У многих в памяти популярная песня 90-х : "Русский парень в огне не горит, Руский парень в воде не тонет". Но русского парня можно подло сбить в воздухе, расстрелять с земли, заманить в засаду, толкнуть на минное поле... Врагов много, русский парень - ОДИН. И снова польются ручьями материнские слёзы, сновы лягут в родную землю цинковые гробы, снова "родина" из Кремля пошлёт в утешение звёздочку или орденок, начислит пенсию. А завтра отправит на передовую новых русских парней: будьте героями, спасайте и погибайте. Во славу пославших вас правителей и командиров.

И длится эта скорбная история через 1000 лет. Кого только не спасал русский парень по воле неразумных вождей - звали, не звали... Начиная с 13 столетия, когда бросился на защиту малых прибалтов от закованных в железо немецких рыцарей. С тех пор проливал свою кровь русский парень за малороссов и белоруссов, за молдаван, болгар и сербов, за поляков и чехов, за немцев и французов, за грузин и армян, за монголов, корейцев, китайцев и вьетнамцев, за кубинцев,афганцев и египтян... За кого ещё? всех и не упомнишь. Нет больше на свете такой страны и такого жертвенного народа.

Теперь вот "родина", засевшая в Кремле, решила, что надо повоевать за сирийцев и отправила безотказных русских парней в далёкие арабские страны. Может быть, так и надо - спасать чужую свободу и независимость, чужое счастье и благополучие? Сами-то не могут, слабы. Авось вспомнят когда-нибудь, скажут доброе слово, поклонятся по человеческому обычаю. Да нет, не везёт русскому парню. Кровь проливал, жизнь отдавал, а "спасибо" так и не дождался.

На другой день забывали, отводили глаза и делали вид, что никакой помощи не было, никаких жертв и геройства. Придумали всё русские. Не спасти, а завоевать приходили, пополнить свою безразмерную империю. Так вероломно, бесчестно поступали с руским парнем "верные союзники", "кровные братья", "добрые соседи"... Редко они спешили подставить плечо, войти в долю, облегчить тяжкую ношу русского парня. Напротив, хитрили, выжидали, рассчитывали: их много, русских парней, пусть повоюют за наше дело. А мы придём на готовенькое, сорвём сладкий плод победы, свои жизни сохраним.

Так было, так продолжается. Русские парни, не щадя себя, сражаются в далёком небе. А "союзники" зорко следят, когда сломает себе шею русский парень. И льётся молодая кровь, и гибнут, гибнут русские парни, девочки, мужчины и женщины вдали от родины-мачехи. Она им сурово объясняет: так нужно, интернациональный долг, воюяя на чужой земле, вы защищаете свою от террористов. Только вот почему-то польские, немецкие, итальянские, английские, французские, турецкие парни не торопятся присоединится, разделить риск и опасность. Они предпочитают защищать свою родину дома, на родных границах. Потому что знают: дороже собственной земли, собственной семьи ничего нет на свете. Так их учат. И они это знают твёрдо.

Погиб молодой мужчина. Пригожий, талантливый, семьянин, сын известных родителей. Поэтому его смерть вызвала широкий отклик. Не катастрофа, не драка, не несчастный случай, не болезнь... Я бы сказал - запланированная смерть. Любил экстрим и решил прокатиться на крыше вагона. Прокатился - и не вернулся. В детстве мы, мальчишки, катались на трамвайных прицепах. Устраивались незаметно на железном выступе в хвосте вагона и ехали с ветерком несколько остановок, пока не услышим оглушительный милицейский свисток. Нам было 12-13 лет.
А на крышу поезда спрыгнул 32-летний мужчина. Он давно строил свою жизнь не по детским, а по взрослым правилам, его не назовёшь легкомысленным и беззаботным озорником. Такая ранняя неоправданная смерть.

Зачем, почему - думаю я, думают другие. Экстрим захватил не одиночек - массу молодёжи. Назвать его небывалым явлением трудно, такое было всегда. Менялись только формы проявления. Когда молодые люди из дворян выходили на дуэли - они предавались экстриму. Когда купеческие сынки затевали мордобой и били зеркала в ресторанах -они устраивали экстрим. Когда Гумилёв ехал в Африку охотиться на львов - он искал экстрима. Экстремальны многие профессии: военных, моряков, спасателей, геологов, шахтёров, циркачей... Тут всегда достаточно риска. Сферой экстрима был и остаётся спорт, особенно силовой. Но это профессии и занятия, в которых опасность заложена изначально, по необходимости. Она - неотъемлемый элемент целого.

Современный чистый экстрим - совсем иное. Здесь ищут и находят риск, опасность, угрозу жизни в чистом виде, как самоцель. И не скрывают этого, так и говорят: нам нужен адреналин, Мы хотим пережить экстаз, вспышку наслаждений.

Я понимаю, откуда возникают такие стремления. Из обыденности будней, из утомительной повторяемости заурядных процессов и явления. Каждый день еда, сон, работа, автомобиль, одни и те же лица, встречи, поступки. Всё обычно, привычно, предсказуемо. А душа рвётся к чему-то яркому и исключительному, к сильным переживаниям. Хочется со-бытий, а не заведённости. Так начинается экстрим. Головокружительные трюки с телом на земле, в воздухе, на воде. Под землёй и под водой. Где ещё?

Захватывающее зрелище, изумительные ловкость, сноровка, расчёт, изобретательность. А как подумаешь, чем это лихачество может закончиться в любой момент - восторг испаряется и сменяется тревожным вопросом: ЗАЧЕМ? Зачем ставить под удар, намеренно и хладнокровно, одну-единственную жизнь? Этот бесценный дар, данный нам вовсе не для соревнования со смертью и преждевременного обрыва. А для другого- труда, поиска, творчества, созидания, детей, воплощения...

Пришло на ум. Если бы молодой Эйнштейн, тоже талантливый и многообещающий, увлёкся экстримом ? Что бы от него осталось? Если бы к нему присоединились Пикассо, Блок, Рильке, Рахманинов, Маяковский, Фрейд...? Они просто не нуждались в экстриме. Их захватила другая, всепоглощающая и неодолимая, страсть творчества, осуществления земного предназначения и призвания, любимое дело. Будь то наука, искусство, конструирование, преподавание, строительство... Мало ли их на планете.
И когда я вижу кувыркающихся, прыгающих, скачущих юношей, я знаю: они хотят заполнить пустоту. В собственной душе, в собственной жизни. По-иному ещё не научились.

Самоубийц обычно жалеют и оплакивают. По этому не прольётся ни одна слеза, этого будут проклинать и ненавидеть без срока давности. Я говорю о немецком пилоте, который вместе с собой увлёк в бездну полторы сотни невинных пассажиров авиарейса. Теперь пытаются внушить публике мысль о невменяемости, психическом недуге самоубийцы. Как просто! Не сознавал, что делал, не контролировал себя. И все вопросы снимаются сразу - что взять с душевнобольного? Полная чушь! Он мог покончить с собою в любой момент в одиночку. Но кто бы тогда узнал, что жил на свете некий неудачник Андреас и малодушно наложил на себя руки? Нет, этот мужчина ясно представлял и понимал свои свои действия, он намеренно превратил самоубийство в европейскую трагедию и заставил вздрогнуть всё человечество. Как говорится, преступление было спланировано и обдумано.

Разобраться в мотивах кровавого акта не так уж сложно. Самоубийца доверился своей девушке, что о нём скоро заговорят, он добьётся своих целей любой ценой. Острая неудовлетворённость жизнью, карьерный конфликт с руководством компании подтолкнул мужчину к убийственному поступку - других способов самоутверждения он не представлял. Потому что был бесцветным, невыразительным существом, лишённым творческого потенциала. Зато был взращён обществом, где с младенческих лет культивируется крайний индивидуализм. Неприкасаемая автономия или суверенитет личности, как пишут на Западе.

Основное правило жизни: сначала я, потом все остальные. Животный индивидуализм пронизывает все общественные, бытовые, семейные отношения и перерастает в демонизм. Я самый лучший, самый умный, самый удачливый, самый способный и т.д. - вот с каким убеждением живут люди в либеральных системах потребления. И если на деле оказывается, что не самый, то возникает озлобленная решимость: я докажу, вы все ещё меня вспомните. Так формируются приличные с виду людоеды - до первого поражения. Так был настроен молодой немец-пилот. Мне плохо - пусть сгорит мир. Пусть будет плохо всем! И он добился своего, без колебаний закрывшись в кабине и направив лайнер на скалу.

Маленькие и большие демоны переполняют нашу жизнь. Это они бестрепетно сбивают пешеходов, спускают своих псов на прохожих, выясняют отношения оружием и спецприёмами, устраивают дебоши и скандалы, оскверняют природу, устраивают пожары и катастрофы... И если доходят до самоубийства, то взрывают дом, в котором жили.

Можно ли плясать и горланить разухабистые песни на погребении, когда прощаются с дорогим и любимым навсегда? Такой вопрос может показаться кощунственным, однако практика опережает самые невероятные опасения. На ТВ показали документальную ленту "Река жизни" с главным героем Валентином Распутиным. Писатель плывёт по Ангаре и посещает деревни и сёла, приговорённые к затоплению.

Развернулось строительство новой ГЭС, уровень воды поднимется на 20 м, и приангарские селения с 300-летней историей скроются под водой. Одна деревня, другая, тртетья - остались лишь одинокие старики. Остальных вывезли в город и наделили панельными коробками. И вот новых горожан доставили на барже в старинное село Кежму, им разрешили перед затоплением проститься с могилами предков и родными домами. Гремит электронная музыка, молодые и пожилые наливаются водкой, пивом и барахтаются вприсядку, нестройно орут песни-бодрячки: "Всё хорошо, всё будет хорошо!" И лишь один мужик, размазывая слёзы, надрывно кричит: "Это же родина моя! Зачем у меня отняли родину? Разве мало у нас воды! Чем они думают?"

Седой археолог, не сдерживая волнения, объясняет, что в этом краю люди живут 35 тыс. лет. "Мы не достойны этой земли, если уничтожаем родину предков". А народ веселится, пьёт, хохочет - праздник! Похороны обернулись весельем. Потому что народа давно нет. Народ, по мысли Горького, это преемственность родов: род на род. Есть насельники, жители. А жить можно везде - на Ангаре, в Иркутске, в Москве, на Ямайке. Полупьяные, отрыгивающие мужики и бабы снова погрузились на баржу и отчалили - в никуда. За спиной остались избы-призраки, развалины церкви 18 века, погост с покосившимися крестами.

Где-то в столице безмозглые вожди и менеджеры с парализованной совестью и распухшими банковскими счетами приняли решение о ликвидации русских деревень, а население покорно согласилось, повеселилось на похоронах и разъехалось. Будет ещё одна бетонная плотина, много воды - и новое кладбище.

Сердце Распутина надрывалось при виде картин беспамятства, разорения, вырождения родной земли. Он бил в набат, кричал, призывал опомниться и покаяться. Тщетно! Правителям и народу всё до лампочки. День прожит - и хорошо. А завтра пусть другие думают. Сердце не вынесло боли и гнева. Остановилось. Замены не будет.

Третье десятилетие прибалты проклинают "советскую оккупацию" и требуют, чтобы Россия компенсировала "колоссальный ущерб". Посмотрим на неподкупные факты, чтобы понять, кто кому должен.

Подоходный налог во времена СССР поступал из России целиком в союзный бюджет, а Литва, Эстония и Латвия оставляли себе. Они потребляли в 2-3 раза больше, чем производили, и жили таким образом за счёт России и других регионов. В России на 10 тыс. гектар пашни было дорог с твёрдым покрытием 12 км, в Прибалтике - более 70 км. За 45 лет "советской оккупации" объём выпускаемой продукции в Эстонии вырос в 55 раз. До 1940 г. промышленность в Латвии и Эстонии не достигла даже уровня 1913 года. В Латвии объём машиностроительной продукции составлял всего 40% от 1913 г.

СССР вложил в сельское хозяйство Эстонии 6 млрд. рублей. Построены электростанции, заводы, дороги, аэропорты, на глубоководный Таллинский порт затрачено 6 млрд. долларов.
Прибалты пользовались дешёвым советским сырьём, поэтому национальный доход этих республик создавался за счёт присвоения нацдохода других республик. Одна Латвия получала дополнительно за счёт этой разницы 1,5 млрд. рублей в год - более 1/5 всего латвийского нацдохода. Вот где кроется причина их зажиточной жизни в советские годы, о которой они тайком вздыхают по сей день.

Литва до 1940 г. была сугубо аграрной, всего 3 крупных фабрики: чулочная, табачная, спичечная. Остальная промышленность - кустарное производство. Бывший президент Литвы Казис Гринюс в 1939 обследовал 150 крестьянских хозяйств. 76 % крестьян носили деревянные башмаки, 2% - кожаные ботинки. Всего 1% женщин имели ночные рубашки, многие не имели понятия о мыле, в 95 семьях из 150 отмечены паразиты. У 150 тысяч человек зарегистрирован туберкулёз, 80% детей больны рахитом, смертность превышала рождаемость.

Литва постоянно получала из союзного бюджета в 3 раза больше капитальных вложений, чем ведущие области РСФСР. Построена паромная переправа из Клайпеды в Германию стоимостью 3 млрд. долл., аэропорт под Шауляем в 1 млрд.долл., Мажейкский нефтеперерабатывающий завод, Литовская ГРЭС, Игналинская АЭС. Производство электроэнергии выросло по сравнению с 1940 г. в 258 раз, электрифицирована вся республика вплоть до хуторов.По количеству студентов на 10000 жителей Литва опередила Японию, Англию, ФРГ. Города и посёлки приобрели великолепную архитектуру.

До 1940 г. Прибалтика экспортировала масло, яйца, лесоматериалы - больше ничего не производилось. В Латвии на 10000 тыс населения всего 51 студент, в 1985 году - 180 студентов. В 1939 г. СССР передал Литве Виленский край, отторгнутый от Польши. В 1945 г. Литве передана Клайпеда (Мемель), полученная от Германии. А можно бы было её присоединить к Калининградской обл.

