(Продолжение)


Вобуждённые примером двух счастливчиков, а также застоявшиеся во время перерыва школьники, заслышав музыку, с удвоенной силой принялись орать, кукарекать, лаять, колотить друг-дружку и, возможно, ломать балконы, что нам в темноте не было видно.

Не иначе, как нашлось немало завистников, мечтающих повторить подвиг и ухватить славы.

Но вдруг, в эту оглушительную какофонию ворвался резкий, высокий, ударный звук, нисколько не похожий на музыку, который мгновенно заставил зал испуганно замереть. Этот странный звук, словно ножом прорезал все инфро- и ультро- частоты школьного шума.

Оказалось, что это дирижёр стучит своей палочкой по пюпитру. Образовавшаяся тишина позволила всем услышать его дрожащий от негодования голос:

- Если вы сейчас же не замолчите, я прекращу спектакль!

Действительно, зал на несколько минут притих, занавес открылся, и началась сцена дуэли.

Ленский запел свою знаменитую арию "Что день грядущий мне готовит?".
Бедняга не догадывался, что этот день готовит ему кое что ещё, помимо придуманного Пушкиным и Чайковским.

Школьники оказались не такими уж невежами и знали, что в опере ожидается дуэль со стрельбой из пистолета.

Я так понял, что за перерыв они хорошенько перевооружились и подтянули к сцене свежие силы.

Как только тенор Ленский заблеял свою печальную песню, на него обрушился град выстрелов из духовых трубочек и рогаток.

В те далёкие времена, помимо шариковых авторучек, ещё не заполонивших весь пишущий мир, доживали свой век школьные перьевые ручки.

Вершиной перьевого портативного дизайна была металическая трубочка с двумя блестящими пробками-заглушками, в которые вставлялись перья. Если вынуть эти заглушки и засунуть в карман, то оставшаяся трубочка превращалалсь в замечательное духовое оружие неслабой поражающей, но не травмирующей силы. Если, конечно, не считать довольно редких попаданий в глаз.

Достаточно было хорошенько разжевать кусочек бумаги, а лучше промокашку, и пуля готова. Летел такой снаряд довольно далеко, и всякий, кто подвергался обстрелу, помнит его обидно-болезненный эффект, даже если не в глаз, а в бровь.

Честно говоря, состав и разбойную силу оружия индивидуального поражения атакующих я с третьего яруса не видел. Но результат каждого удачного выстрела стоил сотни непопаданий.

Ленский дёргался, хватался за поражённый орган, давал петуха, краснел, путал текст и мелодию.

Ко всему прочему, костюмы пушкинского времени, особенно панталоны, как оказалось, имели небольшой дефект, не столь вредный для балов, но подводивший в боевой дуэльной обстановке на открытой сцене.
Панталоны как-то уж очень обрисовывали наиболее уязвимые места на фигурах дуэлянтов, делая их лёгкой и заманчивой мишенью для сторонних снайперов.
Если у Ленского мишень была не столь велика, разве что только сзади, то у Онегина уже кое-что было. Ну а двое из четырёх секундантов представляли собой прямо-таки рай даже для прирождённых мазил.

Дирижёр, глядя на певцов снизу-вблизи довольно быстро заметил, что дуэль не заладилась. Певцы заикаются, вскрикивают и метятся совсем не туда, явно тяготея к позорному побегу от барьера.
Он опять принялся колотить палочкой по железке.
Зрители снова испуганно замерли.
Я, помнится, ещё удивился тому, как это палочка не разлетается на кусочки от этакого звука.

Снова дирижёр попугал нас жудким обещанием прекратить спектакль.

И опера продолжилась.
Такое прерывание происходило раз пять в течение дуэли.

Наконец снаряды кончились у всех, включая дуэлянтов.

И здесь выяснилось, что администрация спектакля тоже приготовила свой стратегический контрудар против неугомонного зала.

(Окончание следует)