Снег идёт. И Ария идёт. Гранитные надолбы и сосновый лес стоят. Тихо так, неподвижно, по-зимнему. В руке кружка с адмиральским чаем. Практичная вещь – термокружка. На каждый третий шаг – глоток. Не то что бы холодно, скорее нравится вкус. Лес вокруг – сосны и только они. Высокие тянутся, стройные, корабельные. Из таких точно получится добротная мачта или даже целиком корабль. Все молодые кругом деревья: от совсем подлеска (только сосны) до в-о-о-он тех будущих возможных кораблей. А за спиной и ещё впереди ёлки – зелени не видно почти, всё присыпало снегом. Сухим таким снегом, не тающим. Потому что здесь была война. Поэтому теперь так тихо.

Вертикально. Строго вертикально. Мелкий, сухой, колючий. Из такого снежок слепишь – оцарапаешься. Штиль не только на море, поэтому и вертикально. Небо белое. Не такое белое как отсутствие цвета, а как снег, только темнее. И темнее и темнее. Сереет. Пепелеет. Глеб Рудольфович сбрасывает пепел в это небо. И сумерками это не назовёшь. Стоило отвернуться (а ты почаще отворачивайся, ага) и уже синь. Синяя с тенями бытность вокруг.
Раскройся всем. Развейся. Уходи.
Разрезать. Раскромсать. Разбить. Разрушить.
Водопадик не замёрз. Ёжик и море – осенняя сказка. А у меня (у нас) тут зимняя. Чувствуете? В воздухе пахнет волшебством. Как в сказке, чем дальше, тем волшебней.