В 1940, 1945-46 гг. советские органы боролись с вооружённым подпольем. Эстония была единственной европейской страной, которая отрапортовала Гиммлеру о полном очищении территории от евреев. Их уничтожала карательная организация "ОМАКАЙТСЕ" - Самозащита. В Литве и Латвии от коренного еврейского населения осталась 1/10 часть, в Голландии - 1/4, в Бельгии свыше 50%. Кровавый погром в Каунасе произошёл ещё до вступления немцев 24 июня 1941 г. После каждого удара ломом по затылку зрители-литовцы аплодировали. Вставляли в глотку водяные шланги, напор воды разрывал человека. За первые 5 месяцев фашистской оккупации в Литве убито 220 тыс. еврейских мужчин, женщин, детей - 95% всех нвреев. В Эстонии была сформирована дивизия СС, полицейские батальоны активно сотрудничали с гитлеровцами. Вот почему депортация части преступного населения была неизбежна после войны.Посчитайте и заплатите, господа. Нам нужны деньги.

А теперь о СЕЛФИ - самофотографировании. Интернет переполнен фото миллионов пользователей во всевозможных позах и ракурсах. Все хотят, чтобы мир запомнил их физиономию и отметил оригинальность строения черепа. Британский психиатр Дэвид Вил утверждает, что подобное увлечение совсем не безобидно: так проявляют себя пациенты с болезнью ДИСМОРФОБИЯ. Человек чрезмерно обеспокоен мнимыми недостатками своей внешности и часто делает сэлфи, чтобы успокоиться и обрести равновесие. От навязчивого желания трудно избавиться, и мириады самокартинок раздражают нормальных людей, у которых всё в порядке с самооценке. Так на наших глазах выросло ещё одно безумие человека, порождённое цивилизацией.

К психопатологии относятся и различные половые извращения. Многие телепрограммы, как "За стеклом", "Дом-2", "Криминальное чтиво", провоцируют такое психическое расстройство, как вуайеризм - подглядывание интимных сцен. А раздевание на глазах публики не что иное, как эксгибиционизм. Не случайно на улицах появилось столько полуобнажённых людей, нудистские пляжи перестали быть закрытой зоной. Огромные размеры приобрела педофилия, монстрофилия - любовь к уродству. Многие детские передачи формируют пассивный характер, неврастению, расстройство сна, неразборчивость, грубость (имитация пуканья, нытьё, капризы, семейное воровство в форме игры...)

Так же агрессивно развинчивает психику сетевой маркетинг. На вечеринках, праздника, на свидании торговый агент вытаскивает из сумки образцы товаров и начинает рекламную кампанию. Где тут здравый ум и твёрдая память? Давно признаны невменяемыми шопинг, массовые распродажи, систематические бессмысленные покупки, когда люди буквально обезумевают. Оголтелая сексуальная пропаганда вызывает тяжёлое психическое расстройство - истерический психоз. Истерички и истерики стремятся любой ценой удовлетворить похоть. На этой почве распадаются семьи, калечатся дети, множатся венерические заболевания. Половую истерию многие принимают за норму, признак сексуального здоровья и свободу от ложного стыда. На самом деле, всё наоборот. Это тяжёлая психопатология, деградация.

Что же в сухом остатке? Перевёрнутый мир, где обитают люди с расшатанной, хаотизированной психикой. Не умеющие отличать черное от белого, верх от низа. Лишённые национально-культурной почвы, традиционной морали, норм поведения. Таких людей легко сломить, подчинить, сделать орудием чужой воли и планов. Так разрушаются и гибнут государства: Советский Союз на памяти. Безумию поддаться легко. Выйти из безумия - невозможно.

Вывод психиатров однозначен: психические аномалии охватили в разной степени всё человечество до такой степени, что рассматриваются обществом как норма. Различия между здоровыми и больными стираются. Причём не в сторону излечения больных, а в сторону перехода здоровых в разряд душевнобольных. Угрожающая тенденция, и перспективы мрачные. Я задумался и обнаружил в себе кое-какие признаки патологии, на которые раньше не обращал внимания. Время такое, что следует смотреть не только на других, но прежде всего - на себя. Советую каждому обратить внимание на своё поведение, чтобы вовремя опомниться.

Почему же безумные наводнили повседневность? Да потому что их перестали выявлять и ставить на учёт, а затем лечить в клиниках. Из гуманных соображений выпустили на волю даже тех, кто там пребывал. А сами психохроники не считают себя больными, ибо один из признаков душевной болезни - это снижение критики, т.е. неспособность осознать собственное состояние. Принудительное лечение отменили, государство устранилось из этой сложной сферы, и общество превратилось в безразмерный психиатрический диспансер. Чем это грозит всем нам? 27% выписанных пациентов обоего пола совершили хотя бы один акт насилия в течение первых 4-х месяцев после выхода из больницы. Вот вам одно из объяснений участившихся фактов агрессии и спонтанного насилия в семьях и публичных местах. Массы бомжей, запущенных алкоголиков, малолетних бродяг - всё это люди с патологией, вместо больниц они оказались на улице и терроризируют население. Сами они от лечения отказываются, считая себя здоровыми. Когда родные обращаются за помощью, им отказывают: не имеем права. Вот если убьёт, ранит, устроит пожар - тогда другое дело, мы приедем. Итак, безумие УЗАКОНЕНО, и государство отказалось признавать и лечить душевнобольных.

Вторая причина нарастания патологии - подмена и вытеснение традиционных норм и ценностей новыми, противоположными по качеству. Глобализация размывает вековые нравственные и общественные опоры, выдвигает на первый план прагматические и рыночные факторы. Возьмём моду. Она стала сильным средством патологизации психики, и нами это зачастую не осознаётся. Теперь мода не столько отражает, сколько формирует общественные процессы. Именно новой модой международный бизнес пробил массовое сознание. Традиционная мода украшала человека, скрашивала и скрывала его природные недостатки. Модерновая мода с конца 80-х годов делает облик нелепым и карикатурным. Брюки со сборками на животе, суживающиеся книзу, подчёркивают живот и зад, рубашки с кружевными манжетами и гипюровыми жабо...Нелепость переходит в уродство и безобразие. Те, кто надевает такую одежду, являют пример снижения критики, сопутствующей психическим отклонениям. Вот старуха в джинсовой юбке, кроссовках и бейсболке - стиль девочки 7-классницы. Это признак старческого слабоумия, а не молодости души, как думают многие окружающие.

Молодёжь разгуливает в майках без рукавов, а ведь это атрибут нижнего мужского белья. Голые плечи обезображены татуировками, в ушах сверкают серёжки. Вздыбленные причёски, синие, как у покойников, губы девиц, чёрные траурные ногти, выбритые на голове дорожки... Они и не подозревают, что именно больные трихотилломанией вырывают у себя на голове волосы, брови и ресницы. Так что подобные ухищрения не безобидны и квалифицируются как патология под термином "ПОРЧА ОБРАЗА". Психиатры указывают на журналы мод, которыми руководствуются многие обыватели: их подталкивают к безумию. Специально культивируется неряшество, неопрятность: юбки с перекошенными подолами или в виде лохмотьев, прорехи на джинсах, декоративные пятки на чулках, торчащие из-под свитеров рубашки или нарочно застёгнутые не на ту пуговицу, обвислые футболки, трёхдневная щетина. Пусть знают, что неопрятность - тоже клинический симптом, одно из проявлений шизофрении. Таким свойственно забывать, застёгнута ли одежда, давно ли вымыта голова и выбрито лицо.Надо помнить, что непристойность моды диктует и СТИЛЬ поведения. А стиль прямо связан с внутренней сущностью человека. Систематическое демонстративное уродство выводит субъекта из нормы в извращённое бытие душевнобольного.

Третий канал патологизации общества принадлежит деятелям шоу-бизнеса. Сами артисты признают, что сделать карьеру невозможно без доли сумасшествия и культивируют разного рода отклонения и извращения. В психиатрии это называется ПЕРВЕРСИЯ и ДЕВИАЦИЯ. Таким способом привлекается внимание публики, обеспечивается кассовый успех. Сценическая экстравагантность вышла из нормы и превратилась в невменяемость. Посмотрите на их прыжки, конвульсии, телодвижения, обнажение на сцене... Глаза выпучены, как в состоянии острого психоза. Вместо пения - вой, стоны, хрипы, выкрики. В ответ безумием заражаются зрители и начинают дрыгаться, свистеть, улюлюкать. Ведущие массовых зрелищ своим заводным стилем вызывают массовые психозы. Стадионы, рок-концерты, дискотеки являют картины массового помешательства. Не стоит удивляться, что подростки и молодёжь излучают агрессию, повышенную раздражительность, заводятся из-за пустяков, не терпят замечаний.

Разрушительная агрессия в сочетании с душевной тупостью - одно из проявлений ядерной (глубинной) шизофрении. Такой же шизофренией начинены компьютерные игры, герои которых всё время проламывают стены, поджигают дома, взрывают города, убивают всех подряд. В современных боевиках ядерной шизофрении не меньше. Добро и зло намерено поменяли местами, и молодёжь потеряла ориентиры. К злу стремятся, зло превозносят, оно вошло в моду.

Реклама пропагандирует преувеличенно чувствительное отношение к еде. Многочисленные кулинарные программы умело навязывают культ обжорства и вкусовых наслаждений. Восторженное отношение к еде свойственно шизоидным инфантилам. Они приходят в экстаз от куска торта или шоколадного батончика. В таких случаях вступает в права телемоделирование, когда формируется человеческое поведение и социальные отношения в заданном направлении. Телепрограммы и журналистика строятся так, что расщепляют массовое сознание, люди не способны выстроить простейшую логическую цепочку, эмоционально тупеют, не могут сконцентрировать внимание. В результате то, что на языке психиатров - разорванное сознание. Вал шокирующих новостей порождает амнезию - расстройство памяти. Уже на следующий день всё забывается.

Но не одной же любовью живёт молодёжь. Ей несвойственны мрачные думы, длительная печаль и тоска - преобладает жизнерадостное и насмешливое настроение. Особенно приветствуется юмор, без него в нашей переполненной заботами жизни никак не обойтись. Правда, юмор часто окрашен в эротические тона, но это уже свойство возраста, тем более что эротикой и сексом пропитано всё массовое искусство.

Вот незатейливые образцы: "Если птичка - лети, если рыбка - плыви, если рак - позвони". Эту же специфическую линию продолжает другой стишок: «Темнота - друг молодёжи, В темноте не видно рожи. Я люблю тебя. - Я тоже. Я хочу тебя. - Я тоже. А как звать тебя? - Серёжа. Ух, ты, блин - меня ведь тоже». Вы можете стать свидетелем негласного соревнования анатомических органов. Один сообщает: "У меня 16 см". Другой тут же включается: "А у меня 18! Выкуси". У кого из них преимущество - сказать трудно. Встречаются и совсем безобидные призывы с ироническим оттенком: "Живи, балдей, рожай детей Во имя родины своей!" Так автор прокомментировал демографическую озабоченность наших властей. Много язвительных и уничижительных шуток по адресу эмо и их нетрадиционной ориентации, но и прочие молодёжные группировки не обойдены вниманием: скины, панки, рэперы.

Жить во имя детей, разумеется, очень похвально и правильно, но для молодёжи государственная установка стоит не на первом месте. Самые лучшие годы хочется наполнить всевозможными удовольствиями и сильными ощущениями, взять от жизни, как говорится, всё. Об этом напоминает одна из коротких категоричных надписей: "Жизнь следует прожить так, чтобы было приятно вспоминать, но стыдно рассказывать". Утешает то, что стыд присутствует хоть в будущем времени. По этому правилу многие и живут, если не видят ничего более существенного и достойного.

А бывают и такие ситуации, что жить не хочется: "Мне 22 года. Я бомж, и не хочу жить. Помогите". На крик о помощи тут же откликается восторженный оптимист: "А мне 21 год, и я хочу жить! Ура!" Ну что ж, эти противоположные категории никогда не понимали друг друга. Вот не лишённый наблюдательности совет всем мечтающимо благополучии: «Если хочешь много счастья, Много ласки и любви - Сделай что-нибудь такое, Чтоб тебя потом ебли». Как не вспомнить народную мудрость: добрая слава лежит, а дурная - бежит. На обычных порядочных обывателей, как правило, не обращают внимания. В героях ходят скандалисты, крикуны и всевозможные нарушители норм и запретов: в юности это очень нравится. Например, наркоманы...
Тема наркомании тоже присутствует на панелях, но как-то скромно: «Героиновый рай, и они там вдвоём. Мы с тобою, наверное, тоже туда пойдём». Не ходите, это обманчивый рай: он уж точно выведет к концу. Но, кроме героина, есть ещё и расслабители, более доступные и популярные: «Порой бывает так паршиво, Что даже чай не лезет в глотку, А лезет только пиво, Которым запивают водку».

И есть молодые люди, думающие совсем о других предметах и заботах, так сказать, нематериального свойства. Им не чуждо бессмертное понятие идеала: «Можно полмира обойти, Но идеала не найти. Искать ведь можно целый век, А нужен просто Человек!» Золотые слова! Идеал без Человека невозможен, и раз это понимают, размышляют об этом - Человек состоится. Пускай даже в единственном числе. Как его представляют, этого человека вообще? Обычно так: «В 20 лет - playboy, В 40 лет - playman, В 60 лет - playoff, В 80 лет - gameover». А вот человек необычный: «Пой, словно тебя никто не слышит. Танцуй, словно тебя никто не видит. Люби, словно тебе не изменяют. Живи, словно на земле уже рай».

Что это означает? Только то, что жить следует безотносительно к существующей лжи, подлости, зависти, стяжательству, ненависти - так, словно их нет для тебя. Тогда-то и вырвешься в иной, горний, мир, единственно достойный человека. Но всё это слишком высокие материи, спустимся на грешную землю. Приведу в заключение задорную и даже патриотическую частушку с местным колоритом: «Не в укор вам, ленинградцы, Не в укор вам, москвичи. На морозе целоваться Могут только омичи!» А морозы и в самом деле нешуточные! Может быть, кто-нибудь ответит омичам? Хочется что-нибудь пожелать тем, кто терпеливо читал мои заметки.

Кажется, есть среди надписей подходящее: «Пусть всё проходит мимо, Кроме здоровья, денег и интима!» Вам понравилось и вы готовы запомнить и воспользоваться? А мне вспоминается американский спаниель, которому любвеобильная хозяйка оставила по завещанию $25 млн. Вот счастливчик: здоровье собачье, денег на несколько жизней и интим обеспечен под заботливым контролем персонала. Вы о таком счастье мечтаете?

