Слышишь ли шорох песка под соленой водой,
Слышишь, как бьется о камни весенний прибой?
Слышишь, как капли дождя подпевают природе?
Так вот тебе песнь о бескрайней и страшной свободе.

Это было давно, горы выше небес стояли,
Зимы долгими были, руны во тьме сияли,
У морского царя были дочери краше зари,
Было восемь их рождено, но осталось - три.

Это было давно, поклонялись люди Богам,
Приносили младые жертвы вечным снегам,
Уводили на дно морское белых коней,
Сторонились лесов, болот, боялись теней.

Это было давно, она младшей в семье была,
На морском каталась коньке, не держа удила,
На морские гадала звезды, встречала жертвы,
Что ей в дар приносили земные глупые смертные.

Она младшей была, красивее небесной зари,
Была дочерью бога, топившего корабли,
И мечтала все детство о сладком лишь миге том,
Чтоб увидеть жизнь тех, кто тонул за дубовым бортом.

Как в сказках бывает? К ведьме морской пошла,
Попросила о даре и плату свою дала,
И вместо хвоста теперь - пара обычных ног,
Что любой преступить способна земной порог.

Только сказки, увы, всегда остаются сказками,
Жизнь рисует узоры более темными красками.
По камням ходила она, как по лезвию бритвы,
И сбивалось от боли сердце девичье с ритма.

Сохранив красоту и изящество, тонкий стан,
Оставалась видна только диким морским ветрам,
Не родная для мира людского, предавшая водный,
Она стала для всех миров - и себя - свободной.

Не тревожила птиц, не приминала травы,
Солнечный луч не грел ее головы.
Каждую ночь, погружаясь все глубже в раздумья,
Вспоминала слова проклятой морской колдуньи:

"Променявшая отчий кров и морскую воду
На две глупых ноги и смешную людскую свободу,
Никогда ты не станешь своей в этом странном мире,
Что бы ведьмы земные тебе там не говорили.

Лишь тогда сможешь свой обрести, глупышка, покой,
Когда кто-то с тобой под морскою сгинет водой.
Но не силой заставь покинуть земную твердь,
За тебя, полюбив, кто-то сам должен выбрать смерть".

Шли часы, собираясь в десятки и сотни лет,
Мир менялся, сиял, морская принцесса - нет.
Как заставить себя полюбить, если ты не видна
Никому. На земле и в воде ты одна.

Но однажды пройдя мимо смертной, она обернулась,
Потому что рыбачка ей - ей! Вдруг легко улыбнулась.
Повстречались два мира - призрачный и земной,
Зашумел, чуя горе, соленый морской прибой...

... Ей было тринадцать. Ветром морским пронизана,
Сидела на море, ловив лицом водные брызги, и
Песок пропускала меж пальцев, играла с ракушками,
И солнца лучи целовали ее веснушками.

Ей было тринадцать. Дитя ранней осени, с рыбами
Немыми общалась, с соленой водою и глыбами,
Что в берег врастали. И пробуждался под кожей
Узор, что плетеньем своим отливал спелой рожью.

Ей было тринадцать, она своего ждала Грея,
А может, Ундиной была. Всем преданиям веря,
Считала, что может исправить любое проклятие,
Любую судьбу поменяют признанья, объятия.

Ребенок природы, что рос на балладах и мифах,
Покой находила на плоских просоленных рифах,
Ни с кем не общалась, не ждали дома родные -
Видуньей была - зрила то, что не видят другие.

Увидев прекрасную деву морскую печальную,
В глаза заглянула ей - и утонула в отчаяньи,
Но тем, кто все знает, не надо чужих слышать слов,
Ей было тринадцать, "ведь все побеждает любовь?"...

И призрак бесплотный сквозь слезы на море глядя,
Увидела, как входит в воды младое дитя.
Тревожа своим хрупким телом стихии покой,
Вдруг манит рыбачка морскую царевну в прибой.

За руки взявшись, входят в воду две пленных,
Таят под солнца лучами, морской плавясь пеной.
Избавившись наконец от свободы оков,
Рыбачка устала. Ей было тринадцать веков.