Класс 4-й или 5-й. Ясный, радостный майский день. Трое пацанят из нашей пост-дворянской гимназии идут переулками, машут мешками со сменной обувью, как нунчаками, к метро, тогда ещё "Площадь Ногина".

Для справки, Ногин — какой-то кровавый большевик и палач, и его именем раньше называлась одна из центральных станций метро. Я до сих пор Кировскую называю Кировской, может, оттого что там зимою в 8 утра приходилось ждать трамвая. Детская травма, или что-то типа того.

Идём мы такие весёлые пионеры по Ивановским переулкам, на дворе год где-то 1986, и вдруг мы замечаем ПЬЯНИЦУ. Мужик лет 40, в джинсах, с фляжкой коньяка. А переулки-то пустые. Мы его и окружили с трёх сторон, и давай поддевать — "дядя, а ты пьяный? дядя, а что у тебя в бутылке?" — мужик огрызаться, а мы его от этого ещё больше дразнить, с разных сторон, с безопасного расстояния — "дядя, а это на тебя была карикатура в Крокодиле? дядя, а дядя, что ты не отвечаешь?" — мужик тихонечко зверел и шёл к тому же метро имени кровавого большевика Ногина, и прихлёбывал из фляжки.

Не помню, кто первый дал ему пиндаля. Тогда он совсем испугался нас, 12-летних пацанят, и побежал вниз по улице Забелина (сейчас один из Ивановских переулков, кажется, хотя, может, название и оставили). Ату его, ату! — проснулся инстинкт охотников, загоняющих дичь.

Мужик забежал в подъезд большого серого дома на Солянке. Мы, дьяволята, где-то отловили милиционера, и с жалостливыми мордами нажалобились на "злого дядьку". Это был 1986 год, и все вещи были немного по-другому. Милиционер вызвал подмогу, и через три минуты подлетел УАЗик. Четыре туши в погонах ринулись в подъезд на отлов загнанного нами пьяницы, где его и благополучно отловили. Когда его выволакивали из подъезда, один из милиционеров дал ему крепкого пинка по заднице, где в заднем кармане джинсов как раз и была злосчастная фляжка коньяка. Стекло разбилось. Коньяк растёкся по дениму. Его затолкали в УАЗик, а нам сказали идти по своим делам.

Мы тогда долго гордились своим подвигом, и со смаком пережёвывали, как милицейский берц размозжил фляжку, и как коньяк потёк по джинсовому карману.

Мы упивались своей правотой, праведностью, и борьбой с пороком.

Прощённое воскресенье я немного проспал, и это жаль. Но я очень хотел бы попросить прощения у того мужика в джинсах, с коньяком, за всю ту мерзость травли, за лицемерие перед ментами, за стадное звериное гонение. За то, что мы были такие зверята, и так зверино последовательны в своём послеуроковом развлечении, и прошли все стадии озверения.