Кто не встречал бессмертных строк из этой книги, а возможно, и сам участвовал в её написании? \"Здесь были Стёпа и Катя\". \"Мы из Рязани\". \"Дембель 2005: привет омичам\". \"Тут Владик взял Ларису\". \"ВЫПУСК ОмГТУ 2008\". \"Дашенька, я не могу без тебя...\" и т.д. Всё это банально и знакомо до последней буквы, но встречается и более острое, живое: \"Сижу я пьяная на лавке, И к мокрой жопе липнут плавки\". Дама почувствовала дискомфорт и сумела непринуждённо зарифмовать его на спинке пляжной скамьи. Пусть вас не коробит грубость и откровенность выражений, народная поэзия называет вещи своими именами и не любит иносказаний. Должен заметить, что примитивной похабщины и мата в последние годы стало намного меньше, она выходит из употребления. Авторы заборной книги пытаются высказываться по таким вопросам, которые их действительно волнуют и задевают.

Не останавливайтесь на первых же экспромтах, продолжайте искать и непременно наткнётесь на что-нибудь более порядочное и серьёзное: «Она была красива, и он был не урод, Она его любила, А он - наоборот. Судьба их разлучила. Но не прошёл и год, Она его забыла, а он – наоборот». Прелестная вещица, и сделана вполне литературно (я поправил один неуклюжий оборот). А главное, удачно отражён расхожий житейский случай - переменчивость любовного чувства. Забывают быстро, потому что любовь внушена глазами: не вижу - не люблю. Начинают любить по этой же причине: только на расстоянии, в отдалении появляется ощущение незаменимой утраты и вины, что недооценил. А рядом с этой незабываемой строфой ещё 2 строчки. Возмущённый и разгневанный на весь мир Влад посылает нас всех далеко-далеко: \"Мне не везёт, и я кричу: Пошли вы, граждане, в п...у\". Помнится, кто-то из классиков выразился: \"Все мы вышли из \"Шинели\" (имеется в виду гоголевская \"Шинель\"). Да нет же, уважаемый, мы вышли совсем из другого места, и Влад напомнил об этом, направив туда же. Итак, прошли всего-то 2-3 метра, а сколько разнообразия, эмоций, поворотов и информации! Поэтому не спешите осуждать и скептически ухмыляться, дескать, знаем, видали, пачкотня и трёп.

В многочисленных граффити заложено стремление человека заявить о своём существовании, наличии в этом огромном и равнодушном мире, отметить своё пребывание на земле среди других и выделиться самым простым и доступным способом. Так было в каменном веке, когда наши далёкие предки разрисовывали стены пещер и скал. Множество надписей открыто археологами в развалинах римских Помпей, засыпанных вулканическим пеплом, на расчищенных стенах киевского храма св. Софии. Эта тяга скрывается в каждом из нас, и мы проявляем её в разных формах: оставить автограф, рассказать о себе. Если бы надписи собирали и копировали регулярно, систематизировали и изучали, мы располагали бы уникальной летописью человеческих настроений и вкусов эпохи. Увы! Не только не собирают, а всеми средствами истребляют: замазывают, выскабливают, записывают. И эпохи лишаются неповторимых голосов современников, теряют навечно свои повседневные бытовые черты. Поэтому торопитесь, заборная книга недолговечна. Хотите что-нибудь узнать о своём поколении из первых уст или оставить свой след - не откладывайте на будущее. Каменные и деревянные страницы всегда открыты для вашего участия, кроме тёмных ночей.

Я поклонник панельного творчества. Если есть время, обязательно остановлюсь и начну разглядывать начертанные на заборах, стенах, столбах рисунки и тексты. Они расположены в укромных местах, в стороне от людского потока. Набережная - любимое место для самодеятельных авторов, тут развёрнуты целые галереи. Много надписей на высоких бетонных ограждениях строек и территорий, они словно специально предназначены для публичных высказываний. Ерунда - скажет кто-нибудь и ошибётся. Среди уличных экспромтов встречаются интересные и содержательные вещицы, уверяю вас - чтение занимательное. И строгая критика одного из читателей не всегда попадает в цель: «Стихи на стенах туалета Писать, друзья, не мудрено. Среди говна вы все поэты, среди поэтов вы - говно!»

Поэзия не поэзия, но попадаются и полновесные строфы, хоть сейчас в антологию, надо только заметить и вчитаться. Занимаются этим делом люди определённого возраста - молодёжь от подростков до студентов, думаю, никак не старше 25 лет: у этих совсем другие наклонности и предпочтения. А молодёжь рвётся манифестировать и открывать свой мир, пусть даже на серых плитах панелей. Авторством здесь пренебрегают и имён, как правило, не указывают. Это-то и ценно, дорого. Молодому человеку массового покроя важна не известность, а возможность высказаться, быть услышанным, излить наболевшее. А наболело много, и часто такое серьёзное, о чём мы, старшие, не всегда и думаем, а то и просто забыли. Для меня такая стенопись - это срез настроений и размышлений молодёжной среды, выраженных вполне свободно и искренне, неформально. Направленность такого самовыражения самая разная - от забористой ругани до философских обобщений, но с удовольствием ещё раз отмечаю, что порнографии и матерщины совсем мало, особенно по сравнению с 90-ми годами. Уровень заборной литературы значительно вырос, я бы сказал - повзрослел. Заборные хулиганы как будто вывелись и напоминают о себе довольно редко.

Допускаю, что некоторых привела на панель неразделённость - груз одиночества всегда давит. Но не обязательно. Ведущим остаётся стремление напомнить о себе и дать выход личным переживаниям, оценкам, взглядам. Это заложено в каждом из нас, пример - интернет-дневники: кто их только не заводит! Из этого стремления выросла вся литература, всё искусство, и разница в талантах и способностях никого не останавливает. Не могу книгу - нацарапаю стишок, может быть, кому-нибудь понравится, как нижеследующий: «Порви фотографии всех, кто так дорог, Забудь обо всех - их уже не вернуть. За каждым углом подсознания шорох, Ты видишь их всех, ты не можешь заснуть. И тёплая осень напомнит о лете, О времени том, где ещё хорошо. Тебя больше нет на семейном портрете, Собрал тихо вещи и просто ушёл». Рядом приписка: \"Первый раз встречаю стихи на семейную тему. Необычно, поэтому привлекает. Спасибо!\" Возникло сопереживание, а с ним - перекличка. Значит, панельная поэзия востребована, её читают и находят отголоски своих переживаний.

Прочитайте неторопливые размеренные строки повзрослевшего меломана, и вас охватит грустное чувство уходящего безвозвратно времени: «А время пролетело незаметно Под музыку великой J-rock сцены. Хотя оно и тормозило где-то, Но всё равно вперёд стремились все мы. Кого мы слушали? Да всех подряд, наверно, И даже тех, кто только-только начал. Хорошей музыки ряды редеют – скверно, И это что-нибудь для нас да значит. Мы знаем, что есть anguraи monster, Есть вижуаль и вижуаль о′маре… Ну, и т.д., их просто очень много – Но юность нам вернуть они не могут».

Разумеется, любовная тематика на первом месте как во все времена. Короткие пылкие признания, мольбы и призывы не бросать, помнить; разочарования, восторги, проклятия - всё имеется в этой неповторимой лирической книге. Самое простое - предложение дружбы, масса коротких объявлений типа \"Я свободен\" и№№ телефонов. \"Познакомлюсь с очаровательной девушкой, мальчиком, мужчиной...\", \"Хочу любить\" и т.д. Встречаются и откровенные предложения \"Исполняю все интимные желания\". Такие, наверно, старательно проработали Кама-сутру и предлагают её практическое воплощение. Уверен, что ничего серьёзного за соблазнительными зазывами не стоит, это невинное озорство, розыгрыш, рассчитанный на лохов. Такой прибыльный бизнес делают совсем по-другому. Все хотят любви, но не всем она даётся, и тогда появляется сомнение и даже бравада: «Зачем любить, зачем страдать? Ведь все пути ведут в кровать. Давай попробуем начать, Найдём широкую кровать».

Да, любовь нередко начинается и завершается кроватью, но ведь бывает так, что кроме кровати ничего другого и нет. Не перепутайте и не забывайте, что существует ещё и платоническая любовь, самая бескорыстная и идеальная: женщину просто обожают. Способны на такую? (Петрарка и Лаура, Данте и Беатриче, \"Гранатовый браслет\" Куприна). Любви жаждут, предчувствуют, приближают: «Любовь надо ждать, она к вам придёт. Не станет стучать, а тихо войдёт. Закроется дверь заплаканных снов, Ты только поверь, что это – любовь. И будь ей верна, и крепко держись. Приходит она однажды как жизнь». Но вот явилась любовь и захватила юную пару безраздельно. Сколько счастливых строк, а среди нихдорогие имена: \"Солнышко Оля. Котик Слава. Бесценная Ларочка. Неповторимая Аллочка. Мой бог Алёша\"... «Ты в снах моих и наяву, Дышу тобой, тобой живу. Ты для меня, как солнца свет, Тобою каждый миг согрет. Настенька». Молодая любовь бурная и изменчивая, увлечения чередуются с разочарованиями и разрывами: «Ссоры, грозы, нервы, слёзы… Страх, молчанье, вновь признанье – И охлажденье, и прощанье…» Обретается горький опыт, но верность остаётся: «Лучше полюбить и потерять, Чем никогда любви не знать». Неудачи переживаются так остро, что хочется уйти навсегда: «Солнце погасло для тебя, Ветер спел последние песни. Ты умираешь любя - Так умирать интересней».

Вообще в молодости часто играют со смертью, берегут её как последний козырь в игре и нередко моделируют ситуацию исчезновения: а что будет, если я решусь? Как онипереживут?Что ОН (ОНА) сделает? А вот возьму и отравлюсь! Смерть часто видится как разрешение самых запутанных романов: «У кровати мелькают люди, Не могу разобрать слова. Я ждала, что меня не будет - Почему я ещё жива?» Что это? Неудачная попытка или воспалённое воображение? Во всяком случае, очень правдоподобно. Чаще всего, однако, самоубийству предпочитают банальный разрыв: кто-то уходит, от кого-то отказываются, но забыть милого друга не так-то просто: \"Говорят, что нужна минута, чтобы заметить особенного человека. Всего час, чтобы его полюбить. А затем нужна вся жизнь, чтобы его забыть\". В конфликте больше всего страдает брошенная сторона, ведь она ещё любит и надеется. Взрыв отчаяния вызвал предельно искренние строки-мольбу: «И всё равно ты уже не со мной, И всё равно буду биться я головой. Я твой холодный дождь, твоя немая боль, Но я прошу: люби меня такой!» И эти щемящие строки не могут не вызвать отклика в душе: «Ты ведь давно мне никто. Почему же так больно знать, Что с тобой кто-то ещё? И мне хочется просто рыдать. Я заплачу тихонько вечером Дома, чтоб никто не узнал. А мне делать давно уже нечего: Ты давно меня потерял».

Известно, что любимых превозносят и обожают, в глазах любящих они - единственные. Так и в этом грубоватом двусмысленном четверостишии: предмет поклонения заключён в мировую оправу: «Да-да, любимая, таких, как я, Найти здесь можно до х...я. Таких, как ты, здесь х…й найдёшь, Хотя весь мир ты обойдёшь». Трудно догадаться, восхищается или издевается влюблённый над своей избранницей - такова неоднозначная смысловая нагрузка русского мата. Это аксиома, что в любви шипов не меньше, чем роз. Лёгкое потребительское отношение мужчин к чувству женщины вызывает, кроме боли, сильный протест и рождает вот такие злые, вызывающие, но справедливые оценки: «О юноши, вас создал Бог, И в мире нет подобной твари. Вам не хватает лишь рогов, Чтоб вы совсем козлами стали». Дальше идёт совсем площадная ругань по адресу этих самых \"козлов\" и угрозы: \"Ты мне за всё заплатишь, Серёга!\", \"Какая ты сволочь, Стас\", \"Ты меня не раз вспомнишь, Кирилл\"... А вот эта надпись тоже вроде про любовь, только другого рода: \"Улыбнись! Люди так любят идиотов\". Подмечено верно. Ведь рядом с идиотами каждый чувствует себя суперменом.

В 2006 моему прадеду минуло 150 лет, бабуле – 110, можно подбивать итоги. Род мой – из глубины народной, крестьянский, с громкой русской фамилией. Не занесен в Бархатную книгу, не отмечен гербом, не высечен на скрижалях истории – таких подавляющее большинство. И все же предки не затерялись среди земляков; они не просто приспосабливались и повторяли наработанное, а стремились преобразовать среду, наложили на нее отпечаток своих самобытных личностей.      

Слежу за их судьбами, и не покидает чувство горечи. Прадеда грубо вырвали из родной почвы и забросили в чужой край только за то, что попытался дать отпор грабежу властей. Дед ходил под подозрением и сидел в тюрьмах при белогвардейцах и коммунистах, а свели в могилу оккупанты. 23-летнего дядю, как закоренелого уголовника, бессудно казнили палачи в погонах, и даже через 70 лет  слуги государства не желают признаваться в своем преступлении.

    

  На мрачном фоне можно бы назвать благополучными сестер Кутузовых, но язык не поворачивается: они не получили того, что заслужили бескорыстным трудом, хватало нужды и пренебрежения. Кипучая энергия и недюжинные способности матери не идут ни в какое сравнение с ее скромной участью и общественным положением, в то время как безликие и угодливые ровесники без помех взлетали к известности и высоким постам. В 70-е годы я вынужден был написать письмо министру обороны А.Гречко, под командованием которого служила мать, чтобы он помог получить государственную квартиру: в ту пору мать ютилась в интернатской библиотеке, рядом с воспитанниками. Другие получали быстро и беспрепятственно, а Кутузова, член партии с 1941 и ветеран войны, неизменно слышала отказы от местных властей. После вмешательства министра квартиру выделили, но не государственную, бесплатную, а кооперативную, и мать 10 лет выплачивала ее стоимость.

 

Независимый дух Кутузовых перешел к внуку. И хотя в откровенных фрондёрах я никогда не ходил, занятый всецело учительством, но недоверчивое, настороженное отношение власти ощущал не раз. Помню, в 1988 Ленинский райком партии сформировал лекторскую группу для поездки по пригородным районам области. Членам группы поручили разъяснять и популяризировать в производственных коллективах горбачевскую политику перестройки и демократизации. Школьный секретарь парткома Е.Тверской известил меня: «Ты тоже включен в группу, собирайся в Таврический район». Прошла неделя, другая – обо мне словно забыли. Подхожу на перемене  к Евгению и слышу от него обескураживающее: «Группа давно выехала в районы, так что успокойся». Глядя мимо меня, он промямлил: «Позвонили, что все места укомплектованы, и тебя решили не отвлекать от уроков». – «Что ты юлишь? – вспыхнул я. - Говори прямо: отказали?» Евгений помолчал и выразился более определенно: «По-моему, ты им не подходишь». Я и без него сообразил: в своих лекциях я поднимал самые острые темы и факты и говорил слишком смело, опережал партийные директивы. Вот и сработала заскорузлая защитная привычка: как бы чего не вышло.

