Вчера заполночь сижу читаю "Воспоминания о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе" современников издательства Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Вдруг телефонный звонок и молодой женский голос заговорщицки сообщает оттуда, что звонят мне, не много ни мало, как из туалета одного из черниковских подвальных баров, где чувствуешь себя точно как в бомбоубежище, и что тебя там за столиками середь бутылок и пепельниц окружают одни дебилы, и ещё что ты сегодня уволилась с работы и поэтому у тебя куча денег и что тебе всё нипочём и, может быть, ты прямо сейчас прыгнешь в какое-нибудь волшебное такси и примчишься в мой дворик посидеть на скамейке под моим окном со мной или без меня. Ты ещё не успеваешь запыхавшаяся проговорить всего этого, как в трубке появляется какое-то шипение и автоинформатор уведомляет, что связь с абонентом потеряна. Я недоумённо и очень медленно кладу трубку на место, поднимаю взгляд на стену, где висит карта города, слежу путь от моего дома к северу по Проспекту Октября (при этом всё ещё продолжая думать о русских социал-демократах, навещавших Маркса на его квартире в Лондоне) до твоей Первомайской улицы. Глубоко вздыхаю, хмурюсь: что это такое только что было? Тут я опять резко вздрагиваю от следующего звонка: ты ещё быстрее тараторишь в трубку, то ли спрашивая разрешения, то ли просто заявляя, что вот ты уже едешь ко мне очень-очень, ладно? хоть как, по любому, ладно? ну ладно (уже смеясь).
Тогда я покорно натягиваю штаны, свитерок и крадусь по квартире в зал, там встаю возле окна, прислонившись лбом к холодному стеклу и смотрю на дорогу. Любой сильный человек когда-нибудь бывает беспомощен и жалок, такой и я сейчас, со мной можно сделать что угодно. Таким ребёнком я стаю и ласкаю пальчиками стебли помидорной рассады, потом подношу пальцы к лицу и нюхаю их, часто моргаю.
Выхожу к тебе, где ты уже сидишь на той самой скамейке, схватив как хомячиха свою сумочку и вертишь головою по сторонам. Увидев меня ты вскакиваешь как угорелая и мчишься ко мне, но я сгибаюсь в три погибели и упреждаю тебя приложенным к губам помидорным пальчиком знаком "т-сс", и показываю наверх, мол, мамаша следит за нами. Твои глаза начинают сверкать ещё сильнее и ты тоже как бы припадаешь к земле, но всё равно продолжая хищнически красться в мою сторону.
После всех жеманств и кривляний мы усаживаемся на всё ту же скамейку и я начинаю выпрашивать у тебя покурить твои ментоловые сигареты. Потом мы обнаруживаем, что скамейка крашеная и наши задницы прилипли. Нисколько не расстроившись, а даже напротив, возвеселившись, бредём куда-нибудь в сторону пивного ларька, где стоит мусорской бобик. Я вспоминаю как на этом же самом месте, приехав с поезда поздней ночью с военных сборов, я сидел и пил задумчивое пиво, и меня чуть не скрутили менты за то, что карманы мои были набиты настоящими боевыми патронами от пистолета Макарова, автомата и пулемёта Калашникова, а также запалами от ручных гранат.
Долго разглагольствуем под ёлкой о методах дошкольного воспитания и, замёрзнув и спрятав недопитые бутылки в мой саквояж, торопимся в какой-нибудь подъезд. По пути туда я всё никак не могу понять почему у меня одна штанина влажная, может там где-нибудь кровь идёт, а я просто не чувствую раны? Ты предлагаешь меня раздеть, но я не соглашаюсь и продолжаю ощупывать и обнюхивать мокрую ногу. Ах, блять! Это же пиво из сумки вытекает прямо на меня! А там же вещи! И давай быстро вытряхивать всё содержимое саквояжа. Документы: читательские билеты национальной библиотеки им. А. Валиди, Башосуниверситета, Центральной городской библиотеки; Паспорт с квитанциями и извещениями о ценных бандеролях и почтовых переводах, удостоверение аспиранта, трудовая книжка; мой новый блокнотик, пытаюсь перелистывать его страницы, а с них буквы, слова, мысли стекают на мои руки и радостно капают на бетон; адресная записная книжка стала раза в три толще; две дискеты, лазерные компакт-диски, маленькие и большие все блестят от влаги; сборник стихотворений Иосифа Бродского – о, какое кощунство! лекции по философии учителя Лу (проф. Лукьянова А.В.); красочные объявления в папке о молодёжном философском клубе; журнал посещений и оценок студентов второго курса специальности прикладная математика; расчёска, ключи, банковская пластиковая карта для снятия стипендии. И всё это в липком, противном пиве, какой ужас!
Потом я прижимая тебя к дверям лифта и начинаю мацать, затем, вдруг озлившись, резкими бесцеремонными движениями расстёгиваю твои курточку и штанишки, разворачиваю тебя лицом к стене, нагибаю и вгоняю, вгоняю... ты стонешь, руки твои все в побелке от стены. Я кончаю в щель дверей лифта прямо в шахту, но что это? с рук моих стекает кровь и член весь в крови – у тебя месячные, а ты не сказала мне об этом. Вот дерьмо-то, а. Какая-то грязная сегодня ночь.
Я провожаю тебя до дороги, ты сама садишься в какую-то сплошь затонированную и блестящую разноцветными лампочками, как новогодняя ёлка, тачку, что я успеваю только запомнить автомобильные номера.
Когда, поставив рядом с собой бутылку минеральной воды, я уже падаю в пьяное забытьё, снова ты весёлая звонишь мне чёрт знает откуда. Я, не открывая глаз, слушаю твои признания о том, что счастлива счастлива как никогда и что а жизнь такое, а новогодний шофёр приставал ко мне и я испугалась, никогда ещё не смешивала алкоголь со страхом. Ватный, я глажу провод от телефонной трубки и так мне приятно от этого. Думаю: когда, в самом деле, я ещё смогу всё это ощущать, если меня не станет, всё это уйдёт куда-то... Вот лежу мастурбирую, сильно думаю о тебе, веришь ли, плачу и смеюсь.
На утро моя комната превращается в некое подобие дедушкиного гаража: баночки-скляночки с синтетическими растворителями, толуолом и формальдегидом, жидкостями для снятия лака для ногтей без ацетона французской фирмы AVON; щёточками и тряпочками, даже мочалками. Вся моя семья достают меня каждый со своими советами о том как лучше тереть. Мама суёт мне медицинский шприц, чтобы я набрал туда бензина и прыскал на джинсы, сестра уверяет, что даст в долг на покупку новых штанов и даже сходит со мной выбирать. Папа норовит зайти к соседу-сантехнику ещё чёрт знает за чем.
И спрашивается: зачем ты всё это барахло но ночь глядя с собой попёр?
Уже я стою в очереди за мороженым, женщины начинают брезгливо морщится, трогать свои носы и подозрительно вглядываться в соседей; я же, делая вид, что разглядываю пивные бутылки на витрине, не в силах сдержать улыбки.

