Блокнот Альберта Шамеса

Человек, который закрыл Восток в 2003

Он сидел в освобождённом для него кабинете — в этой вполне приличной французской больницы и думал:
— Ну вот, кажется каникулы закончились в Бангкоке. Начинается та самая жара, о которой мечтает и которой боится любой вменяемый эпидемиолог. Его задвинули сюда, чтобы спасти от судебных исков. Все ему говорили, что бороться с фармацевтическими монстрами, все равно, что писать против урагана. И когда они открыли по нему огонь, из всех пушек, его начальник рассудил, что здесь в представительстве ВОЗ, на краю земли — будет и спокойно, и безопасно, и руки Запада коротки, чтобы добраться до него на Востоке.
Так и было, по сравнению с Камбоджой или Эфиопией — здесь настоящий рай: кондиционеры, чистые палаты и солнце похожее на родное – итальянское. Все так и было, пока его срочно не вызвали в Ханой, где умирал американский бизнесмен, а симптомы похожи на грипп, но после его скоропостижной смерти — заболели ещё восемь: пациенты и персонал, и у главного врача возникли подозрения, что это не грипп.
Когда Карло приехал, американец уже был в морге – здоровый и молодой мужик сгорел за шесть дней. Что-то было странное в этой смерти, и не дождавшись согласия родных, он потребовал вскрытия. Картина была чудовищной, лёгкие в кашу, сосуды забиты тромбами разных размеров, сердце, почки и печень тоже.
Обычный микроскоп не помогал, а электронного в клинике не было. Тот американец приехал из Китая, но Китай спрашивать бесполезно, там будут молчать даже под пытками, но последнее время у них повысилась смертность от пневмонии. Пазлы начали складываться в окончательную и невесёлую картину.
Он спешно связался с боссом. Разговор был долгим и неприятным, ВОЗ не хотела ссорится с Китаем, где скорее всего и был очаг заражения, и не было сомнения, что надо срочно закрывать: Китай, Гонконг и Вьетнам, а это значит — объявлять эпидемию сразу четвертой, самой жёсткой категории. Когда один заражает восемь, это очень серьёзно!
Его профессор часто говорил, что эпидемиолог должен быть сам себе рентгеном. Эпидемии — это всегда полевые поиски, на военных условиях, когда вся лаборатория в чемодане на коленях, а враг невидим. Потому врач должен обладать особым нюхом и, как бы чуять всего, что попалось ему на пути. «Диагностика – это все, берегите носы и лёгкие – это ваши самые главные инструменты» — и профессор беспощадно ставил двойки — курильщикам.
Вот почему в раскалённую трубку телефона он грязно ругался на трёх языках, убеждая головную контору- надавить на Китай. Он блефовал, он запугивал и уговаривал, пока там не сдались. «Хорошо,- сказал начальник, — мы начнём давить уже завтра — но если твои страхи не подтвердятся, — я сам сдам тебя китайцам на опыты»
Карло знал, что закрыть сразу несколько стран на основании только его собственной интуиции, в случае провала, жди конец своей карьеры, а после этого, не возьмут, даже младшим лаборантом в лепрозорий, где ни будь в Монголии осядет на всю оставшуюся жизнь, но ждать результатов анализов ещё неделю, а закрывать нужно было уже вчера. Отправив в центральную лабораторию образцы тканей, Карло пошёл искать главного врача этой французской больницы, француз тоже время зря не терял, в больнице уже развешивали пластиковые шторы, создавая коридоры очистки, выдавали костюмы спец защиты, маски щитки. Эта миссионерская больница была, судя по всему, готова к любым нештатным ситуациям.
— Повезло с коллегами, — подумал Карло. Из кабинета главного он связался с министром здравоохранения Вьетнама и попросил вызвать санитарный батальон. К счастью, сезон вспышек малярии ещё не начался, и солдаты были без дела. Министр на том конце провода долго молчал, услышав о неизвестной инфекции, потом спросил тихо:
— Китай?
— Судя по всему да.
— Да, у них что-то происходит! К утру у вас будут солдаты…
— Вот ведь политика хреновая?! Наверняка уже разведка доложила, но молчали, пока у самих не загорелось!
А за спиной Карло — стоял бледный от злости француз, он все слышал. Молча достал бутылку коньяка, молча налил в больничные стаканы себе и Карло, выпили тоже молча. В следующие два дня это была единственная еда, которую удалось положить в рот.
Вызывались из отпусков добровольцы, потому что часть персонала уже лежала за пластиком, часть отказывалась заходить на заражённую территорию, часть местных просто не вышла на работу. К утру больницу окружили армейские кордоны, никого не впуская и никого не выпуская. Военные ездили по адресам тех, кто ушёл из больницы накануне и мог унести с собой заразу, а кого — то привозили уже на носилках.
Во дворе ставили палатки для персонала с походными койками для тех, кому с работы было уже не уйти, отдельную кухню и вагончики для дезинфекции. За второй линией кордона собирались зеваки и родные. Француз и итальянец, казалось, соревновались, кто дольше продержится на ногах, они сами в отсутствии санитаров вывозили трупы, обрабатывали палаты хлоркой, сами входили в палаты к заражённым, пытались помочь, облегчить страдания, и инкубировали, инкубировали, инкубировали.