Да, Кутузовы всегда «не подходили», были неудобные и неподкупные. Вот и племянник, 35-летний журналист Олег, пишет из Новороссийска: «У меня не тот характер, чтобы спокойно относиться к мерзостям и пополнять ряды тех, кто сгибается перед властями». Это не оппозиция, это врожденное неприятие векового русского уклада, при котором всякий самостоятельный и честный человек живет с репутацией опасного и неблагонадежного субъекта, вызывает огонь на себя. Я не юноша и пустых надежд не вынашиваю. Есть только туманная мечта. В далеком будущем, если оно состоится, новая власть и новый народ выйдут из противостояния, объединятся, и не только избранные, а все достойные и верные дети Отчизны будут услышаны и обласканы.

«От деда…От матери…От прадеда…От отца…» – и далее подробно, не упуская ни одной черты, римлянин Марк Аврелий перечисляет все, что ему досталось от родичей. Поучительный образец подтолкнул самого задуматься: что же мне оставили предки, чем пользовался без меры и счета, за что кланяюсь до земли?

 

От прадеда – нетерпимость к насилию и произволу, самоуважение, стойкость в жизненных невзгодах, незлопамятность и радость прощения.

 

 

 

 

 

 

 

 От деда – вдумчивое отношение к жизни, сосредоточенность и наблюдательность, широта умственных запросов, бесстрашие и прямота, решительность и настойчивость в предприятиях, огромное трудолюбие и универсальная одаренность, музыкальный слух и любовь к песне, чуткая отзывчивая душа.

   От бабки – аккуратность, чистоплотность и умение создавать домашний порядок, преклонение перед книгой, неприятие болтливого безделья, постоянство характера, неброская любовь к близким, достоинство в неурядицах, хлебосольство.

 

 

 

 

 

 

 

 

От матери – бережливость, расчетливость и осмотрительность в расходах, отвращение к лицемерию и показухе, высочайшая ответственность и добросовестность, одержимость любимым делом и верность данному слову, требовательное отношение к ближним, скромность в быту, самостоятельность в поведении, скрытое честолюбие.

  От отчима – забота о доме, смекалка и находчивость в труде, внимание к нуждам ребенка, искренность, строгость и организованность.

От тетки – благожелательность и мягкость характера, преданность семье, умение безропотно нести свой крест.

   Род – это эстафета, в которой случаются выпавшие звенья, замедления и остановки. Вливаются новые лица, меняются фамилии, усиливаются одни и ослабевают другие качества. Но всегда остается нечто неразменное и неделимое, то, что позволяет с гордостью сказать во все времена: «Я из рода Кутузовых!» 

Высылаю вам акт на переданный в республиканский Музей боевой славы сборник воспоминаний однополчан «Наш комдив», который подготовлен вами и вашими следопытами. Вчера у меня был работник музея, и я напомнил ему, чтобы музей выразил вам благодарность за присланный материал. Передайте ребятам сердечный привет и наилучшие пожелания.
Фёдор Зиновьев, Герой Советского Союза,
бывший начальник штаба 73 гв. стр. дивизии
Кишинёв, 1980

Получил ваше письмо с сообщением о том, что имя моего брата Ивана Яковлевича Яковлева занесено на мемориальную доску в пос. Рождественский. Благодаря вам, брат как будто снова обрёл жизнь, его можно теперь навестить после долгой вынужденной разлуки. Я не помню его, мне было тогда 3 года. Когда пришла похоронка – помню хорошо. Рассказывают, что брат выделялся способностями в учёбе и имел не по годам зрелый ум. О том, при каких обстоятельствах он убит, я знаю от М. Сидихменова – нашего земляка и ровесника брата. Фотография, которую высылаю, переснята с фото в его паспорте, кусочки его оказались у нас и уже лет 20 хранятся в семье.
Семён Яковлев
Омск, 1980

Глубоко признателен и благодарен вам за вашу статью в газете «Молодой сибиряк».
Ульжабай Мергенбаев, ветеран 30-й лыжной бригады
Омская обл., 1984

В марте этого года мне посчастливилось побывать в Подольске в Центральном архиве Министерства обороны. Я работала с фондами 30-й отдельной лыжной бригады. Перед тем, как поехать, я изучила все имеющиеся материалы по истории этого формирования. Оказалось, что очень мало. А тот минимум, что сделан, это ваша заслуга. Вы были первопроходцем, а прокладывать лыжню по бездорожью всегда труднее. К 9 мая я готовлю публикацию и хочу, чтобы вы на выходе просмотрели бы мой текст. Боюсь ненароком обидеть ветеранов либо неправильно изложить какую-нибудь ситуацию.
Татьяна Терёхина, ведущий специалист
архивного управления.
Омск, 2005

В газете «Севская правда» от 5.04.1988 г. мы прочитали ваш материал о подвиге лыжников 28, 29 и 30-й лыжных бригад. Мы собираем материалы о воинах 28-й бригады. Уже установлено 19 лыжников из нашего Молчановского района, которые погибли в марте 1943 в боях за Севск. Обращаемся к вам с просьбой помочь нам в сборе сведений об этой бригаде. Там сражалось около 100 юношей из Молчановского района Томской области. В Омске живёт Александр Александрович Алёхин, бывший лыжник 28 бригады.
Группа «Поиск» 7 Б класса
Томская обл., 1988

С кем бы я ни встречался из наших ветеранов, всегда первое доброе слово о вас, о вашей большой бескорыстной работе. И поверьте, пока будет жив хоть один ветеран 30-й бригады, вас всегда будут вспоминать добром. В истории остались громкие названия и имена, а такие соединения, как наша бригада, забыты. Но мы выполняли свой долг не хуже других и отдали за Победу не меньше крови и жизней.
Константин Исаков, шахматный педагог, Заслуженный
тренер России, бывший командир отделения 30-й лыжной бригады
Омск, 1982

Когда читала газеты, было обидно, что чтут память павших, а моего Серёжу никто не вспомнит. В колхозе с нами он мало жил, учился на стороне, работал учителем и оттуда ушёл на фронт. В 43-м пришло извещение в военкомат, что С.Г. Брусков пропал без вести, пусть мать оформляет документы и получает пособие за сына. Но я два года не оформляла, всё ждала Серёжу, а после Победы стала писать повсюду, только ничего не узнала. Все эти годы очень скорбела и много плакала. 5 января получила от вас письмо и узнала, что мой сын тоже найден, не забыт. Будто весточки от Серёжи дождалась.
Клавдия Брускова, вдова и мать
погибшего воина-лыжника
Тюменская обл. 1980

От имени однополчан 32-й миномётной бригады приношу сердечную благодарность красным следопытам омской школы № 78 и руководителю группы «Поиск» И.А. Карпусь, которые разыскали нас, ветеранов, и организовали нашу встречу. Наш 288 отдельный миномётный полк быль сформирован в Омске в 1942 г. Под старой Руссой вступили в первые бои, сражались под Ковелем, освобождали Люблин и Варшаву, форсировали Одер и штурмовали Берлин, встретились с союзниками на Эльбе. На встрече со школьниками в День Советской Армии нам есть о чём рассказать своим юным друзьям.
Василий Телельков, бывший разведчик
Тольятти, 1983

Бесценный дар положили вы на весы истории Сибирского края в минувшую войну. Снова вспомнили нашу боевую юность, которая действительно прошла по огненной лыжне. Благодаря вам, мы нашли своих фронтовых друзей, приобрели новых товарищей. Замечательный и полный жизненной
правды журнал «Огненная лыжня» мы в своей семье прочитали несколько раз. Читают его и родные, знакомые, друзья.
Виктор Смирнов, бывший боец миномётного батальона
30-й лыжной бригады
Тюменская обл., 1980

Партийный архив Омского обкома КПСС выражает вам благодарность за переданные на хранение в архив документы по истории 30-й отдельной лыжной бригады. Все эти документы представляют несомненную ценность и будут использованы в исследовательской и военно-патриотической работе.
Александр Шумилов, научный сотрудник архива
Омск 1980

Какое счастье принесло мне ваше письмо! Вы мне вернули друга, которому я обязан жизнью. В марте 43 в бою за Севск я был ранен в голову. Коля Самотуга перевязал меня, вынес из-под огня и на санитарной повозке доставил в медсанбат. И вот через 36 лет я узнаю от вас, что он жив.
Недавно с Исаковым и Грициной побывали в Севске, нашёл то место, где меня ранили. Поверите ли – прослезился. Ведь нам было по 18 лет, мы смерти смотрели в глаза. У меня и детство прошло в муках. Нас в семье было 14 детей. Отца в 30-е годы раскулачили и сослали на реку Васюган, высадили прямо в глухую тайгу. Жили в шалаше в холоде и голоде с клеймом «врагов народа», а началась война – забрали на фронт. Старший брат погиб в Ленинграде, лежит в братской могиле на Невском пятачке. Вернулся с фронта раненным в голову с контузией правой стороны, на работу не брали. На что жить? Нашлись добрые люди, помогли устроиться на спичечную фабрику, где и оттрубил 30 лет. А вот семейная жизнь сложилась удачно: с женой Раей прожили 53 года, вырастили двух дочерей.
Вы единственный, кто вспомнил обо мне, и я никогда этого не забуду. Иногда возьму присланный вами альбом и газетные вырезки – вот и всё, как будто нигде и не был. Так хотелось увидеть вас, который из многих тысяч фронтовиков разыскал мою забытую фамилию.
Михаил Сидихменов, бывший наводчик проти-
вотанкового взвода 30-й лыжной бригады
Томск, 1981-2001

Я всегда буду вами доволен и никогда не забуду. Если моя жизнь будет продолжаться, я буду всегда с вами дружить. Все мы хотим, чтобы вы с нами работали до конца нашей жизни. Если вы согласитесь, все мы будем писать вам воспоминания о фронте. Может быть, и мы пригодимся для истории. Я очень тяжело переживал, когда на войне выбывали из строя товарищи по оружию. Тяжело будет и вас потерять. Приезжайте с Натальей Петровной на моё 60-летие, будет много однополчан.
Василий Телельков, бывший разведчик 288-го миномётного полка Тольятти, 1983

Очень жаль, что ты не приехал на встречу. Многие ожидали тебя, особенно те, кому ты стал дорог. А для меня лично остался в душе и сердце как родной сын. Твои письма, советы, напутствия давали мне бодрость и здоровье во время болезней.
Николай Самотуга, ветеран 30-й лыжной бригады
Омск, 1982

Давно собирался написать вам. Мне 35 лет, работаю водителем на ЗИЛ-133. Началось с того, что в 1980 сделал фотостенд, где собрал около 130 фотографий участников войны – земляков. А ушло на фронт 180 человек. Недавно из Севска от своих друзей я получил газету «Севская правда» с вашей статьёй «Огненная лыжня» и не могу оставаться равнодушным. В той бригаде воевал мой дядя Иван Иванкин. Теперь Севск стал мне ближе и роднее, потому что там сражался и мой родственник. Не могли бы вы подробнее описать мне боевой путь бригады?
В нашем селе Малая Тавра остались в живых один участник Отечественной войны да вдовы и труженики тыла, в том числе моя 76-летняя мать и тесть. Умер бывший лыжник Упай Имаев, нет больше и Василия Семёновича Колпакова – автора памятника в пос. Рождественский. С нового года я работаю в пожарной охране, зарплата – 1800 рублей. Как много, правда? Сын закончил педагогический колледж по специальности «учитель физкультуры». Школа у нас хорошая, только учеников всё меньше и меньше. Сельское хозяйство в упадке, молодёжь и семейные уезжают, дома пустуют. Нет работы – нет и будущего.
Евгений Иванкин
Свердловская область, 1988-2006

Письмо ваше получил и прочитал с радостью. Вы провели большую работу, разыскали много ветеранов 32-й миномётной бригады, объединили проживающих в Омске в секцию. То, что вы подготовили рукописный сборник воспоминаний фронтовиков, тоже хорошо. Это очень ценный материал.
Иван Пашкин, генерал-майор
Ленинград, 1983

Получила ваше письмо и пролила реки слёз. Я прекрасно знаю, что моего мужа Александра Титовича Марченко вы к жизни не вернёте, но я вам бесконечно благодарна за внимание и заботу. Я всю жизнь проработала дояркой, третий год на заслуженном отдыхе, имею награду «За трудовую доблесть». Дети мои выросли, обзавелись семьями. Вроде бы раны, нанесённые войной, зарубцевались. Но прочитала ваше письмо, и вся моя молодая жизнь вновь открылась передо мной, воспоминания заполнили грудь. Я готова сию минуту пешком уйти туда, где похоронена моя первая любовь.
Мария Марченко, вдова
Тюкалинский район Омской обл., 1980


22 марта 1943 г. я сидел в своём подвале, где располагался какой-то штаб. Были там подполковник, майор и три связиста. Ночью мы с матерью ушли из Рождественского на восток. Может быть, это был штаб 30-й бригады? Вернулись мы в августе. От посёлка ничего не осталось, буквально стёрт с лица земли. Со своего огородного участка в 30 соток мы с матерью убрали и захоронили около сотни трупов наших воинов. Многие были обгорелые, с оторванными частями тела. Погребением убитых занимались все жители Рождественского.
Мне было тогда 12 с половиной лет, увиденная картина навсегда врезалась в память. Через 36 лет я начал добиваться открытия памятника на месте кровопролитных боёв. В этом году я свой отпуск затратил на строительство памятника, всё организовывал сам. И вот 2-летняя работа завершена. 17 сентября 1980 г., в день освобождения Брянска, мы торжественно открыли памятник в Рождественском. Я был очень счастлив в этот день и разделяю всю радость с вами. Ведь с вашей помощью хорошее дело довели до конца. На мраморных плитах высечены I82 фамилии павших воинов, в том числе и те 29 имён, которые вам удалось установить и сообщить мне. Теперь хлопочу об увековечении памяти более 200 воинов, погибших в соседней деревне Семёновке.
Василий Колпаков, краевед
Брянск, 1980-1982

Сердечно благодарю вас за присланные материалы о том, как земляки Фёдора Крылова отметили его 60-летие. Мне это особенно приятно, ведь Крылов – наш однополчанин. Память о героях должна жить в сердцах молодёжи. Посылаю вам листок со своим автографом. Надеялся достать книгу «Герои тревожных рассветов», но нигде не попадается.
Эрнест Брагин, военный журналист
Киев, 1982

Ветераны 30-й отдельной лыжной бригады выражают Вам глубокую благодарность за большую плодотворную и полезную работу по отысканию затерявшихся следов нашей бригады. Ваш бескорыстный труд мы будем помнить всегда.
Ветераны бригады Исаков, Тришин, Шак, Габитов, Самотуга, Лопаткин, Жмурко, Шевчук, Невенченко, Полещук, Федулов, Сидихменов, Сенько, Грицина, Мергенбаев, Рачковский, Шухов, Чернышов, Будаква, Горбатов, Колупаев, Рахимжанов, Вархотов.
Омск, 1982

 В 1972 году, с университетским дипломом, я приехал в Омскую область и почти 30 лет преподавал историю в городских и сельских школах. Где бы я ни работал, повсюду вовлекал своих учеников в общественно-историческую практику: поиск и сбор экспонатов для школьных музеев, общение с ветеранами и запись их воспоминаний, ближние и дальние экскурсии, помощь старикам, переписка, художественное творчество. Дети получают огромное удовольствие от этих занятий. Они учатся уважать старшие поколения, развивают  чувство времени и исторической памяти, осознают себя нужными и полезными обществу. Одним словом, формируется гражданская зрелость и ответственность.