Сегодня в 9 утра была назначена мне встреча проректором по учебной работе. Но я всю ночь сканировал собрание сочинений Лейбница 1982-го года издания и переставлял будильник раз пять на пять минут попозже, чтобы ещё хоть чуть-чуть поспать, ведь эти пять минут тогда длятся как целая жизнь. Но вот, еле-еле, с великим превозмоганием я всё таки бреду по туалетным делам, натягиваю на себя вещи и зловонные, неделю нестираные носки. В непроснувшейся ещё до конца голове продолжают выкрикивать, проносясь, обрывки каких-то неизвестных стихов, цитаты из каких-то никогда не читаных книг, обрывки неслышанных разговоров.
Захлопнув входную в квартиру дверь, я некоторое время выжидаю, почувствовав некоторую неуверенность в движениях и будто бы что что-то забыл. Деньги на проезд. Ох, блять. По карманам можно и не шарить – их там однозначно быть не может. По отцовским костюмам и плащам в шифанере тоже – я там давно уже всё что можно было вычистил. Я стою, некоторое время вслушиваясь в гудение опускающегося в шахте лифта, и вдруг меня охватывает такая необъяснимая радость, что я расплываюсь в счастливой улыбке и наполняюсь до края какой-то редкой добротой. Но это не то, будто я послал всех проректоров и иже с ними, это нечто другое, не злобное. Решительно я снова открываю стальную дверь, быстро раздеваюсь и юркаю в ещё не остывшую постель. Через минуту засыпаю как самый счастливый в это время на земле человек.