По больнице стелился горчичный запах концентрированного озона, отсекавшего мир больных от мира умирающих. Эпидемиолог привыкает к запахам: карболка, хлор, озон – запахи беды, запахи войны на поражение, а кто победит — неизвестно, как быстро из охотника — врач сам становится добычей. Все зависит от случая или удачи.
Маска от запахов не спасает, но входить в палату к умирающему в противовирусном респираторе – это пугать его, уже испуганного до смерти. Карло помнил, как в Эфиопии крестьяне, уложенные в полевой госпиталь с Эболой, плевали в них, чтобы заразить, так высока была ненависть их умирающих к тем, кто должен был их лечить, но ничем помочь не могли.
Карло понимал, как сеет панику смерть коллег, которые работали бок о бок, а потом слегли и ушли так быстро, словно сбежали из этой жизни, и потому он не уезжал, бомбардируя головной офис все новыми требованиями об остановки перелётов, закрытии стран, ввода войск в зоны поражения, так как Китай все таки признал, что у них уже месяц вспышки неизвестной инфекции в разных районах, и ВОЗ уже реагировала без колебаний, а сам Карло обучал оставшийся персонал, как правильно носить маску, как подходить к заразному больному, как защитить себя, ухаживая за ним.
Все, кто работал в красной зоне, кто оставался на ногах, стали кастой неприкасаемых, от них шарахались даже солдаты, не смотря на защитную одежду.
Симпатичные молодые француженки медсестры, ещё недавно щеголявшие в коротеньких белых халатах и высоких накрахмаленных чепцах, растворились за пластиком щитков, в которых отражались бесконечно уставшие бессонные, расширенные от ужаса глаза. И так три недели, пока вспышка не пошла на убыль.
Когда вспышку удалось взять под контроль и больше заражённых не поступало, Карло засел за доклад, который уже ждали в Бангкоке. Кое-что прислали коллеги, кое-что они сами пытались исследовать. Обложившись справочниками и своими дневниками, он должен был это сделать быстро, очень быстро.
В спец самолёте, который вёз его в Бангкок ему стало плохо, подскочила температура, он все понял и не пожал протянутую руку коллеги, встречавшего его в аэропорту, а сразу попросил вызвать скорую.
И опять пластик вместо стен, запах карболки, костюм защиты, который он уже требовал не снимать с себя, чтобы не заражать других, и последние распоряжения по телефону, к нему никого близко не допускать. Когда в иллюминаторе щитка он различил глаза жены, то все понял.
До этих глаз, ещё была надежда, крошечная надежда, что выкарабкается! Но если Джулиана прилетела из Италии, дело – дрянь. Они долго молчали глядя друг на друга, говорить было бессмысленно. Она была с ним в Камбодже, она видела, как хоронили тех, кто умер от инфекции – прямо в защитных костюмах, в общей могиле, заливая тела бетоном.
По его просьбе позвали священника. На последней исповеди он сожалел, что не смог вовремя остановить, что уже столько людей погибло и ещё погибнут, и что, как врач он потерпел фиаско.
Он завещал кусок своего лёгкого — оставить для опытов, чтобы исследовать, создать вакцину и найти лекарство.29 марта 2003 года Карло Урбани, эпидемиолог, профессор, нобелевский лауреат, представитель ВОЗ, закрывший Восток и остановивший первую в мире эпидемию коронавируса, с которой удалось справится за 180 дней, сам умер после 18 дней интенсивной терапии. Ему казалось, что если больше 8 тысяч в ту эпидемию заболели и 774 умерли, это не его заслуга, а его провал.
Он не знал, что через 14 лет — Китай при поддержке ВОЗ закроет исследования по производству вакцины против корона вируса, так и не добившись результатов, а ещё через три года в Китае вспыхнет новая эпидемия, которую все так же будут скрывать китайские власти.
А китайских коллег, честно предупредивших ВОЗ о новой вспышке очень опасного заболевания, не похожего как на грипп, так и на пневмонию главный чиновник ВОЗ подло сдаст китайским властям и они бесследно исчезнут в подвалах китайской лубянки. Что сам главный будет делать все, чтобы скрыть наступающий на мир вирус. Что в Китае армия уже будет ставить карантинные заслоны, а самолёты из инфицированных городов — все ещё будут летать, увозя испуганных китайцев подальше по всему миру и со смертельным багажом в их лёгких.
Он не знал, что мир заполыхает пандемией, и уже тысячи и сотни тысяч будут погибать на вентиляторах и без них, в одиночестве, с последним желанием не остаться невостребованным трупом с номерком на большом пальце.
Он не знал, что вирус будут использовать в своих целях политики, сознательно увеличивая количество заболевших, что так бывает, когда в одних врачах побеждает чиновник и политик, а тысячи других врачей становятся смертниками.
Он подарил миру 16 лет — без тревожной жизни, и шанс создать защиту от смертельного вируса, но о шансах вспомнили, как всегда, слишком поздно.
А что бы было, не умри он тогда в марте 2003? Быстрая карьера и карт — бланш стать героем, получить вторую Нобелевскую премию? Возглавить ВОЗ, найти деньги на вакцину от САРС-1, которая бы точно ещё на взлёте остановила бы САРС -2? Вовремя распознать ложь китайских чиновников? И снова закрыть Восток, пока зараза не расползлась по всему миру? Так жаль, так искренне жаль.
cid:177d32e6856a3fd444e1