амаранта не жмурится, я затыкаю ей рот,
одновременно скользя языком где-то подле
стебля любви. а дождь здесь давно не идет.
сдали полдома, но кажется, будто продали.
братья ушли на войну, а в цветном шатре
снова берет девиц на прицел алхимик.
(глупые фокусы, - крики: «а их же две»,
я никогда не стала бы спать с такими.)
раньше сам мелькиадес нам мастерил
жизненный цикл боли, но летописный
свод устарел. в двадцать первом других мерил
требует даже смерть, так чего о жизни!
мы не боимся инцеста в отличие от
поводырей, о которых поведал маркес.
в новом пространстве есть амарантин рот,
два косяка и – до клуба – четыре марки.
~
а вот вчера – было дело – пошли гулять,
видели церковь, цыган (целовались), целок,
слишком хотелось плечики оголять,
чтобы хоть раз осмелиться это сделать.
календари не врали своей листве.
ни виоленсии, ни завалящей распри.
«средняя продолжительность акта – две
или четыре минуты. не больше». – «разве?»
голуби не боятся святых мощей.
(нет, с сыновьями тетушки доминики
тоже не стану.) в принципе, вообще
нет ничего прекрасней чужой туники.
ладно, чего там, губы и острый нож
необходимы только для декораций.
ну а сегодня ты никуда не пойдешь,
будем сидеть в палаццо (читай: «ебацца»).
~
все ты наврал, пруденсио агилляр.
я говорю, как истая колумбийка:
поза – причина смерти. для января
нет ничего святого. но раз убийца
хочет начать так странно очередной,
явно не лучший год – его право. (знаю:
вряд ли читателю хочется спать со мной
после всего.) небесная и земная
стороны чувства – лучшие зеркала,
и друг для друга – тоже. и, раз урсула
тоже с теченьем времени умерла,
значит, пора запомнить родные скулы,
и обводить ладони карандашом, -
нежно вести стило по шершаво-серой
глади листа. поезд, видимо, не пришел.
«сделать тебе еще?» - «будь любезна, сделай».
~
ящик для инструментов. дверной замок
малость подзаржавел и теперь скрежещет.
выпьем еще немного и вспомним о
том, как нам первый раз захотелось женщин;
хочешь in practice? только не догола!
все ж таки в этом деле должна быть греза,
просто иначе – вспыхнуть и догорааать, -
черствая, в общем, ночь и рассвет тверезый.
вогнутый пах, как аркадио полагал,
есть одно из главных достоинств креолки.
а у тебя – кисейные берега,
волосы на лобке так приятно колки.
губы сегодня, честно, слегка горчат.
как бы то ни было, ты не объемлешь город,
ангел молчит у правильного плеча, -
он недвижим. он просто туда приколот.
