Глава 6. Дерево с тысячей стволов

- Ну, ты, Коля, и даешь! - говорит Баклажан. - Видно, крепко достали тебя компаньоны. А тебе в голову не пришло их к ноге поставить, и править жесткими методами? А еще лучше - разогнать к ядреной фене. Тогда бы они, а не ты пели сейчас грустные песни. Мало я учил тебя уму-разуму!

Коля думает, потом отвечает с тоской: «Как ты не понимаешь, я ведь для них строил завод, доставал деньги, производство налаживал… Разве для себя мне много надо? Ты видел, как я потом в чистом поле своими руками отстроил все заново и заработал на вполне человеческую жизнь. По большому счету мне тот завод - одна головная боль. Просто была шальная мысль стать чем-то вроде баньяна с тысячей стволов, под тенью которого находят отдых и усталый путник, и птицы, и звери… Но они сами этого не захотели - чуть не шлепнули. Обидно мне не за себя, а за них. Почему так? Ведь дурость какая! Думаешь, почему русских нигде не любят? Да потому, что мы сами не любим ни себя, ни своих ближних. В семьях бесконечные склоки. Мужики пьют и воруют, бабы гуляют… Кто же нас будет любить? А Запад искусно подогревает низменные страсти и зарабатывает на этом хорошие деньги. Попутно еще и решает «русскую проблему». Знаешь, как завод мой бывший продавали американцам? А за какую сумму - не слышал? И не надо, а то заплачешь…Скажи, ну как я мог поставить их к ноге? Они мне как дети малые неразумные!»

Говорю: «Детей тоже  не мешает иногда пороть, если за дело. Для их же собственной пользы. Вот теперь твои коллеги пополнили армию безработных. С одной стороны, хамы получили по заслугам. Но с другой - ты не справился с ответственностью баньяна. Вместе с хамами ведь пострадали и невиновные, которых, несомненно, большинство…».

Ирочка: «Тебе просто говорить… А вот ты бы своих крошек порол, если б было за что?»

- Да не знаю, наверное, нет. Нормальным детям обычно бывает достаточно объяснить, что можно и что нельзя. Они все хорошо понимают. А если еще подавать личный пример… Насилием же только и добьешься, чтобы ребенок из вредности делал все наоборот, или в лучшем случае вел себя хорошо из страха. Почти у всех нас было в детстве что-то подобное. А потом удивляемся, откуда в мирное время да с культурными родителями у детей столько комплексов? Так и вырастают запуганные по жизни мужчины и женщины, согласные выполнять что угодно, лишь бы их не били да не наказывали. Но готовые напакостить, если этого никто не видит… Чудесная питательная среда для люмпен-пролетариата…

-         А тебя в детстве били?

-         Не знаю, можно ли это так назвать. Дед у меня был суровый, старой закалки. Родители не пороли, а вот от деда попадало часто. Как видишь, во вред не пошло. Но мы сейчас не об этом говорим. Дети - одно, а производство - совсем другое. Здесь действуют законы производственной необходимости. Зачастую в противовес эмоциям. Этот самый совковский люмпен-пролетариат не понимает никаких мер, кроме силы. Перед силой же пресмыкается. Колька просто не дожал своих коллег.

-         А ты что бы сделал на моем месте? - спрашивает Коля.

-         Как я тебе могу сказать, если у самого ситуация была точно такая? Пусть в меньшем масштабе, но зато повторялась четыре раза. И поступал я по-разному, да только на результатах это совершенно не отразилось. Наверное, судьба такая: подниматься снова и снова, чтобы идти дальше. Только с каждым разом труднее… В конце концов дополз до цели, но какой ценой? Я потерял вкус к жизни. Пью воду, и не чувствую вкуса; смотрю на облака, и не вижу их… А самое неприятное, стал замечать, что живу одним прошлым. Даже сны только о прошлом. Хочу представить будущее – и не могу. Нет его, сплошная тьма. Понимаю, что это как болезнь, так не должно быть, но пока ничего не могу сделать: не получается...

- А как же твои советы, - спрашивает Ирочка. – Ты столько писал мне, и у меня все так получалось в жизни, и было так радостно… Неужели все это блеф?

- Конечно, нет. Но ты пойми, я же не пророк и не волшебник, обычный человек. Как и ты, нахожусь в поисках смысла. В чем-то превзошел тебя, а в чем-то безнадежно отстал… Мы с тобой идем к одной цели, но разными путями. Поэтому обмен мнениями может быть весьма полезен обоим. Ты ведь тоже мне очень помогла, не подозревая об этом. Только сейчас дело в другом. Как дальше-то жить? Мы все выросли в непрерывных войнах. Горячих, холодных, гражданских, мировых, локальных, религиозных, пьяных и трезвых… в этом прошла жизнь нескольких поколений русских людей. А когда придет долгожданный мир, как и чем мы будем жить? Сможем приспособиться, или начнем по привычке искать нового врага? Это было бы самым обидным. Помнишь, в «Золотом теленке»: Остап смотрит из канавы на проносящиеся мимо огни и говорит: «Шура, мы чужие на этом празднике жизни!» Вот самое большее, что я хотел бы лично для себя – не оказаться чужим, когда, наконец, наступит этот праздник...

- Эка ты загнул, - говорит Баклажан. - Не замечал за тобой раньше. Это Колька неисправимый философ. А наше дело маленькое: выпить водочки да закусить. Попробуй – хорошо прочищает мозги. Все сразу станет просто и понятно. К тому же неизвестно, придет ли вообще когда-нибудь этот мир… - И лезет за фляжкой.

- Погоди, Баклажан, дай хоть раз поговорить. Вот ты у нас самый приспособленный к жизни, и то затосковал… Я тут долго размышлял о будущем. Получается, что не все так плохо. Есть это будущее. И абстрактное (для всех), и для нас кусочек личного обломится. Только сейчас не хочу говорить, пока на себе методу не проверю. Это как лекарство: если сам не сдохну, буду назначать пациентам. Пока давайте йети найдем и поработаем для мира. Может быть, и мир нам что-нибудь подкинет? Да если и нет, так не беда. Все равно прорвемся!

Не знаю, мои ли слова тому причиной, или просто кризис миновал, но Коля повеселел. Потихоньку берет гитару и поет… о ком бы вы думали?

Дружный хохот ответил Колиной выходке.  Говорю: «Ладно, поживем еще. А пока давайте спать: завтра тяжелый день!». Через каких-то пол часа под монотонный гул ветра, дующего из цирка, засыпаем.