В 1976 г. я  организовал в Тихвинской сельской школе разновозрастной историко-патриотический клуб «Родина» и поставил перед ребятами цель: восстановить историю забытого соединения Великой Отечественной, разыскать его ветеранов.Направление поиска подсказала мать. В середине 70-х она работала на общественных началах секретарём Омской секции Советского Комитета ветеранов войны и часто встречалась с ветеранами. От матери я узнал, что в годы войны в Калачинске была сформирована и отправлена на фронт лыжная бригада, но о ней ничего неизвестно. «Приходили бывшие лыжники, обижаются, что о них совершенно забыли. Займись-ка этим делом», – и она дала пару адресов.  

    Я распределил задания, и полетели в разные концы Сибири и Дальнего Востока письма и запросы. Мы  обратились в военкоматы, советы ветеранов, областные и районные газеты. Поиск расширялся и растянулся на 5 лет. Пошли ответы и отклики, накапливались интересные факты и воспоминания. Откликнулись 56 человек, в ходе поиска пришлось отправить без малого тысячу писем. Время ушло, сейчас эту работу никто не выполнит, я успел.    

     В  официальную историю войны 30-я лыжная бригада не вписывалась. На фронте находилась 2 месяца, прошла с боями 250 вёрст, стремительное и плохо обеспеченное наступление переросло в такое же быстрое отступление в условиях весенней распутицы, и в марте 1943 в кровопролитных боях за Севск и пос. Рождественский превосходящие силы противника разбили бригаду. Помощь не пришла, да она и не планировалась, лыжников заранее обрекли на уничтожение.

Не было победных рапортов, орденов, гвардейского знамени – была горечь отступления, оборона до последнего бойца и расформирование жалких остатков. Такие события предпочитали замалчивать и не вспоминать, чтобы преуменьшить невероятно высокую цену Победы. Сотни частей и соединений бесследно сгинули на полях войны, зато другие выстояли и завершили битву. Операция на Курском направлении возобновилась через 3 месяца как раз на том северо-западном выступе, где сражались лыжники. Своим ратным трудом они заложили один из участков знаменитой Курской дуги. Их вклад в Победу остался незамеченным, солдатская память захоронена в безымянных могилах.

    Вспоминаю, с каким трудом проталкивал первые публикации в местной печати: тяжёлые подробности отпугивали, и меня просили «не выпячивать трудностей и испытаний похода, а более подробно освещать героизм воинов-земляков». Журналист калачинского «Сибиряка» огорошил тем, что ему «поставили на вид» за раскрытие «военной тайны» – номера лыжного соединения. Пришлось в последующих корреспонденциях номер исключить, осталась безымянная лыжная бригада. Здравый смысл восторжествовал через несколько лет.

Я установил, что на Центральном фронте зимой 1943 действовали три лыжных формирования: 28, 29 и 30 бригады.     

На первой послевоенной встрече в Тихвинке через 34 года собралось всего 6 ветеранов: К. Исаков, У. Мергенбаев, Н. Самотуга, М. Шухов, С Шевчук, Н. Шак. На следующей встрече, в Омске, было уже полтора десятка. Мы открыли Зал боевой славы, выпустили рукописный сборник воспоминаний, а переписку и собранные документы передали на хранение в государственные музеи и архивы. Тогда же удалось связаться с неутомимым краеведом из Брянска Василием Колпаковым, малолетним свидетелем рождественских боёв. Он добился сооружения памятника участникам освобождения родного посёлка, и в 1980 там увековечены по нашему списку 29 воинов бригады из тысяч,  сложивших головы на брянской земле.

    В районных и областных газетах я написал о всех, с кем довелось познакомиться и встретиться. Из полученных писем я узнал, что к поиску подключились учащиеся и учителя Севской средней школы и томские школьники. Заслуги сибирских лыжников получили признание, их история и судьба вошла в военную летопись.[1]

    И только местные власти не торопились увековечить память лыжников-героев. В марте 2010-го я осудил бездеятельность управленцев в Интернете: http://www.omsk-kprf.ru/arkhiv-sajta/39-materialy-..., а затем направил энергичные обращения омскому губернатору и в Калачинскую горадминистрацию. Чиновники зашевелились. Вскоре меня официально известили, что 31 мая 2010 г. Совет городского поселения присвоил имя 30-й отдельной лыжной бригады вновь образованной улице, а заодно прислали топографический план. В 2012 г. в Калачинске наконец-то воздвигли памятник лыжному соединению. Кого только не было на церемонии открытия! Героем торжества сделали не ветеранов, а тщеславного губернатора. Забыли пригласить лишь меня, краеведа-первопроходца.

Я не в обиде. На Руси всегда не любили общественников-энтузиастов, которые мешали беззаботно дремать чиновникам.
     Завершив первый поиск, я уверенно начал второй и за 2 года со своими учениками разыскал полсотни ветеранов 288 отдельного миномётного полка, малоизвестного и обойденного на родине. Мы собрали их воспоминания, восстановили дружеские связи, а мать помогла провести первую послевоенную встречу в 78-й школе Омска в 1983 г.

В 2005 году праздновалось 60-летие Победы. Казалось бы, сняты все преграды на пути к неурезанной и неприкрашенной правде о прошлом. Так нет же. Накануне юбилейной годовщины позвонила архивист Т. А. Терёхина и сообщила о предстоящем выходе своей статьи «От Иртыша до Сева». Однако радости в её голосе я не услышал: областная газета отказалась публиковать развёрнутые данные о боевых потерях бригады. И снова по той же причине, что в советские годы: «не омрачать всенародного торжества, не преуменьшать значения нашей победы». Терёхина обратилась к закрытым фондам Центрального архива Министерства обороны и документально подтвердила то, что мы знали изустно давным-давно: Севский рейд и двухнедельная оборона Севска держались на одном мужестве и наступательном порыве кавалеристов и сибирских лыжников. Они сражались без боеприпасов и фуража, с трофейным оружием в руках, в глубоком окружении под огнём немецкой авиации, артиллерии, танков – и сделали невозможное. В мартовских боях полегло 2256 солдат и офицеров – 76% личного состава бригады. Вмешался министр областного правительства, и статья появилась в газете в приглаженном сокращённом варианте, с изъятием самых острых мест.

 

[1] В 2011 трудами «Омского землячества» установлен памятник  бригаде на трассе Москва-Киев под Севском.               

     Моя жизнь прошла под знаком минувшей  Великой войны. Я родился в победном 45-м, мои родители – фронтовики. Детские и юношеские годы прошли на Кубани, где каждый камень хранит память о кровавых сражениях. В праздничные дни мать надевала награды, и я с ранних лет знал, какая медаль -  за Кавказ, какая – за Белград, а какая - за боевые заслуги. А массивная Красная Звезда в серебряной оправе производила впечатление без всяких слов. 

    Наш дом в Новороссийске располагался на юго-западной окраине, и сразу за Степной улицей начинались холмы и долины полуострова Мысхако.  Взрослые рассказали нам, мальчишкам, что в годы войны, совсем недавно, здесь, на Мысхако, под ураганным огнём фашистов стояли насмерть наши десантники. 225 дней они отстаивали клочок суши, который метко назвали Малой землёй.  Да мы и сами ощущали накал тех небывалых боёв, потому что в лесах  натыкались на осыпавшиеся окопы и полуразрушенные землянки времен легендарной Малой земли. На каждом шагу встречались кучки позеленевших патронных гильз, ржавые каски, саперные лопатки, осколки снарядов, консервные банки. Казалось, земля не успела остыть от яростных схваток. Я перебирал куски металла, лазил по остаткам укреплений и пытался  представить, что произошло здесь на самом деле. Впоследствии я не раз вспоминал свои детские переживания, когда работал экскурсоводом.

  В летние месяцы мы с матерью уезжали в пионерский лагерь под Новороссийском, куда её приглашали воспитателем. В лагере, когда мне было 11 лет, и произошла незабываемая  встреча с участником ещё одной далёкой войны. 

Однажды на сцену нашего кинотеатра поднялся согбенный, седой как лунь, старик. Он был затянут в зелёный мундир, на груди рядом с круглым орденом отчётливо выделялась другая награда – крест: такой я ещё не видел. В наступившей тишине старик представился, и мы узнали, что перед нами 102-летний Константин Викентьевич Хруцкий, бывший унтер-офицер, последний в России ветеран русско-турецкой войны 1877 г. Он начал рассказ неуверенно, с остановками, как бы пробуя голос и проверяя настроение зала. Но по мере того, как углублялся в дорогие воспоминания, воодушевился, расправил плечи и, поглаживая сморщенной жилистой рукой бороду, неожиданно для нас запел дребезжащим старческим фальцетом:

                           Вот полночь наступает,

Луна горит светло,

Отряд наш выступает

                              С бивака своего.

Горныя вершины,

Увижу ль я вас вновь,

Турецкия долины -

Кладбища удальцов.

       80 лет назад молодой Хруцкий под командированием Радецкого защищал Шипкинский перевал. От турецкого огня и лютых морозов спасались в глубоких сырых землянках. «Вшей было видимо-невидимо, снимали рубахи и вытряхивали в огонь». Однажды кровля землянки рухнула и задавила спящих солдат. Хруцкий лежал у самой стены и стонал, засыпанный дёрном и снегом. Его откопали и вынесли из завала. Зимнего обмундирования не хватало, солдаты поверх холодных шинелей набрасывали палатки, сапоги обматывали мешками. Были обледенелые кручи и склоны, занесённые метелями тропы, переходы с ружьями, сумками, патронами и ранеными, град турецких пуль и гранат по пристрелянным позициям, атаки одна за другой… Всё превозмог русский солдат во имя свободы братьев-болгар.

Он стоял перед нами, и вместо седого, близорукого, изборождённого морщинами старика, мы видели бравого исполина-гвардейца. Когда он, снова ссутулившись, направился к выходу, мы, мальчишки, сорвались с мест, окружили, подхватили героя и на руках вынесли со сцены. Хруцкий вынул платок, долго протирал глаза, сморкался и, обведя нас влажным взглядом, сказал: «Спасибо, ребятки. Растите добрыми защитниками». Проводив почётного гостя, мать рассказала нам, что и сама участвовала в освобождении Болгарии. Только не от турецких захватчиков, а немецких. 

В сентябре 1944-го гвардейцы 73-й стрелковой дивизии вступили на болгарскую землю и расположились в живописном городке Мездра. Мать с офицерами из штаба отправилась посмотреть город. У ткацкой фабрики их окружили молодые работницы. Разглядывали награды на женской гимнастёрке и наперебой спрашивали: «Булка? Момиче?» Наталья достала из рюкзака буханку хлеба и протянула болгаркам, но те отрицательно покачали головами. Один из офицеров разъяснил: «Они интересуются, замужем ты или нет?»

Получив ответ, женщины попросили Наталью рассказать о себе. Завязалась беседа, офицер, как мог, переводил. «Мы ждали русских», – не раз повторяли работницы и дружно запели «Катюшу». В 1988 году  мать снова побывала в братской стране. Среди множества подарков она привезла Александровский серебряный рубль на цепочке. Наш офицер оставил его на память в одной из болгарских семей, и он хранился как святыня. И вот правнуки преподнесли бесценную монету русской Наталье, которая пришла к ним по следам того офицера через 67 лет.

Мать любила при гостях открывать деревянную шкатулку, откуда бережно извлекала крупную брошь овальной формы. Брошь переходила из рук в руки: в тусклой жёлтой оправе сверкали  гранёные камни кровавого цвета. 20 октября 1944 г. войска Красной Армии проходили по улицам освобождённого Белграда, воинов забрасывали цветами и радостно приветствовали жители столицы. После торжественного марша горожане позвали солдат и офицеров в гости.

На шею матери бросилась красивая женщина средних лет с заплаканными глазами: «Я Ружена. Приглашаю вас к себе». После скромного обеда и взволнованного признания в любви к русским, женщина сняла с платья брошь и приколола её на гимнастёрку матери: «На память, - сказала Ружена, - дороже у меня ничего нет». И рассказала, что брошь подарена мужем в годовщину свадьбы. Мужа убили оккупанты, сын сражается в партизанах и о нём ничего неизвестно, но сегодня, 20 октября, Ружена счастлива. «Победа! Дружба!» - не раз повторяла она. Мать редко надевала брошь, она очень дорожила подарком дружбы. Я записал её рассказ для школьного альманаха «Алые паруса» и был награждён книгой А.Кузнецова «Продолжение легенды».

После окончания техникума и кратковременной работы на заводе, я поступил в Ростовский университет на заочное отделение исторического факультета и был принят в штат Новороссийского экскурсионного бюро. 5 лет экскурсионные маршруты выводили меня и моих слушателей на дороги минувшей войны.

 Я открывал самым разным людям трагические и героические страницы истории черноморского города: нерушимую оборону у стен цемзаводов, беспримерную защиту плацдарма Малая земля, изгнание жителей из оккупированного города и превращение его в неприступную цитадель, молниеносный сокрушительный штурм гитлеровских твердынь советскими войсками.

