Пара предыдущих постов была, наверно, не совсем в тему. Мне только хотелось продемонстрировать, откуда была такая уверенность, что Ланцберг не сможет отказаться от моего предложения написать оперу.

Он и не отказался:

- Я подумаю.

И посмотрел на меня рыжим, встревоженным взглядом.

Заручившись таким обещанием, я зачастил на еженедельные заседания Клуба Самодеятельной Песни.

Появляясь посредине клубного времени, в часто менявшихся дворцах культуры или других заведениях, которые на время пригревали бездомный КСП, я усаживался в удобной позиции и, ни с кем особенно не общаясь, неотрывно смотрел на композитора, выражая лицом почтенное ожидание и немой укор.

Те, у кого дома есть собаки или кошки, это поймут и посочувствуют бедному барду.

Обычно в клубе присутствовало человек пятнадцать-тридцать. Ланцберг представлял новых исполнителей или авторов. Кто-то показывал свои или чужие песни., рассказывал о посещении того или иного фестиваля, или же КСП. Часто это делал сам Ланцберг. Показывали фотографии. Обсуждали, какого известного автора пригласить и как принять. Пели песни.

А я сидел и смотрел на Берга. Он меня, вроде бы, не замечал. Правда, иногда как-то странно подёргивался в мою сторону.

Тогда, улучшив момент, когда он оказывался один, я подходил и задавал свой главный вопрос:

- Ну?

Он опять подёргивался, и его лицо приобретало совершенно отвлечённое сомнабулическое выражение. Он бормотал что-то про "был занят", "не успел", после чего я, обиженно раскланявшись, удалялся из клуба с видом неудовлетворённого заимодателя.

Вообще-то, Володю осаждал не только я. Почти все, кто посещал клуб, чего-то от него хотели, что-то предлагали, на что-то рассчитывали. По крайнеё мере, на то, что их глубоко запрятанный, не всем заметный, талант певца, гитариста, сочинителя песен, художника, мимического актёра, радио-аудио-любителя, организатора или просто хорошего человека будет сразу же обнаружен острым взглядом и чутким ухом любимого автора песен и руководителя клуба. После чего всему этому наконец найдётся достойное применение.

Мне казалось, что методы, которыми я тогда его атаковал, были сродни его собственным приёмам.

В одно из таких моих посещений, я, как обычно, задал свой коронный вопрос:

- Ну?

Ожидалось, что он он поделится со мной своими встречными предложениями о теме, сюжете и названии оперы, и мы наконец договоримся, когда и как начнём разработки.

На самом деле, в глубине души я рассчитывал принять немалое участие в создании оперного шедевра и нового жанра - бардовской оперы, но немного зная превратности творческого процесса, и с подлинным уважением относясь к возможностям самого Ланцберга, готов был ограничить своё участие многократно заданным вопросом "Ну?".

Помимо творческих соблазнов, был ешё такой козырный довод, что клубу нужно какое-нибудь общее дело, что-то, в чём все смогли бы принять участие и организовать клубу своё, ни на кого не похожее лицо.

И вдруг, вместо обычного "не успел" Ланцберг, торжествующе, как освободительный тезис, объявил, что он не сможет делать оперу.

- Но почему?

Ему, как он сказал, не хватает музыкального образования для такой работы.
Это была, конечно, отговорка.

И вы знаете? Я его понимал.

У него, и правда, не хватало времени. Но главное, он хотел создавать свои песни, а не оперу под моим восьмидесятипятикилограммовым давлением. Было множество замыслов, мелодий, недоделанных стихов и песен. Был его творческий мир, созданный огромным душевным трудом, который нужно поддерживать и охранять.

Он нашёл повод, чтобы наконец избавиться от соблазна и от меня.

Но и к такому повороту событий я, хоть и не без разочарования, но был готов.

В клуб Ланцберг обычно приходил пиджаке поверх свитерочка.

Когда он, изложив свой вердикт, собрался победоносно отчалить от меня в сторону терпеливо ожидавших клубных девочек и мальчиков, я сватил его за пуговицу пиджака и начал торопливо уговаривать, что для начала вовсе не нужно создавать оригинальную оперу. Что мы можем сделать композицию из уже известных песен и стихов, что это будет первая собственная сценическая работа клуба, что без его участия ничего не получится, что...
Бог знает, чего я только не приплетал.

Лишиться одной пуговицы на пиджаке означало, что придётся их перешивать все. А в то время подобрать в магазине пуговицы, походящие к пиджаку по цвету и размеру, да ещё в нужном количестве было почти невозможно.

Пришлось Лацбергу согласиться в следующий выходной прийти днём в детский сад, где я работал сторожем, для создания сценария. Третьей с нами согласилась быть Полина Пикман. На её присутствии настаивал я, не без основания опасаясь Берга. Да и вообще, когда двое деруться, всегда желателен третий. Кроме того, Полина обещала принести, редкие в то время, сборники стихов Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, Ахматовой.

Пуговица была спасена.

http://img.liveinternet.ru/images/attach/1/3506/3506944_den_kazalos_tolko_nachat.mp3