Сегодня весь мир становится массой.
Такова жестокая реальность наших дней,
и такой я вижу ее, не закрывая глаз на жестокость.
Х.Ортега-и-Гассет [4]
Понятие массы, как структурообразующей формы общества не является изобретением ХХ в.. Напротив, история массы насчитывает не одно тысячелетие.. Поэтому, мне кажется, прежде чем проследить метаморфозы, произошедшие в современности и объять нынешнее, что она (Масса), представляет собой, необходимо проследить возможные истоки и причины ее возникновения.
Местом рождения массы стал еще Древний Рим. Но почему тогда не Греция, не Месопотамия, не Египет, ни восточные культуры, ведь очевидно, что масса появляется, когда появляются общественные ценности? Однако здесь легко впасть в заблуждение,
поскольку культура – это всегда система ценностей, существующих и востребованных в обществе, и в этом смысле любая культура - массова. Но очевидно, что мы не можем говорить, например, о египетской массовой культуре. Тогда в чем же специфика того разрыва в системе ценностей Древнего Рима, который и породил массу?
Проблема мне кажется в том, что оторванные от живительного гражданского равенства греческих полисов античные ценности, очень скоро перестали удовлетворять римлянина ,живущего в мире, зиждившемся на необузданной жестокости и тирании угнетателей над угнетенными. Несомненно, появляется разрыв, который могли заполнить только массовые ценности. И здесь ключевым мне кажется появление представления о бедности, как о благе.
Попытку объяснения возникновения этого феномена я нахожу у Илюшечкина. Говоря о компенсаторности массовой культуры, он вводит необходимость появления такого представления о бедных (бедный, значит благородный) из несоответствия между формальной свободой равных и реальностью, преподносящей очевидность превосходства одних над другими. И тут появление бедности, как духовного возвышения необходимо для равновесия. Естественно здесь немаловажную роль сыграла религия, та самая недостающая система ценностей, которая с успехом заменила задохнувшиеся на римской нигилистической, обратившейся к порокам и разложению почве, свободы греческой античности.
И здесь мы приходим к очень интересным выводам.. Таким образом, гражданственная слиянность членов греческих полисов гораздо меньше (скорее совсем не) нуждалась в массовости культуры, чем индивидуализм римлянина-покорителя вселенной. Но ведь неравенство было и в гораздо более древних культурах, а масса - нет. Мне кажется, это потому, что невозможность массы утверждается в Древнем Египте, в Шумере и на Востоке отсутствием для общества противоречия в существовании несвободы и неравенства (в отличие от римлян, впитавших наследие свободной Эллады) Т.е. эта невозможность обусловлена не самой иерархией богатых и бедных, а узаконенностью и закрепленнностью в сознании этой иерархии. Отсюда еще один интересный вывод - если истоки массы коренятся в кризисе ценностей, неудивительно тогда, что теперь, в эпоху постоянного конфликта, катастроф и переворотов, время, когда масса процветает.
И еще последнее замечание, касательно отношения к бедности. Здесь, мне кажется, прослеживается интересная связь с понятием массы у Мамардашвили. Рассматривая современные общественные ценности, автор указывает на различие идей, исходящих от человека или скорее происходящих в человеке, от тех которые заложены в нас массовым бессознательным и сочувствие к бедности относит как раз к не осмысливаемым самостоятельно, а заложенным в сознание, к удобным мыслям, массовым клише. Согласно же его концепции человека, личность именно и проявляется в противостоянии массе, как противопоставление измысливающего весь мир с ничего не желающей сознавать.
Еще одна черта массовости, которая, как мне кажется, проливает свет на ее природу, поскольку, сохраняясь и эволюционируя вместе с массой, сопутствует ей и не утрачивает актуальности и через столетия после зарождения - это стремление массы к уходу от повседневности, ее прямо-таки болезненная тяга ко всему чудесному и исключительному, приверженность мистике и суевериям.
Обращаясь в современность, мы найдем это качество настолько же сильным в массовом человеке, как и ранее, с той лишь разницей, что, романтика осуществления альтернативных систем ценностей, обеспечившая популярность жизнеописаниям разбойников в Древнем Риме и Средневековье, сменилась слезами над фильмами Козаностра, Аль-Капоне, Крестный отец; а гладиаторские бои - репортажами масс - медиа и боевиками. А суть та же. К тому же еще и повсеместное культивирование маниакального стремления к игре - чем не продолжение знаменитых «хлеба и зрелищ». Что ж, если прослеживается такие аналогии в истории, то возникает вопрос: «Так ли уж сильно изменилась понятие массы, и чем же насолила нам современная массовость?»
А разница огромна.
Масса Древнего Рима искала духовной свободы, искала пусть даже «иллюзорной возможности выразить собственное я»[3],масса современности не нуждается в духовности, она сама себе нравственная догма, где сминается «все непохожее, недюжинное, личностное и лучшее», где «отличаться - неприлично»[4]
Этот диссонанс нынешней массы, ярче всего отразился в искусстве. Классическое искусство пребывает вне отделимости от воспринимающего, в этом смысле оно всегда гуманно, и через это доступно каждому любому человеку по определению. Современное же искусство оторвано от обывателя (не-человечно- не-понятно). И в тоже время массово, клишировано и ориентированно на конвейерное производство. Парадокс? Нет. Дегуманизация искусства закономерна в смысле оторванности «человека – массы» (определение Ортега-и - Гассета) обывателя от «Человека» (в понятии Мамардашвили) личности, творца, художника.
