В приведённой цитате, Миша упоминает книгу чешского поэта Людвика Ашкенази. С этой книгой связан один розыгрыш, который я позволил себе по отношению к Ланцбергу.

Сборник представлял собой небольшую книжку в чёрном переплёте и суперобложке. На каждой второй странице размещались чёрно-белые фотографии на самые разные темы, а рядом на пустой странице распологался короткий, в две-три строчки поэтический комментарий Людвика Ашкенази. Тексты без всякого стихотворного размера и рифмы были наполнены потрясающим поэтическим пафосом. Впрочем, сами фотографии того заслуживали.

Эту книгу я в числе других принёс на наше первое сценарное заседание. Володе она очень понравилась и он попросил её у меня домой, чтобы внимательнее прочитать и задействовать в спектакле.

Случилось так, что у него эта книжечка пропала.

Всё бы ничего, но книгу эту, в отличие от других, я выпросил на время у отца.
Отец мой тщательно собирал библиотеку многие годы, отказывая себе во многом другом и носясь с каждой книгой, как с писаной торбой.

Зная отцовскую щепетильность в книжом вопросе, я при первом удобном случае побытался забрать Ашкенази у Ланцберга обратно. После нескольких неудачных попыток вернуть книгу выяснилось, что книги у него нет.

Некоторое время поканючив в разных формах у Ланцберга, я затих в надежде, что отец не вспомнит об утраченном сборнике.

Не тут-то было. Где-то через годик отец всё же вспомнил и начал ко мне приставать, чтобы я вернул книгу. Я, соответственно, снова навалился на Володю, в надежде, что книга всё-таки найдётся. Нет, не нашлась. Он так переживал, что я сам же принимался его успокаивать.

Пришлось мне признаться отцу, что книга потеряна, о чём он мне потом припоминал почти до самой своей смерти.

Прошло лет десять. И вот наступил момент, когда Ланцберг, у которого к тому времени уже была другая семья, объявил, что он собирается покинуть Саратов и уехать в Туапсе.

В то время я уже почти не посещал КСП, ограничиваясь больше ролью зрителя и слушателя на концертах.
Однако, вместе со многими другими испытывал чувство обиды за то, что он покидает любимый Саратов, нас и клуб.

Мы воспринимали Ланцберга, как наше и нашего города ценное достояние, а его отъезд, как грабёж среди белого дня.
То, что он выкрадывал у нас сам себя, не сильно меняло дело.

Хотя он и покидал нас, но мы все его очень любили и решили устроить запоминающиеся проводы.

К тому времени у нас был уже немалый отыт проведения разных весёлых клубных вечеров как на территорииях клуба, так и на дому.
К проводам мы приготовили много разных частушек, прибауток, танцулек и песенок. Развесили разные шуточные прощальные плакаты, организовали торжественную закладку кирпича в мемориал его памяти, причём, несколько человек говорили прощальные речи шутливо поминая покидающего нас лидера. Увы, теперь это стало настоящей необратимой правдой.

Кроме многого другого, всего и не припомнишь, почти каждый из нас дарил ему от себя и от клуба какой-нибудь символический подарок, отражаюший нашу любовь, память и укор за отъезд.

И вот когда мы обсуждали кому какие подарки дарить, мне пришла коварная мысль.

- Эх, а нет ли у кого-нибудь из вас такой книги "Чёрная шкатулка" Ашкенази? - спросил я, без особой надежды.

Оказалось, что такая книга была у Эллы.

И вот, в самый разгар проводов любимого барда, под конец торжественного вручения сувениров, выходит Элла и говорит, что она никак не могла придумать, походящего подарка для отезжающего, и решила вернуть ему его же собственную книгу которую он ей когда-то подарил, но которую он так любит.
При этом она достаёт злополучную "Чёрную шкатулку" и прежде, чем передать Володе, всем её показывает.

Тут я вскакиваю с места и начинаю гомерически орать:

- Как же так! Ведь это же моя книга!

Вы бы видели выражение Володиного лица!

Честно говоря, я ни тогда, ни сейчас не был уверен в этичности такого рода шуток. Но очень уж хотелось пошутить и разыграть его за то, что уезжает.
Конечно же, после небольшой паузы, мы всё объяснили и заизвинялись.

До этого в течение многих лет у нас было много весёлых капустников.

Невозможно припомнить все задумки и развлекалки, которые мы придумывали для этих вечеринок. Несмотря на наличие на столах бутылок со спиртным, никто у нас не пил. Нераскрытые бутылки годами кочевали с праздника на праздник.

Хотя скромность автора этих строк и не имеет границ, он не может не отментить, что ему тоже выпало приложить немало нестриженой и непричёсаной фантазии на эти праздничные выдумки.

В недолгую бытность Ланцберга Директором дворца культуры, мы организовали в клубе Новогодний Маскарад. Все, кто хотел присутствовать на вечере, обязаны были иметь костюм, имя и игровой номер, который этот костюм обыгрывал. Специальные стражи у дверей проверяли наличие всего этого и, в случае отсутствия, мягкими, но обидными пинками выталкивали нерадивого визитёра.

К маскараду мне удалось протолкнуть одну идею. Я уговорил Берга сделать и обыграть костюм Мефистофеля. Он должен был появиться перед уже собравшимися клубниками в начале вечера, но когда все уже соберуться,. При этом он должен был исполнить арию Мефистофеля, усиленную громкоговорителями.

По моей версии она должна была звучать так:

- Ланцберг сам там правит бал! Там правит бал!

Он принял эту задумку и был очень хорош в костюме Мефистофиля с маленькими рожками. Только вот ария Мефистофиля, к некоторому моему разочарованию, была исполнена не им, а прозвучала с магнитофонной записи какого-то оперного баса.

http://img.liveinternet.ru/images/attach/2/3508/3508990_ne_vyshe_poyasa.mp3