У меня самого в то время, да и всё детство, специальных игрушек почти не было.
В период посещения мною Толика родители мои копили деньги, чтобы купить обеденный стол. Мама всего пару месяцев назад получила работу. Мы ели на какой-то шаткой, сколоченной гвоздями конструкции имеющей четыре разновысокие ножки.
Я приспосабливал под игрушки любые предметы домашнего обихода, которые мама мне доверяла: подставку под утюг, сам утюг, который для глажения нагревали на газовой плите, бельевые прищепки, открывалку для консервов, дуршлаг...
Любую, попавшую в моё поле зрения вещь, я тогда рассматривал прежде всего на предмет того, как её можно приспособить для игры.
У Толика мы с ним принялись играть в его разноцветные заводные игрушки, но почему-то, буквально через несколько минут любая из них надоедала и ему, и мне.
Тогда-то я и понял, что все его игрушки не стоят ни одной моей.
Мои игрушки могли превратиться во всё, что угодно, во всё, что я захочу. А его - были только тем, чем им предписали быть на игрушечной фабрике. А именно, красивыми, яркими подделками под машину, паровоз, солдата...
Когда мы перепробовали все игрушки, я почувствовал, что Толику стало скучно, как это бывало во дворе, и что для перехода к излюбленному им обзыванию меня жидом, ему не хватает только подходящей аудитории.
А ещё в это время вернулся с работы его папаша. Острым детским чутьём я уловил, что папаша не одобряет моего нтернационального присутствия в их квартире и запросился домой.
Больше у них я не бывал.
(Продолжение следует.)