В выходные жаркие летние дни город опустевает. В воскресное утро на улице я вижу только подростков с мучительными похмельными лицами. Транспорт ходит полупустой. Из машины я зацепляю взгляды мальчишеские, многоговорящие.
А в будние ранние утра на лобных местах города можно увидеть целые поля, которым конца края не видно, пластмассовых столиков с зонтиками – плантации, на которых по ночам происходит питие бесчисленных литров пива под какую-то орущую музыку вперемежку с чем-то похожим на слова не имеющих смысла. Огромные по размерам рядом пластиковые же контейнеры для мусора доверху наполнены бутылками, стаканчиками, обёрткой от орешков, фисташек, сухариков. картофельных чипсов – незатейливые традиционные атрибуты. Пластиковая эпоха. И, кстати, даже туалеты выполнены из чего бы вы думали? Осталось теперь только шашлычницу сделать.
Девочка идёт вся обвешанная какими-то непонятными штуками, фенечками, изрисованная, татуированная, с рюкзачком, непонятные штаны – это что-то новое, какая-то субкультура.
Но в любом случае это необычная девочка. А я одет непримечательно, как все, обычно.
Но по взгляду только мы поняли, что мы заодно, что мы свои. "Тех самых" дев я определяю по тому что они в детстве водились только с мальчиками, они и сами говорят, что всегда чувствовали что мужской пол их всегда лучше понимал; кроме того с людьми старше их, чем со сверстниками... На ходу она открывает каким-то огромным ключом (от гаража что ли) стеклянную бутылку дешёвого пива, а крышку подпинывает так, что она подлетает высоко вверх и потом долго катится по асфальту.
В среде молодёжи деление на особенных и на быдло прослеживается намного чётче, чем во взрослом мире.
Нехитрые вещи из тумбочки в собственной комнате 15-летняя городской школьницы ещё у неё так много разных мягких игрушек или возня малолетних детишек под неусыпным бдением молодой мамаши на детской площадке.
Вечером пьём душный чай. Сестра рассказывает как у них на работе судили трёх 17-летних школьниц из какого-то села и весь суд ходил смотреть на них как на какое-нибудь диковинное экзотическое животное в зоопарке. А одна из них им на это язык показывала. Одну из своих одноклассниц – они её не то чтобы не любили... в шею осколки от зеркальца вдавливали ногами вбивали камнем по голове стучали пытались имитировать изнасилование палку засовывали. По первой инстанции... кассация... Психолог заключил о полной вменяемости подсудимых, то есть то, что они нормальные люди, такие же, значит, как мы с тобой. Громадный ротвейлер у конвоиров вдруг громко залаял на судебных приставов на всё здание главного верховного суда республики, перепугав всех престарелых судей и прочих служащих.
А ещё в этом месте закрывают на ключ в пластиковый прозрачный шкафчик допотопный междугородный телефонный аппарат, чтобы кто попало не звонил в другие города и страны.