Попытаемся разобраться, что же вызвало к жизни массу современности, или скорее что так преобразило (обезобразило) ее облик. Как основную причину Ортега - и-Гассет называет научно-техническую революцию, приведшую к резкому росту популяции человечества, к возросшему уровню жизни, а, следовательно, к общедоступности благ. Все это в сочетании с уверенностью каждого в праве на все эти блага и с оторванностью от понимания, насколько же сложно они достаются и как легко могут быть потеряны; и именно это ,согласно Ортега-и-Гассету, породило поколение избалованных детей ,свято верующих в систему, но не замечающих ее хрупкости, эгоистов-потребителей.
Я бы добавила сюда еще и влияние потерянности и отчаянья мировых войн. Однако это влияние лучше просматривается в определении человека-массы у Романо Гвардини, поскольку он подымает проблему бесчеловечности (войн в частности) в отношении к человеку, как к объекту манипуляции, уничтожения и т.д.
Однако вернемся к определению массы по Ортеге-и-Гассету. Прежде всего, это качественное понятие, так как количество (в отличие от психологических моделей изменения поведения человека в толпе) здесь не имеет определяющего значения. Ортега-и - Гассет подчеркивает, что массу можно определить по одному человеку. И масса включает в себя различные классы, в тоже время как класс может включать в себя различные массы и меньшинства. Массовый человек – тот, кто не просто не стремиться быть непохожим на других, но и утверждает и культивирует свое право на посредственность. Он не требует от себя мысли, и тем более не требует понимания другого, в то же время он берет на себя ответственность судить, даже не подозревая о том, какая это ответственность. Масса – это среднетипический человек, и разница между массой и сообществом вообще (даже толпой) состоит в том ,что цель, идея ,объединившая общество чуждое массовости- единственное общее в этом «совпадении несовпадений» .Масса же взаимозаменяема и потому безлика. Лидером в массе может стать любой, отсюда парадокс существования множества сделанных звезд ,посредственность вознесенная на вершину (неисчислимые примеры в поп -музыке.)Сравнивая это определение с определением Гвардини, мы находим много общего.
К примеру, человек- масса у Гвардини тоже прямая противоположность личности. Но Гвардини более оптимистичен, так как подчеркивает историческую закономерность появления человека-массы, а значит внеотрицательность этого социологического типа. Хотя отмечает, что на данный момент массовость проявляет себя скорей отрицательно. Отмечая сходные с Ортега - и - Гассет обстоятельства появления и признаки массы, такие, как безразличие к экзистенциальным проблемам и пессимистичные прогнозы развития (вряд ли такой человек превратит землю в рай), Гвардини настоятельно подчеркивает что главное, в чем оптимизм существования человека- массы – то, что за ним будущее. Еще одно, что Гвардини удалось уловить в массе, и что, мне кажется, ускользнуло от взора Ортеги – и - Гассета – направленность. Особое место в типологии Гвардини занимает этот функциональный, структурный признак массы. Программа- это то, что позволяет «человеку без личности» выстраивать свою жизнь. Вот почему сходство массы с машиной настолько очевидно. Воспринимая мир, продуцируемый машинами, органично, как свой собственный, такой человек посвящает жизнь адаптации, и сам скорее напоминает оттиск, клише чудовищной машины посредственности. И здесь уже невозможно говорить о личности, о субъективности. Самобытность утрачивает свою актуальность. Все чаще живое существо выступает как объект. Человек настоящего не стремиться преобразовывать мир. Свобода и инициатива перестают быть ценностями. На смену приходит инстинкт и анонимность.
Выводы
Скажите, вы никогда не страдали от собственной заурядности, никогда не застывали в восхищении перед тем, что вам не доступно, будь то полет мысли гения, либо результат усердия или технического мастерства. Если вам знакомо это чувство, смею вас заверить , вы не масса - вы Человек. Но оглянитесь – вы никогда не замечали, что вокруг ходят одинаковые люди, говорят одинаковые слова, носят одинаковую одежду. А чужая заурядность - часто ли заводит она вас в тупик? Вы никогда не ловили себя на том, что, скользя взглядом по очередной примелькавшегося фасона дубленке, на пару с такой же до боли знакомой шапочкой, сумкой и джинсиками, силитесь разобраться: не приступ ли это де жа вю, либо вы на самом деле знаете эту девушку? Типичная студентка, типичный молодой человек, типичный офисный работник. Эта мания обезличенности, сумасшедший калейдоскоп одинаковости, заполонивший наши жизни. Мода, вы скажете? А как же типичная пенсионерка. Обывательство в квадрате. Но мы как будто не замечаем этого. Мы привыкли, мы не удивляемся. Обыкновенные люди. Люди???
Брррр!
Гвардини четко очерчивает опасность, стоящую перед человечеством: лишиться того последнего, что составляет суть каждого, стать простым носителем функций. Это последнее индивидуальное, по которому и за «типичной» студенткой нами угадывается та уникальность, что называется человеком. Этот признак-лицо.
Лицо - как «нечто скромное и простое, что... может быть сохранено и развито в каждом человеческом индивиде»[5],как единственность человека в призвании Богом. И здесь система предстает не как тихая гавань жизни человеческой, а как возможный убийца, жерло, силящееся поглотить и переработать то последнее, что еще сохранил человек. И единственное что остается, и в этом согласны все перечитанные мной (и перечисленные в списке литературы авторы) - бороться, как только возможно утверждать собственную индивидуальность, чтобы этого никогда не случилось.
(c) 
зовут меня ашатан (наташа)и я хорошо осознаю ,почему пишу дневник-одиночество ,банально,но факт.Здесь столько людей ,но это другое,это не толпа ,тем удивительнее ,каждому хочется заглянуть в глаза.И тогда мне чуть-чуть спокойнее.Я согреваюсь.