Нередко после экскурсий мои гости спрашивали: «А почему Новороссийск не город-герой?» И я уверенно отвечал: «Обязательно будет!» Через год после моего отъезда, в 1973-м, Новороссийску было присвоено почётное звание города-героя.

Свои соображения о мастерстве экскурсовода я высказал на совещании экскурсионных работников  в апреле 1970, где обсуждалась подготовка к 25-летию Победы. 

«Где истоки подвига? Почему идут на подвиг так безумно смело? Неужели подвиг доступен любому и всегда случаен? Не опростить этот великий порыв, заставить готовиться к нему, думать о нём – наша задача. Экскурсовод должен показать человека войны, творца подвига. Здесь не отделаться общими фразами. Если экскурсовод не обладает данными для такого разговора, если у него отсутствуют навыки элементарного перевоплощения, владения голосом и жестами, умение присутствовать в рассказе, то не следует и приступать. Ныне патриотическая экскурсия не может ограничиться барабанным боем и победным салютом, слушателей утомит однообразный тон, и они быстро потеряют интерес. 2-3 минуты займут на Малой земле строчки из солдатского письма: простые, понятные всем заботы о жене, детях; скупое сообщение о гибели друга; тоска по дому – но как много эти минуты всколыхнут в душе каждого, какой болью наполнят сердца живых. Дайте возможность насладиться красотой окрестного пейзажа. Природа – одна из радостей жизни, война лишает этой радости. На Малой земле с её морскими далями, окутанными дымкой хребтами гор слушатели не могут не сравнить в воображении две противоположных картины – нынешнюю и фронтовую. Им станет понятно, как горько и мучительно было солдатам умирать посреди такого великолепия. Но они выполнили свой долг перед Родиной. Так мирный пейзаж можно раздвинуть во времени, сделать источником гражданских и эстетических чувств.

Сделайте с этой же целью «Неизвестного матроса» главной фигурой Новороссийской десантной операции. Его облик в памятнике статичен, но экскурсовод может несколькими штрихами показать этого богатыря накануне решающей битвы, передать его внешне спокойную сосредоточенность и накал страстей в душе, волевую собранность и готовность к любому повороту.

Не бойтесь рисовать остроконфликтные ситуации, временную растерянность и замешательство, лихорадочные поиски выхода. Победа оплачена дорогой ценой, боевой опыт стоил многих жертв, просчёты и ошибки – крови. Слушатели должны сделать вывод, что война – это гигантский труд, работа мышц и ума. Воспитать патриота можно лишь тогда, когда сам будешь убеждённым патриотом, когда захочешь поделиться наблюдениями и раздумьями. Этого невозможно добиться только на время экскурсии, всякая же фальшь и риторика будут немедленно распознаны аудиторией».

У матери с детства пробивался  мужской характер. Росла бедовой, озорной, была заводилой и вожаком уличных команд, грозой сельских садов-огородов. Её неизменно выбирали дружинным барабанщиком, и на всех сборах, построениях, маршах она первой запевала любимую «Песню о юном барабанщике»: «Средь нас был юный барабанщик, В атаках он шёл впереди  С весёлым другом-барабаном, С огнём большевистским в груди». Думаю, что мужское волевое начало помешало матери найти личное счастье: не мужчины выбирали её, а она выбирала мужчин.

Мать  не отказывалась от руководящей работы и временами возглавляла городской Дом пионеров, районный методкабинет, учебную часть санаторно-лесной школы, однако призвание нашла за учительским столом. У неё были незаурядные организаторские способности, она сразу вникала в суть дела, умело распределяла кадры  и средства, изобретательно и настойчиво преодолевала трудности. И знакомые, и сама она не раз выражала уверенность, что вывела бы в передовые любой колхоз, завод, стройку. Её останавливала необходимость опираться на подчиненных, работать в коллективе, где каждый выполняет часть общей работы. Будучи крайне ответственной и самостоятельной (даже лужи обходила не так, как другие), она не любила перекладывать и делить свои обязанности с другими. Ей всё казалось, что сама она сделает быстрее и лучше кого бы то ни было. Видеть чужую беспомощность, равнодушие, небрежность было для неё сущей пыткой, и когда ей советовали: «Поручи выставку Вере Андреевне»,  – она решительно отвечала: «Это все равно, что провалить. Я сама». И надо признать, ошибалась редко. Зато не скрывала одобрения, если видела добросовестное исполнение: «Молодец, я бы и сама так сделала». Помимо всего, она была врагом кабинетных сидений, бумажного творчества, бюрократической круговерти. Жизнерадостный, кипучий уклад школы, дети с их доверчивостью и пытливостью были для матери благодатной средой, и она рано поняла, что только в школе осуществит без помех свои намерения и планы. Здесь она была независимой и могла единолично учить, воспитывать, распоряжаться.

Её педагогический талант был ярким и всесторонним: тонко разбиралась в детской психике, ясно и образно учила, твердо и последовательно добивалась поставленных задач. Я сидел на её уроках как ученик, как наблюдатель и всегда удивлялся живости и сообразительности её учеников. Их не надо было тормошить и заставлять, они с удовольствием втягивались в работу и наперегонки выполняли заковыристые задания.  «Научить можно и черепаху – измором и терпением, – говорила мать. – А ты научи легко и интересно – вот где мастерство». И действительно, многие её коллеги давали хорошие знания, но какой ценой! Многократным повторением, огромной затратой времени и сил; на их уроках висела тяжелая скука и бдительный надзор. Мать знала множество приемов, способов, игровых упражнений, которые делали грамматику и арифметику увлекательным занятием. Цепочкой безошибочных и точных вопросов она вплотную подводила ученика к новому знанию, правильному ответу, и у ребенка возникало убеждение, что он сам совершил открытие, сам добился успеха.

Её ученики неизменно выходили победителями на всех смотрах и конкурсах. Александра Владимировна, моя учительница, не раз говорила матери: «Твой троечник у Серафимы или Зои был бы отличником». Так и происходило: троечники матери, переходя в средние классы, начинали получать более высокие оценки.

В 1973 году мать вышла на пенсию и с присущей ей страстью занялась общественной деятельностью. В качестве секретаря Омской секции Советского комитета ветеранов войны, куда её позвал полковник И.П. Сальцын, она объездила всю область, выявила женщин-фронтовичек и объединила их в Клуб боевых подруг – один из первых в стране. Первым председателем клуба в 1975 году боевые подруги единодушно избрали Кутузову, и она в течение 20 лет успешно возглавляла женское ветеранское движение в Омской области. На этом ответственном месте мать оказалась непревзойдённым организатором, товарищем и доброхотом. Сама писала сценарии для заседаний клуба, привлекала известных артистов и людей с положением и делала это с большим мастерством, вполне профессионально. 

Она  умела уговаривать и убеждать, самые разные люди: недоверчивые, замкнутые, стеснительные, высокомерные – поддавались её обаянию, доводам и соглашались выполнить любое поручение, любую просьбу. «Для себя я не пойду клянчить, - говорила в таких случаях мать, - а для человека из-под земли достану». И выбивала то инвалидную коляску, то путёвку в санаторий, то театральные билеты. Жить чужой жизнью как своей собственной – редкий дар. В литературе – это Пшеницына, Душечка, Сонечка Улицкой, а в жизни – моя мать. Она целиком растворилась в своём поколении и думала исключительно о ровесниках,  всех этих Анях, Полинах, Евдокиях, ушла от себя в мир, в беспредельность.

Её рабочий день был загружен до предела: приёмы ветеранов, семинары, конференции, слёты, встречи и выступления в гарнизонах, школах, вузах, училищах, поездки в районы. Она была Почётным юнармейцем поста  № I  у Вечного  огня, шефствовала над профтехучилищем  № 4, школами 78 и 101, открывала залы боевой славы и школьные музеи. Ей нравилось быть в центре внимания, слушать благодарности, видеть признание своих трудов, и ради этого удовольствия  мать не щадила здоровья и душевных сил. Но её до глубины возмущало, когда выдвигали в первые ряды и публично расхваливали людей недалёких, инертных, но угодливых и ловких, тех, кто любил сидеть в президиумах и красоваться на разных торжествах. В этих случаях мать не скрывала недовольства и в глаза высказывала пролазам всё, что накипело. «Зачем ты поссорилась с Раисой Павловной? Зачем задела Николая Васильевича?» – «Как я могла промолчать? Привыкли чужими руками жар загребать и думают, что  остальные ничего не видят», – отвечала мать и не собиралась себя сдерживать, наживала недругов. Поскольку обойтись без неё было трудно, ей прощали такие выходки и ограничивались временным замалчиванием, преуменьшением заслуг. Отыгрались после смерти: как будто не знали, не слышали. 

Мать наладила связи с однополчанами и записала их воспоминания, побывала на местах сражений в Волгограде, Белгороде, Новороссийске, на Украине, в Молдавии, Болгарии и Югославии. Восхищенный целеустремлённым обликом «русской Натальи», болгарский скульптор Георги Тошев изваял в мраморе её лицо.         

Она вела обширную переписку, телефон не умолкал с утра до позднего вечера. В омских архивах и музеях хранится огромное количество её материалов: документы, письма и фото, сборники воспоминаний и альбомы, личные вещи фронтовиков. Эту колоссальную работу оценят по достоинству, наверное, только будущие поколения историков и исследователей; сейчас она остаётся незамеченной и невостребованной.

 Как многие деятельные старики, мать убегала от старости и убежала: последнее заседание своего женского клуба провела накануне 8 марта. А через два месяца,18 мая 2003 года, её беспокойное сердце остановилось.

 Вспоминаю, как приехала старушка из района за материной книгой, привезла пирог и варенье: «Передайте Наталье Петровне». Узнала о смерти и приложила к глазам платочек: «Я ей поклониться хотела: никто обо мне в книжке не писал». Была жадная на людей. Найдёт кого-нибудь скромного, неприметного и с порога объявляет: «С кем я сегодня познакомилась! В войну на торфозаготовках работала, столько интересного рассказала». Обязательно выспросит, запишет и поведёт с собой на встречу.

На  книгу о женщинах военной поры мать угробила последние силы и здоровье: собрала          воспоминания, выпросила денег у спонсоров и сдала рукопись в типографию, а доводить до готовности пришлось мне. 8 мая, за 10 дней до кончины, я привёз и вложил в её руки долгожданную книгу «На фронте и в тылу». 

56 маленьких очерков, 56 портретов. Все одного поколения: общее происхождение, образование, внутренний мир. Связистка Комракова, армейский повар Матюхина, медсестра Ниязова, водитель танка Сорокина, узница Освенцима Гусельникова, колхозница Хайдукова, военврач Прима, снайпер Варфоломеева… Все без колебаний и позы впряглись в войну, как будто готовились с детства. Кто солдатское бельё стирал, кто снаряды возил, кто раненых спасал, кто мины обезвреживал…

Но войну помнят по-разному. У одних сплошной однообразный поток тяжёлой работы, 4 года вмещаются в одну страницу. У других война складывается из отдельных дней и месяцев, происшествий, разговоров, встреч и сразу видно: их несло, но они и сами плыли, старались влиять на события, сознавали свою индивидуальность. У таких, как правило, развёрнутый интересный рассказ. Они вместе шли через войну. Но одни сразу говорят: была как все, ничего особенного, выполняла приказы. А иные не скрывают: научилась, придумала, отличилась – они выработали свою походку. В разнообразных судьбах женщин отразилась панорама огромной сражающейся страны, напряжение всех сил народных.

 

В 1938 г. мать успешно закончила Усть-Лабинское педагогическое училище и была оставлена в базовой образцовой школе им. Ленвнучат. Арест брата не отразился на ее положении. В 1940 г. энергичную и способную учительницу избирают первым секретарем райкома комсомола, через год она становится кандидатом в члены ВКП(б).
 

Начало войны застало мать в Геленджике, среди слушателей партийной школы. Её стихотворение 1941 года точно передаёт настроение молодёжи в то незабываемое время.

На митинге я заявила,
Что добровольцем ухожу.
За мать-отчизну дорогую,
Коль надо, голову сложу.
Все комсомольцы закричали:
«Ура! Мы все идём на фронт!
Коль наш вожак туда – мы тоже,
Мы с ней нигде не пропадём».
И разобьём фашистов-гадов:
Пусть знают это все они!
Вон вас, непрошенных поганцев,
С Советской праведной земли!

В декабре 41 мать вступила в ряды партии, и её послали на курсы Красного Креста. Летом 42 немцы вторглись на Кубань. 5 августа с отступающими частями 383 стрелковой дивизии Наталья оставила Усть-Лабинскую. С удостоверением хирургической военной сестры её зачислили в батарею артполка, и она принимает участие в тяжёлых боях за ст. Белореченскую: там была предпринята безуспешная попытка сдержать наступающего противника. Потом был 488 отдельный медсанбат и первое боевое задание: эвакуировать в тыл 13 тяжелораненых красноармейцев. С подругой Раей Мирошниченко тряслись на полуторке под бомбёжками в клубах пыли; перевязывали и стирали бинты; собирали каштаны и кислицы («на всю жизнь наелась каштанов, смотреть на них не могу»); поочерёдно дремали… И не потеряли ни одного бойца: одних пристроили у местных жителей в хуторах и станицах, других посадили на самолёт.
Осенью, когда начались кровопролитные бои на туапсинском направлении, мать заканчивает краткосрочные курсы младших политруков. Изучала огневую подготовку, штыковой бой, тактику и после учёбы заняла должность секретаря политотдела 7 отдельной стрелковой бригады в составе войск Туапсинского оборонительного района. Она обрабатывала и сводила воедино донесения из частей, подразделений и передавала их секретной связью по инстанциям, принимала ночью по радио сводки Совинформбюро, размножала и направляла в каждую часть для политработников.
 

Немцы планировали через Туапсе прорваться на побережье и по Черноморскому шоссе выйти в Закавказье. Их планы были сорваны героическим сопротивлением войск Туапсинского оборонительного района. В обороне Туапсе 7 стрелковая бригада понесла огромные потери, и её остатками весной 1943 пополнили 23 стрелковую дивизию. На Воронежском фронте мать выполняла обязанности заместителя командира санроты по политчасти, а затем комсорга медсанбата.
После упразднения в армии института политруков Наталью откомандировали в 73 гвардейскую стрелковую дивизию и назначили зав. делопроизводством штаба.

                           

Дивизия сражалась на Курской дуге, на землях Украины и Молдавии. Мать знала подробности каждого боя, всех отличившихся воинов и нередко писала письма родственникам погибших. Через её руки проходили приказы, докладные, донесения; она вела строгий учет и следила за сохранностью документов. Регулярно проводила политзанятия в комендантском взводе штаба дивизии, разъясняла директивы ставки. Лейтенант Кутузова детально изучила канцелярскую работу. Командир дивизии генерал Козак, дважды Герой Советского Союза, поручал ей редактировать документы и, собираясь диктовать, усаживал за машинку.
1 марта 1944 года в штаб дивизии поступило донесение о гибели Героя Советского Союза, начальника артиллерии 209 стрелкового полка старшего лейтенанта Владимира Засядко. Он был убит в бою при прорыве обороны противника у с. Водяное Кировоградской области. Мать хорошо знала Володю, он был любимцем дивизии: смелый, умный, обаятельный офицер. Потрясённая горечью утраты, она занесла в полевую книжку очередное стихотворение.

Сейчас пришла от генерала,
Все документы просмотрел:
Один приказ скорей размножить
И ознакомить всех велел.
Потом сказал он очень тихо,
Всё трогая свои усы:
- Теперь и ты, наверно, знаешь,
Засядко умер... Напиши
И передай НО-4,
Чтоб все он сделал, как должно,
Проверьте, быстро сообщите,
Как следует, родным его.
Сам голову склонил над папкой,
Молчу, стою я, не дыша,
И генерал сидит, ни слова.
(Забыл он, видно, про меня.)
Потом очнулся и добавил:
- Идите. Всё понятно Вам?
Кругом я круто повернулась,
Не веря слышанным словам.
И сколько б ни было работы,
Из рук валится все сейчас.
Неужто правда нет Засядко?
Андрей, печатай-ка приказ.
Ведь я на днях его видала,
С ним говорила, он шутил.
Ах, как же я тогда не знала,
Что разговор последним был.
И пригласить я обещала
На праздник женщин к нам его,
Да только точно не сказала,
Не назвала ему число.
И вдруг такое сообщенье...
Смертей ведь много каждый день,
Пора привыкнуть, но, ей-богу,
Весь день хожу я словно тень.
Прощай, Герой. Таким я знала
Тебя во всех боях святых.
Народ, поверь, от нас услышит
Рассказ о подвигах твоих.

После войны мать разыскала сестёр Засядко – они жили в Казахстане – и переписывалась с ними вплоть до кончины.
В штабе дивизии мать встретила мужчину, которого горячо полюбила. Это был Филимон Рудой, её начальник. Он родился в 1915 году на Украине, с 1939 служил в Вооружённых Силах. В 73-й дивизии майор Рудой отвечал за укомплектование личного состава частей и подразделений свежими пополнениями. За образцовое выполнение служебных обязанностей, оперативность и инициативу в ходе боёв на Украине и в Венгрии он был награждён орденами Отечественной войны 1 и 2 степени. После войны Филимон Рудой вернулся в Гродно, к семье, и надежды матери на замужество не сбылись. Я знаю отца только по фотографии военных лет. Рядом с подтянутыми, молодцеватыми сослуживцами стоит в расслабленной позе, положив левую руку на ремень, уже немолодой, высокий черноволосый мужчина с нераскрывшейся улыбкой на усталом лице.

День Победы гвардейцы встретили в Австрии, оставив позади Болгарию, Румынию Венгрию, Югославию. Через пол-Европы мать воротилась домой в Усть-Лабинскую к овдовевшей бабушке. Отец помнил обо мне. Осенью 46-го он без предупреждения приехал в станицу и открыл дверь нашего дома. Гостя встретила растерявшаяся бабушка и послала за матерью младшую дочь Нину. Отец подержал меня на руках, выпил стакан чаю и, оставив деньги, ушел на вокзал. Мать работала тогда в райотделе милиции. Она отпросилась у начальника и, взволнованная новостью, устремилась домой. «Где Филя?» – крикнула она с порога и помчалась на вокзал. На её глазах поезд скрылся за поворотом.
 

Лишь через 10 лет после войны мать вышла замуж: всё ждала, верила. Моим отчимом стал Анатолий КАРПУСЬ, классный электросварщик и умелец на все руки. Отец умер на родине в начале 80-х; мать узнала об этом от боевых друзей.

Немцы принесли в станицу страх и голод. Кутузовы сидели взаперти, печь едва протапливали огородным бурьяном, ели жмых и мороженую свеклу, дрожали в ожидании регулярных налетов грабителей-полицаев. Осмелевшие соседи из раскулаченных сразу отрезали в свое пользование двор и сад, а Кутузовым выгородили для входа и выхода узкую тропу.

Новые тревоги и опасения за младшую дочь овладели бабушкой, когда в ее дом поселили немецкого офицера Отто. Станица была сильно разрушена, и всё подходящее жилье немцы взяли на учет. Постоялец кое-как объяснялся по-русски и пытался заговорить с Ниной, но она отмалчивалась. Однажды из управы заявились полицаи и потребовали, чтобы девушка вышла на рытье окопов. Отто был рядом и объявил прибывшим: «Дочь хозяйки обслуживает германского офицера и освобождается от трудовой мобилизации». Его заступничество удивило мать и дочь, они решили, что за этим кроется мужской расчет.
А Отто становился в разговорах все смелее и откровеннее. Он признался Нине, что ненавидит войну и не хочет воевать. До войны немец работал инженером-строителем, любил стариков-родителей и мечтал вернуться домой. Вежливый и предупредительный, он предлагал женщинам еду, заставлял денщика помогать по хозяйству, никогда не просил об услугах. Нина настолько расхрабрилась, что стала спорить и возражать квартиранту. Бабуля не находила себе места: мало ли, что у фрица на уме, ведь он – враг.
В январе 43-го Нина столкнулась на улице с бывшей комсомолкой Шуркой Колядой. Проходя мимо, та шепнула: «Спрячься, тебя хотят расстрелять». Нина помчалась домой и с порога крикнула: «Мама, что мне делать!?» Догадались сразу: Шурка зря пугать не будет. Она давно спуталась с немцами и служила машинисткой в комендатуре, через ее руки проходили все приказы и списки на ликвидацию. Значит, дома никак оставаться нельзя.

Мать собрала теплую одежду, узелок с едой и на заре проводила дочь в степь. Там, в соломенных скирдах, Нина и ее подруга Лида Кашлатая скрывались две недели. Ночами пробирались домой, запасались скудной пищей – и снова в степь. А полицаям и офицеру бабушка сказала, что дочь ушла с подругой на хутора и где находится – не знает. Впрочем, оккупантам было не до поисков. Фронт неуклонно приближался к станице, и немцы начали поспешную эвакуацию.
В ночь на 1 февраля 1943 бабушка услышала осторожный стук в окно: «Кто?» – «Свои, мать, открой». Открыла и увидела красноармейцев. «Мы разведчики. Немцы есть в станице?» Услышав ответ, порадовали: «Завтра наших ждите». Бабушка обняла солдата и заплакала. Через два месяца с частями 7 стрелковой бригады в Усть-Лабинскую вернулась мать и провела краткий отпуск в родном доме, разграбленном вплоть до сковороды и утюга.

Прежде всего, мать восстановила справедливость. Перемахнув через плетень, она нагрянула к соседям, выхватила из кобуры пистолет и срывающимся голосом крикнула: «Прибью сволочей! Вы что издеваетесь над старой и малой?» Муж и жена повалились ей в ноги, а она, охваченная гневом, с круглыми глазами, выпалила: «Чтоб за полчаса поставили забор на место!»

Бабушка знала вспыльчивый характер матери и испугалась за жизнь соседей, но обошлось без крови. Через 3 дня снова прощались. Мать получила назначение на Воронежский фронт, вскоре уехала на учебу Нина, и бабушка осталась ждать дочерей и сына Георгия. Мой дядя служил механиком-водителем танка в танковом батальоне в составе войск 2 Дальневосточного фронта. В августе 1945 танкист Георгий Кутузов участвовал в прорыве японских укреплений и освобождении Южного Сахалина от японских оккупантов.

Укрепиться на перспективном направлении хлеборобы не успели: началась массовая коллективизация и ликвидация единоличных крестьянских хозяйств. Весной 1929г. тозовцев заставили вступить в колхоз и обобществили их имущество. Коммунист Кутузов подчинился нажиму и отвел угрозу раскулачивания от семьи, но его непокорный нрав проявился в полную силу. Он пришел в райком партии и со словами: «Не за это мы воевали», – сдал партбилет. Мне понятно: мой дед, как один из вдумчивых и совестливых тружеников, пережил глубокую личную драму – крушение веры в справедливую народную власть. На его глазах его родная партия организовала избиение и ликвидацию лучшей части сибирского крестьянства – с этим он смириться не мог.

Дерзкого коммуниста немедленно исключили из партии, последовал первый арест и краткосрочное заключение в местном застенке. В районе разворачивалось колхозное строительство, и поступок деда не повлёк серьёзных последствий: понадобился его огромный хозяйственный и организаторский опыт. Петра Андреевича назначили десятником в Крутинский райземотдел, и за несколько лет он построил в селах и деревнях десятки амбаров, складов, мастерских, коровников. Открыли первую МТС и снова обратились к Кутузову, поставили мастером по ремонту сельхозтехники.

Гром грянул в 1934 году. В один из осенних дней дед пошёл в контору МТС и домой не вернулся. Никто из местных не знал, куда он пропал, только догадывались: должно быть, поплатился за смелый язык. Бабушка была в смятении; у неё на руках осталось двое малолеток, а старшие дети учились в городе. Она немедленно отправила письмо в Омск и вызвала Наталью домой. В то время студенты строительного техникума работали в совхозе на уборочной и получали в сутки по 600 граммов овсяного хлеба с миской похлёбки. 1 декабря в совхоз прислали машину и повезли молодежь на траурный митинг. Так мать узнала сразу две печальных новости: об убийстве Кирова и аресте отца.

Она жила в общежитии на Тобольской, рядом с городской тюрьмой, и не раз ей приходила мысль: может, и отец томится там? Преподаватели настойчиво уговаривали девушку остаться в техникуме: «Ты способная, Ната, тебе учёба даётся легко, с твоим характером ты далеко пойдешь». Но мать бесповоротно решила ехать домой.

В Крутинке ей предложили закончить курсы учителей в Исилькуле и работать в школе колхозной молодежи. Предложение устраивало семью, и мать согласилась. С путевками РОНО две подруги, Наташа и Маша, отправились в Омск. На вокзале предстояла пересадка на поезд до Исилькуля. Маша заняла очередь в кассу, а Наталья сидела на чемоданах и разглядывала разношерстную толпу. На её глазах открылась дверь, и в зал ожидания вошёл отец с узелком в руках. «Ты что тут делаешь?» – спросил он, и тотчас договорились вместе возвращаться домой.

По дороге, в поезде до Называевска, отец рассказал дочери, как на допросах пытались выбить из него признание в антисоветской агитации, но он держался стойко, отверг все обвинения и предлагал вызвать свидетелей из Крутинки. Надежды не было никакой, каждый день из камеры выкликали заключенных, и они исчезали бесследно. Наконец он услышал: «Кутузов! С вещами на выход». Попрощался с такими же бедолагами и пошел за конвоиром. Его доставили в кабинет следователя, и тот впервые обратился по имени-отчеству: «Петр Андреевич. Мы решили отпустить вас домой». – «Этим не шутят, – воскликнул Кутузов. – Зачем вы так, гражданин следователь?» – «Почему не верите, Петр Андреевич? Мы установили, что вы действительно не виноваты. Время сейчас сложное, мой вам совет: уезжайте куда-нибудь подальше». Деду вручили документы и деньги на дорогу. До конца жизни он был уверен, что вышел на свободу благодаря порядочности следователя и заступничеству односельчан: ни один из них не сказал дурного слова об арестованном

        Кутузовы быстро распродали имущество, начальник почты снабдил их адресом родственников, и зимой 1935 г. семья выехала на Кубань.  Купили домик в станице Ладожская, дед устроился жестянщиком в местный совхоз. Жили скудно, как все станичники: зарплату задерживали по 2-3 месяца, за хлебом выстаивали длинные очереди. Сын Евгений прислал письмо. Он работал фоторепортёром в редакции Усть-Канской газеты и звал родителей на Алтай, где жизнь была более обеспеченная. Так и сделали. Дом продали и получили комнату в Ойрот-Туре. На Кубани осталась одна Наташа, которая поступила в педагогическое училище. Когда Женю перевели в Онгудай, то за ним последовала и семья: отец, мать, Нина и Георгий.

 Следующий удар нанесли по старшему сыну. Ещё в 1933 г. органы НКВД, вопреки фактам, обвинили Евгения Кутузова в «хищении социалистической собственности» и арестовали в первый раз. Тогда парня посадить не удалось, и в 1937-м предъявили новое вздорное обвинение в мошенничестве. Начальник Крутинского райотдела НКВД подписывает 29 июля 1937 письмо в г. Ойрот-Тура: «Крутинское РО НКВД просит арестовать Кутузова Евгения Петровича как крупного афериста. Намечен к изъятию (ещё до суда! И.К.) по Iкатегории. Проходит по групповому делу. Проживает у своего отца. Отец Кутузова, б. член ВКП(б), в 1929 г. нами репрессирован за к-р деятельность. По освобождении из-под ареста продал имущество, выбыл из Крутинского района»[1]. В стране разрастался массовый террор, и сталинские палачи в погонах по спущенной сверху разнарядке расправились с сыном непокорного отца. По постановлению «тройки» при УНКВД по Омской области Евгения Кутузова без суда расстреляли в Омской тюрьме 31 марта 1938 года.

Я не мог примириться с совершённым преступлением. В  конце 2006 г. я и мой адвокат направили надзорные жалобы в Верховный Суд России. В сентябре я послал  Председателю Верховного Суда В. Лебедеву письмо-напоминание: «Прошла целая эпоха от бессудной расправы над моим родственником до попытки, пока безуспешной, восстановить попранную справедливость и признать его жертвой государственного террора. Я полагаю, что в год 70-летия массовых репрессий дело Е.П.Кутузова имеет право на более внимательное и заинтересованное изучение Верховным Судом демократической России, без дальнейших отказов и отсрочек». 27 февраля 2008 г., после 13-месячной переписки и ожидания, последовало Надзорное определение коллегии по уголовным делам Верховного Суда. Коллегия ещё раз переквалифицировала действия Кутузова со ст. 169 ч.2 (оконченное преступление) на ст.ст. 19, 169 ч.2 УК РСФСР (покушение на преступление) и назначила 3 года лишения свободы. Высший судебный орган государства отказался признать достаточным основанием для реабилитации незаконный расстрел моего дяди и «наградил» его посмертно тюремным заключением! Суд есть – нет правосудия. До сих пор государство молчаливо признаёт законность внесудебных расправ сталинского режима.

После ареста сына Кутузовы вернулись на Кубань, в станицу Усть-Лабинскую. Нападение гитлеровской Германии и начало войны вызвало у деда чувство обреченности. Он хорошо знал врагов и по мере их наступления все чаще высказывал тревогу: «Как бы нам, мать, под немцем не оказаться. Никого не пощадят». Предчувствия сбылись полностью.  Петра Андреевича начали таскать на допросы в комендатуру и допытываться, где скрывается дочь-коммунистка. Голод, издевательства и нравственные страдания сломили организм старика. Он умер осенью 1942, не дожив до освобождения.

После гражданской войны бывалый сибиряк энергично занялся личным хозяйством и быстро приобрёл авторитет успешного крестьянина-середняка. Одним из первых Кутузов поддержал кооперативное движение в районе. 15 февраля 1928 г. собрание сельских домохозяев под председательством деда принимает решение об учреждении Крутинского машинного товарищества. 27 февраля Крутинский райисполком зарегистрировал устав товарищества под № 39. Пятнадцать крестьян вступили в кооператив и избрали членами правления Петра Кутузова, Степана Пузырева и Петра Селюткина. Своему кооперативу мужики присвоили название «Батрак». Многие из них привыкли батрачить в чужих хозяйствах, а теперь собирались работать на себя.
 

Накануне полевых работ дед предложил создать производственную артель и получил поддержку товарищей. 11 апреля 1928 г. общее собрание под председательством Кутузова постановило «перейти из простого машинного товарищества в машинное товарищество по совместной обработке земли». Вновь председателем правления единогласно избирается мой дед. Собрание уполномочило правление делать займы в Крутинском кредитном товариществе и подписывать векселя на сумму до 1000 рублей.

Новый ТОЗ сразу подал заявку на приобретение 2-х сенокосок в комплекте с граблями и 2-х плугов. Из «Списка имущественного и семейного положения членов товарищества «Батрак» можно узнать, что семья Кутузова из 6 едоков имела в собственности дом, избу малую, баню, телегу, лошадь Воронко, 5 коров и две головы мелкого скота[1]. Интересно, что из всех пайщиков только Кутузов держал свинью; в сибирском селе особенно ценились и преобладали коровы. Общая стоимость имущества составляла 500 рублей, и наряду с А. Клевакиным дед числился самым зажиточным артельщиком. У остальных стоимость имущества колебалась от 200 до 450 рублей. Это были однолошадные середняки, хозяйства которых обслуживались личным трудом. Крестьяне, не имевшие лошадей, выбыли, и 11 членов ТОЗа располагали имуществом на сумму 3650 рублей, в среднем 332 рубля на двор. Размер небольшой, если учесть многодетный состав большинства семей. Нужда толкала крутинских мужиков к сложению своих сил и средств.

Правление «Батрака» заседало обычно в доме деда: Иван Сугатов, Красиков, Николай Праздничков, родственник Александр Борисов. У пышущей печки-голландки, сложенной хозяином, прихлёбывали чай и обсуждали хозяйственные заботы. Последнее слово оставалось за председателем – он всегда избегал поспешных необдуманных предложений.

 

Мобилизованный на мировую войну, дед служил в самокатной роте. Он был экипирован складным велосипедом французской фирмы ПЕЖО, который складывался пополам и переносился за спиной. В окопных боях самокатчикам делать было нечего, и деда использовали в качестве связного между воинскими подразделениями, для доставки срочных грузов. Приходилось ходить в разведку, перевозить раненых. Приобретённый на войне разнообразный опыт помог Кутузову наработать организационные навыки, сноровку и распорядительность.
В 1917 г. он находился в Петрограде и был захвачен вихрем революции: участвовал в демонстрациях, митингах, слушал выступления Ленина и его соратников с балкона знаменитого особняка Кшесинской. В Крутинское дед вернулся убеждённым большевиком и влился в местную большевистскую группу.

Сибирские крестьяне встретили враждебно диктатуру Колчака, они не собирались снова идти на фронт и проливать кровь в братоубийственной войне. Массовые порки и расстрелы, повальные обыски и грабежи ещё больше озлобили сибиряков. В доме деда хранились в тайнике ружья и револьверы, а сам он уговаривал односельчан саботировать распоряжения властей и уклоняться от мобилизации. Осенью 1919г. на постое у Кутузовых жил солдат из карательного отряда, присланного омскими властями. Тогда Колчак объявил мобилизацию 22-х возрастов от 18 до 43 лет, и в Тюкалинском уезде намечалось призвать до 20 тыс. человек, чтобы пополнить белые части и остановить наступление Красной армии.

Постоялец Ванька, прозванный Палачом за лютый нрав, был дюжий толстогубый мужик с юркими глазами, от его прелых портянок несло такой вонью, что бабка на второй же день подарила ему кусок чистого полотна. Ванька быстро освоился в кутузовской избе. Он подбрасывал на руках годовалую Наташу и признавался бабуле, что шибко скучает по своим малышам. Без всякого смущения солдат хватал из чугунка картошку, отпивал из кринок молоко, а перед уходом на службу совал в карман ломоть хлеба. Бабуля только морщилась от такого нахальства, а дед хмурился и успокаивал: «Чёрт с ним, пускай жрёт напоследок. Недолго им осталось командовать».

К хозяину Ванька был настроен миролюбиво, но однажды спросил, почему он не торопится на призывной участок. Дед не стал хитрить: «Я своё при царе отслужил. А вот ты кому служишь?» Солдат заученно гаркнул: «Законному Верховному правителю России. И ты, Андреич, обязан исполнять его приказы». Дед не сдержался и принял вызов: «Ну, какой он Верховный… Самозванец. Смотри, Ванька, не прогадай, одумайся, пока не поздно, с кем тебе воевать». Солдат ничего не сказал, затянул ремень потуже и вышел из избы. А ночью Петра Андреевича арестовали по доносу и посадили в каталажку – крутинскую тюрьму. Не избежать бы ему пули на сельском кладбище, да товарищи подпоили охрану и выпустили заключённых на свободу. Объявленная на сентябрь мобилизация мужского населения в Тюкалинском уезде была сорвана: тысячи призывников скрылись и ушли в леса партизанить.

Дед свято верил в Ленина и Советскую власть – «самую правильную для трудового народа». В горнице висел на видном месте большой портрет Ильича в добротной самодельной раме, а под ним – альбом вождей Октябрьской революции. Отец часто листал альбом и объяснял детям: «Это Лев Давидович Троцкий, а это – Анатолий Васильевич Луначарский…» Нередко он устраивал экзамен, и мать, как правило, безошибочно называла имена на портретах. Прямой и бесстрашный, Петр Андреевич болезненно воспринимал любые злоупотребления, чванство, произвол местных коммунистов и открыто их критиковал, а на партийных собраниях при исполнении «Интернационала» вызывающе пел: «Кто был ничем, тот стал никем».

Дед был художественно одаренная и деятельная натура. В первые послевоенные годы он организовал драматический кружок и объединил голосистых сельчан в народный хор. Однажды Пётр Андреевич привёл в хор 17-летнего Костю Борисова, любимого племянника, и наказал ему: «Слушай старших и подстраивайся». По примеру деда и другие родители стали водить в хор своих детей. Клуба ещё не было, и спевки, репетиции проходили в каменном особняке бывшего магазина купцов Вольф. Пели старинные и революционные песни, играли пьесы Островского и водевили Чехова. Как-то раз в горницу набилось столько народу, что затрещали и просели половицы. То-то было смеху, когда взрослые и дети бросились врассыпную Бабушка тоже не чуралась общественной жизни села: постоянно выполняла поручения женсовета, была народным заседателем в суде.

Пожилые крутинцы вспоминали, что Кутузовы охотно помогали вдовам, многодетным и бедным семьям: бабушка делилась домашними припасами и сажала за стол рядом со своими чужих ребятишек; дед пахал огороды, точил косы, подшивал пимы… Заядлый рыбак и охотник, он часть добычи всегда отдавал соседям. Из грибов особенно ценил грузди и знал укромные лесные места, где они водились в изобилии. Дед никогда не повышал голоса, не впадал в гнев, не раздавал пустых обещаний. Посмотрит выжидательно строгим взглядом, и горлохват, бездельник, пьяница прикусит язык, отведет глаза и примется поправлять испорченную работу. Степенностью, немногословием, скрытой внутренней силой дед заметно выделялся среди земляков и пользовался у них непререкаемым авторитетом. В родной семье его любили и уважали безгранично. Стоило матери напомнить об отце, как расшалившиеся подростки успокаивались и принимались за свои дела. Их останавливал не страх: отец не умел злиться и наказывать. Его требовательные глаза, скупые жесты и замечания пробуждали у детей  чувства  вины  и  раскаяния.

Фамилия Кутузовых широко распространена в России. Хорошо известен дворянский род Голенищевых-Кутузовых, из которого вышел прославленный полководец, герой Отечественной войны 1812 г. М.И. Кутузов. Были Кутузовы среди купцов, мещан. Мой род Кутузовых происходит из крестьян Тамбовской губернии.

 

Прадед, Андрей Афанасьевич Кутузов, родился в 1856 году[1], накануне отмены крепостного права. В царствование Александра Третьего его сослали по приговору сельского общества на поселение в Западную Сибирь. Преступление в те времена было обычное: Андрей Кутузов бросился с топором на пристава, когда за недоимки уводили со двора кормилицу семьи – корову. В таких случаях окружной суд лишал «всех особенных, лично и по состоянию присвоенных… прав и преимуществ» и определял в исправительное арестантское отделение на разные сроки[2]. Как правило, после отбытия срока крестьяне отказывались принять осужденного обратно, и следовала ссылка за Урал.

                          

 

                      

Я гляжу на «Осуждённого» В. Маковского и вижу прадеда Кутузова. Молодого мужика в арестантском халате жандармы выводят из суда. С зажатой в руках шапкой, он приостановился на пороге и затравленно смотрит на бедных стариков-родителей. Мать в отчаянии заломила руки, отец размазывает кулаком слёзы – больше они никогда не увидят сына. В далёкий край за мужем отправилась жена Татьяна Семёновна (род. в 1862) с малолетками Петром, Марией и Александрой. Тобольская казенная палата причислила Кутузова к крестьянам Тюкалинского округа, а Тюкалинское окружное полицейское управление предписало поселиться в Крутинской волости. Прадед получил необходимую помощь и поставил избу в деревне Кабанья. На новом месте семья приросла двумя девочками – Авдотьей и Пелагеей.

 

                               

Мать сохранила единственное изображение Андрея Афанасьевича столетней давности, оно хорошо передаёт сильный, уверенный и прочный характер прадеда. Засучив рукава рубахи, он присел перед сельским фотографом, положил на колени широкие ладони и слегка подался вперёд крепко сбитым телом. А справа и слева пристроились малолетние внуки. Простое лицо с коротко подстриженной бородой и усами, густые волосы зачёсаны на бок и открывают высокий лоб, взгляд острый, выжидательный. 

   

 Дед, Пётр Андреевич Кутузов, родился в 1879 г. Отец и сын Кутузовы были известными в волости плотниками и столярами, работали по подрядам, а Пётр Андреевич прославился ещё как незаменимый слесарь и жестянщик. В церковно-приходской школе он легко осилил грамоту, хорошо пел, с удовольствием играл на гармони и балалайке. Уже в молодые годы Пётр выделялся волевым решительным характером и обострённым чувством справедливости.

 

Кутузовы  недолго жили в Кабаньей. Подросли старшие дочери Мария и Александра, вышли замуж и переехали в с. Крутинское, вслед за дочерями туда же перебрались и родители. На берегу широкого озера Ик отец и сын поставили добротную избу, которая простояла без малого 100 лет.  

 

     

Крутинка расположена в 185 км к с-з от Омска, её  история насчитывает два с половиной века. В 1758 г. было принято решение проложить новый, более короткий и удобный, участок Сибирского тракта – самой длинной в мире сухопутной дороги, связавшей Москву с восточными окраинами империи. Новую трассу «от Мельничного редута через степь на Абацкую слободу» обследовал инженер-поручик Бутенёв и указал места для поселений. Немедленно Сибирский губернатор Ф.Соймонов издал указ: «не пожелает ли кто на Абацкой степи и около положенной дороги поселица…угодные к хлебопашеству и сенокосные места показаны будут…» К лету 1760 г. на берегу речки Крутой при впадении её в озеро Ик был поставлен станец Крутинский – почтовая изба для смены лошадей и передачи почты, а рядом с ним постепенно выросла деревня. Заселили её крестьяне из ближних Ялуторовского района и Викуловской слободы. Сюда же власти стали направлять ссыльных из великорусских губерний, Украины и Кавказа.

Выбор места под поселение был сделан  настолько удачно, что через полтора столетия маленькая деревушка превратилась в многолюдное село, центр одноименной волости. Через  Крутинку перевозились купеческие грузы, шли вольные переселенцы, воинские команды. Обилие лесов и озёр, пригодная для земледелия почва способствовали подъёму хозяйства. В посемейные списки Крутинского сельского общества в 1906 г. занесено 377 семейств общей численностью 1569 человек, из них 859 лиц мужского пола и 710 женского. Немало, если учесть, что население уездного Тюкалинска едва превышало  4 тыс. человек.

       Бабушка Мария Ивановна родилась 29 июня 1896 г. в семье тюкалинских  мещан Ивана Михайловича и Анны Васильевны Хандиных. Тюкалинск чуть постарше Крутинки, он стоит на том же участке Сибирского тракта - их  разделяет 50 километров. Иван Хандин владел пимокатной мастерской, она снабжала жителей валяными сапогами – пимами. Тюкалинск  был купеческий и мещанский городишко, отсюда вывозили сливочное масло аж в Германию, Англию и Швецию. Описание местного тюремного замка попало в книгу американского журналиста  Дж. Кеннана «Сибирь и ссылка».

Пенсионер, бывший учитель, пою в хоре, лесной бродяга, написал две книги о жизни и родине.