Она говорит, что приехала в наш большой столичный город из далёкой Сибири, какого-то крохотного нефтяного городка или посёлка, где кроме нефти больше ничего нет. Что там ужасно скучно жить и она ни за что не хочет туда возвращаться.
Говорит, что ей очень нравится запах только что зажжённой спички. Она нарезает очень тонкими ломтиками чёрный хлеб, потому что так, как ей кажется, он становится вкуснее. Рассказывает как проходила какой-то тест на профпригодность, с гордостью сообщает так же результаты, что таких как она всего 5 % в общей популяции. Ещё она сильно любит всех на свете кошек, к ним она всегда обращается так: "Товарищ!", сам видел.
Она ужасно хочет почитать записи в моём блокнотике, который я всегда ношу с собой; я же требую взамен показать мне текстовое SMS-сообщение, только что пришедшее на её мобильный телефон. Её лицо принимает страдальческое выражение, но она всё таки не соглашается на сделку, я же продолжаю её дразнить и мучить этим. Чем-то всё это мне напоминает сексуальные ласки, ужас. "Когда что-то начал говорить и не доканчиваешь – так не делай пожалуйста, прошу тебя, лучше тогда вообще не начинай" – беспокоиться она.
Она положила на свой абонентский счёт 100 руб. Это хватит на 15 минут разговора по её трубке. На эти же деньги, – рассуждаю я, – можно заправить 10 литров бензина и проехать 100 километров. Это немного. Да, это не много, – соглашается она. Беспроводные телефоны, разговоры людей по радиоволнам каждый день проходят через меня. Куда ни глянь люди ведут переговоры по поводу мелочей жизни: кто куда во сколько приедет, что сделает, что купит и что продаст. От технического прогресса всё больше суматохи и суеты. Но именно то, что большинство людей заняты такими делами даёт возможность некоторым, вроде нас с тобой, не делать этого. Что-то вроде: дворник метёт двор, никому бы, конечно, не хотелось, но кто-то же должен этим заниматься. А в один прекрасный вечер, она даже умудрилась позвонить мне из какой-то деревни с крыши сарая или сеновала, так как на ровном месте отсутствовала зона покрытия и не было сигнала, что и протараторила сразу же мне она.
Ты женщина, и в сближении с тобой мне помогает сама природа, ибо интересы наши с ней здесь совпадают, этакий магистральный путь партии. Поговорим мы с тобой о самом интересном, о взаимоотношении полов, то есть о нас с тобой. Разглаживаешь пальцем мои брови. Хотел ещё попросить тебя раздеться до конца и покрутить на бёдрах спортивный обруч, который я заметил в её спальне. Родинка на шее, изящные ногти, ложбинка под нижней губой; чем пахнет бюстгальтер или щекотка под коленными чашечками. "Ты хитрый, подглядываешь когда целуешься, – шепчет она обиженным тоном. – И ещё ты всё время меня нюхаешь". Несовместимость твоего такого родного, приятного голоса с наготой твоего такого отталкивающего, чуждого мне тела. Кефир на раздолбанных детских качелях в обезлюженное утро у тебя во дворе, жарко ещё голова болит, щурясь улыбаемся пришедшей доверчиво кошке. Ты протягиваешь ей свой белый пальчик приятен лижущий шершавый кошачий язычок. Я люблю таскать твои дамские сумочки. Опять секс в душном подъезде можно сказать, что на улице.
Когда она капризничает или не хочет отвечать на вопрос, она изображает то ли собачку, то ли какое-то другое животное: "А'у! А'у!", а! так это мишка когда он что-то бормочет, а я смеялся в нос – "Запорожец" завожу... пока можно подурачиться, ну и пусть, что дураки, а потом, может быть, уже нельзя будет. Чихает она ужасно смешно, так громко и сама всегда этого стесняется, а потом всё равно тоже начинает смеяться вместе со мной. Ещё она ужасно мило косолапит, когда стоит на одном месте: носки внутрь и перебирает ногами.
Не успела высушить волосы так и пошла в школу, теперь видишь голоса нет совсем, простыла.
Не знаю почему я, кажется, никогда не говорил тебе, что ты очень красивая девушка, она засмеётся от удовольствия и скажет в ответ "спасибо".
Когда ей плохо, она старается остаться одна. У неё даже есть место на пустыре рядом с её домом, куда она приходит, чтобы побыть одной. В этом мы с ней похожи.
Когда день был неприятный или грустный она засыпает непременно свернувшись клубочком, как котёнок.

