Цитата сообщения allo4ka55 Известный поэт и писатель Дмитрий Быков в стихах и прозе о Крыме



Островное

Бедный Крым, причина споров острых,
козырь всей российской гопоты!
Вся твоя беда — что ты не остров,
вся проблема, что не остров ты.

Вся Россия бесится в траншеях,
всяк орет свое кукареку...
Жаль, что за Чонгарский перешеек
приторочен ты к материку.

Если бы тебя объяли воды,
там была бы вечная весна,
— ах, ты стал бы островом свободы,
Меккой всем, кому земля тесна!

Ни Украйне, ни России отчей
не достался б южный твой Эдем,
ты бы стал ничей, а значит — общий,
но ничем не связанный ни с кем!

Греческий, турецкий и татарский,
душный, пышный, нищий, дикий сад...
Кто бы этот поводок Чонгарский
перерезал тыщу лет назад?

Что ж вы, тавры, что ж вы, генуэзцы,
не прорыли три версты песка?
Вы б оазис сделали на месте
нынешнего спорного куска.

Ни одна зловещая ворона
из чужого жадного гнезда
— что с шевроном, что и без шеврона
— не могла бы сунуться туда.

Под своим соленым, бледным небом,
волнами обточенный кристалл,
ты ничьей бы собственностью не был
— и в конце концов собою стал,

не ломоть чужого каравая
и не чарка с чуждого стола...
Никакая слава боевая
кровью бы тебя не залила,

а уж если б выпало сражаться
и отвагой сумрачной блистать
— ты бы сам, по праву домочадца,
защищал бы собственную стать.

Никакого ложного подсчета
хриплых от испуга голосов;
никакого пафосного флота,
кроме разве алых парусов,

никаких подосланных ищеек...
Но теперь-то поздно, обломись.
Ах же ты, