда успеет… хе-хе… первый – Заккари Браун, - Крыс швырнул комплект одежды наверх, в руки Заку, - второй – Марсель Сильверия, лови! третий – Бенджемен Тиммоти Бартон, держи; четвертый – Лайм Белингтон, - Крыс кинул комплект на пустую кровать, - где четвертый?

        -       Скоро будет, - как ни в чем не бывало, ответил Зак.

Если Зак сказал, значит, так оно и есть – к этому все его соседи уже успели привыкнуть.

И вправду, за полчаса до обеда под бешеные вопли полковника-Садиста, раздающиеся из коридора, вошел тот самый четвертый – Лайм Белингтон. Очень высокий, но не выше Зака, лысый негр с баскетбольным мячом в руках и огромным рюкзаком за спиной. Пару секунд он стоял в дверях, ожидая какой-нибудь гадости, и он ничуть не обманулся в своих ожиданиях: как только Лайм сделал первый шаг, на его черную лысую голову тут же упала горстка горячего пепла с сигареты.

        -       Добро пожаловать в ад – я, так и быть, послужу твоим персональным бесом, - усмехнулся Зак.

        Лайм посмотрел наверх и увидел ехидно улыбающегося белого парня, заползающего в небольшой люк на потолке. Если бы тот был хоть немного послабее, Лайм бы, не колеблясь, запихнул ему эту чертову сигарету прямо в глотку – он твердо верил, что только так и можно отстоять свое место под солнцем. Но парень был таким, каков он был, а потому новоприбывшему ничего не оставалось, как угрюмо пройти к своей койке. Богатый опыт уличных побоищ быстро подсказал ему, что шансы на победу в несостоявшемся поединке равнялись бы числу с нулем слева от запятой.

        -       Садись, вот твоя койка, - сказал Джэм, указывая на соседнюю кровать.

        -       А на твоем лице тоже знаки местного гостеприимства? – немного подождав, спросил Лайм.

        -       Ну… в общем, да.

        -       Ха… ладно, - Лайм утих и первым делом стал разбирать свой рюкзак, львиную долю содержимого которого составляли книги о космонавигации, справочник пилота, история космоса и все в этом духе - видимо, это было его хобби, коньком и объектом преклонения одновременно – чаще всего так оно и бывает.

        Ровно в полдень в каждой комнате, во всех корпусах раздался душераздирающий звук – сигнал, позывной на обед.

        -   А-а-а!!! От сирены уши вянут! – тоненько заверещал Джэм.

        -   Жрать! – вскрикнул Марсель, первым спрыгивая с кровати и выбегая из комнаты.

        -   Жрать так жрать, - согласился Лайм и пошел вслед за Марселем…

        Столовая… Место несбывшихся фантазий, фантазий о нормальной снеди. Ту дрянь, которую здесь давали, едой не мог назвать даже законченный оптимист. Оптимистов в академии не было, поэтому никто не строил особых иллюзий. Так как официально занятия в школе еще не начались, народу в столовой было не так уж и много. Как и принято, все разделились «по интересам». Марсель сидел с каким-то индейцем и парнем, похожим на Будду – с такими же бессмысленными глазами и не пропадающей, просто вечной улыбкой. Зак уселся с парочкой обкурившихся торчков и повел с ними неторопливый разговор обо всем на свете и ни о чем одновременно – все равно ни один из них не слышал, что говорят другие. Так же там сидела кучка перекачанных придурков в белых банданах и с блестящими цепями на шеях – слишком блестящими и толстыми, чтобы быть хоть сколь-нибудь ценными - наверняка какая-нибудь банда. Несколько несомненных идиотов тихо пускали слюни в тарелки; а в углу мирно обитала даже пара накрашенных парней, так и льнущих друг к другу – казалось, в эту школу собирают только отбросы общества. Лайму и Джэму ничего не оставалось, как сидеть вместе. Хотя вместе они сели только для того, чтобы не показаться отбросами этого импровизированного общества, поскольку друг с другом они не разговаривали – Лайм уткнулся в книгу, которую протащил с собой под майкой, а Джэм, тоскливо мешая бурду в тарелке, пытался найти в ней что-нибудь съедобное.

        -       Как такое вообще можно есть? Вот в «вышке», в высшей космической академии - это да, там еда так еда, не то, что это гаулианская слизь, - говорил Джэм.

        -       Если там так хорошо, что ж ты тогда оттуда ушел?

        -       А кто сказал, что я сам ушел?

        -       Выгнали?

        -       Да… а тебя тоже?

        -       Нет.

        -       А что ты тогда здесь делаешь? У тебя же лучшие данные: физическая подготовка, высокий коэффициент умственного развит…, - не успел договорить Джэм.

        -       Рылом, значит, не вышел! Низший класс я! Человек второго сорта! Деревня, подонок общества… таких только сюда и принимают! - зарычал Лайм, отшвырнув прочь тарелку с малосъедобным содержимым. - Я не ты! Это вы – маменькины сынки, которым все в жизни подносят на блюдечке с голубой каемочкой, а вы все пускаете по ветру!.. Да если бы у меня хотя бы шанс был в «вышку» попасть, уж я бы его не упустил, поверь мне, чертова кукла! - Лайм поднялся, с нескрываемой злобой посмотрел на непрошеного соседа по столику и вышел из неуютной столовой.

        Джем даже не взглянул на него – его остановившийся взгляд замер на противоположной стене: видимо, он о чем-то крепко задумался. Спустя отведенные на обед пятнадцать минут (тарелки просто проваливались вглубь длинных металлических столов – гениальная идея безвестного изобретателя, решившего таким образом ограничить чересчур долгое поглощение бурды, хотя охотников сидеть дольше почему-то не находилось) подошедший Марсель вывел его из глубоких раздумий чувствительным тычком в плечо. Обед завершился.