Надоело смотреть рекламу для красивых скотов. Вся она направлена только на потребности тел, туловищей людей. Молодые, красивые эстрадные кривляющиеся мартышки, которым с их мускулами и крутизной место где-нибудь в полевом блиндаже или в бою погибать от избытка энергии. Эти бесконечные журналы на великолепной глянцевой бумаге с качественнейшими фотографиями, но разве мне, знатоку тонких эмоций не разглядеть за натянутыми, якобы, улыбками всей жизни этой девушки, стоящей почти голой в обнимку с каким-то красавцем a-la американо без мозгов. Секс по всем каналам телевидения. Иногда меня натурально начинает тошнить и кажется, что вот-вот вырвет. Вся эта ёбаная культура дебилов, ведь мне не то что повоевать с достойным, даже просто поговорить не с кем, нет никого; мне то что. Да нет, и не в этом дело. Всё вокруг смешно. Я не говорил ещё, что хотел бы подохнуть под забором, как последнее ничтожество?
Не люблю людей, которые говорят, что самоубийцы все слабаки и дураки и что уж они-то точно категорически никогда не приемлют этот способ разрешения проблем; очень цепко они держаться за жизнь, от чего последняя становится ещё более невыносимей и ненужней.
Руками выжимал дольку лимона в стакан крепкого чая, рассерженно втирал оставшийся на пальцах сок в ладони, хотя и терпеть не могу липкие и грязные руки. По улице медленно шёл белоснежно седой старичок, он нёс прозрачный полиэтиленовый мешок, наполненный крупными огурцами и помидорами.
Радиостанция, каких много приветствует вас и желает всем самого лучшего настроения, да, и ещё хочу передать приветы всем кто меня знает, пожелать им всего того сказочного, чего никогда не бывает.
У нас в доме, да и вообще во всём городе исчезли тараканы; это – к войне. Что же делать, на войну что ли в самом деле поехать, а то так просто жаль… Бросить всё или нет? Сесть на мирный автобус, доехать до военного комиссариата, проситься на Кавказ... офицер запаса... боевое применение мотострелковых частей и подразделений на БТР и автомобилях. Успокаивающий стук колёс. Вместе с кучкой пацанов палить по тебе и по мне из ужасно хитрых железяк паскудных, но настолько же бессмысленных, на шее полумесяц со звездой, взращенный в магометанской стране, значит, по своим; а, поебать.
Ненавижу. Дерьмо какое-то, блядь.
Смотрю на бутылку водки и думаю так: это пойло лежит немереными количествами на прилавках всех в мире магазинов, как и пессимизм приходит оно из ниоткуда... и ведь есть неумеренные люди, которые спиваются. Пропащий я алкаш и нет мне ничего, нет ничего...
День до того удался, что я, верите ли, видите ли, в дневник записал.

Выйти из дома, побродить по городу, пособирать грустные сюжеты.
Думать о том водителе за рулём джипа, ковырявшего на ходу одной рукой у себя в носу.
Рекламный щит: ужасно довольный чем-то всё тот же мужчина в чёрном костюме при галстуке в лакированных туфлях лежит на каком-то роскошном кожаном диване, вокруг него наставлены высокие деревянные шкафы с зеркалами; посередине этой картинки пояснительная надпись: "Жизнь удалась!"
Паренёк, стрельнувший у тебя курить и которого ты угостил сигареткой скажет прищурившись стародворянское "благодарю".
Заснуть на часы в ванной, проснуться от остывшей воды. Мама замахивается на меня гимнастической скакалкой, потому что я не смог доказать ей, что самое главное в жизни… Или может вдруг покажется, что где-то что-то горит.
Позвонит ли давно забытый когда-то друг, будет плакать в трубку, говорить мне слова и слова, нет никого совсем совсем покинут и так больно боже ты мой, а ты только один мог меня понять и если ты не приедешь я же умру.


Ты всё время подбираешь слова специально будто для меня, как для маленького ребёнка. Ах ты боже мой она заметила, она видит. Признаюсь, что всегда только и делал что притворялся, натуру-привычку приобрёл, себя принижая опуская до других, обижая тем самым прежде всего себя ли их ли. Фразы, построения предложений не по правилам так кладу, чтобы, повторяю, показать, что я нисколько не лучше вас, а напротив вы же сами можете видеть.
Пыталась отучивать свою подругу от безвкусицы, я же ей говорил про экстравагантность, но ведь будут смеяться недоумевая она, ей я ну и пусть, ведь для того только мы и живём все вместе мы здесь чтобы смеяться друг над другом, разве нет, ну разве нет... и она в изысканном для неё тупике вздыхает ну не знаю, ну не знаю там она; так люблю смотреть я на тебя смотрящую, реснички хлоп-хлоп, на стены перед которыми поставил тебя сам же, перед магическими.
О своих надеждах оставшихся ещё не завядших так тоже приятно тебе поведывать, а я пытаюсь бороться с чьим-то проснувшимся внутри меня желанием разрушить их, не топтать, нет, а лаская и целуя, как самый мерзкий злодей, сладкий чтобы можно было о чём-то ещё думать, которого от этого всегда путают, перед поступками которого теряются мудрые люди. По всем меркам я считаюсь счастливым человеком, должна... но я этого не ощущаю. О далёких неведомых странах, о самых лучших людях как об инопланетянах, о невозможных вещах и событиях... И ещё, ты знаешь, мне всегда с билетами на экзаменах не везёт. Ты не понимаешь? Ну про это пишут например в женских журналах, листаешь сотканные пейзажи в жизни же кино никогда, ещё тела, мебель, вкусную еду. Лучше быть одной и не спорь это я решила так, одной воспитывать ребёнка, поехать на Чёрное море, вступать в сотрудничество с другим человеком, тем более мужчиной так трудно, себе дороже. Не люблю вообще когда на меня обращают внимание, стараясь быть незаметной, идя по улице не могу смотреть людям в их лица.
Бархатный, чуть уставший голос. И говорил с ней так откровенно, спокойно, так уверенно-безразлично, будто доживал последнюю ночь.

"Эту книгу замет обо всём, что прошло перед моими глазами и волновало моё сердце, я написала в тишине и уединении моего дома, где, как я думала, никто её никогда не увидит. …подарили целую гору превосходной бумаги. Казалось, ей конца не будет, и я писала на ней, пока не извела последний листок, о том, о сём, – словом, обо всём на свете, иногда даже о совершенных пустяках. Но больше всего я повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир, и о людях, которых считаю замечательными. Ведь я пишу для собственного удовольствия всё, что безотчётно приходит мне в голову. Разве могут мои небрежные наброски выдержать сравнение с настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства?"
Сэй-Сенагон (966 – 1010(1025)). "Записки у изголовья".

Historia abscondita (лат.) – Сокровенная история.

"Есть в крайних случаях та степень последней цинической откровенности, когда нервный человек, раздражённый и выведенный из себя, не боится уже ничего и готов хоть на всякий скандал, даже рад ему; бросается на людей, сам имея при этом не ясную, но твердую цель непременно минуту спустя слететь с колокольни и тем разом разрешить все недоумения, если таковые при этом окажутся".
Достоевский Ф.М. Идиот.


Шарль Бодлер
"Эпиграф к осужденной книге".

Друг мира, неба и людей,
Восторгов трезвых и печалей,
Брось эту книгу сатурналий,
Бесчинных оргий и скорбей!
Когда в риторике своей
Ты Сатане не подражаешь,
Брось! – Ты больным меня признаешь
Иль не поймёшь ни слова в ней.
Но если ум твой в безднах бродит,
Ища обетованный рай,
Скорбит, зовёт и не находит –
Тогда... О, брат! тогда читай
И братским чувством сожаленья
Откликнись на мои мученья.


Один раз я даже подумал, что этот мой дневник, наверное, сильно похож на ту засаленную тетрадку, которую носит всегда с собой глухонемой паренёк, чтобы изъясняться на её листах с людьми: отрывочно, эклектично, где-то беспомощно, местами неожиданно смешно, в целом трогательно.
Утончённейшие впечатления.


Дата рождения автора этих записок – 28 июль 1981 г. (Россия, Башкирия, муниципальный роддом № 6 г. Уфы)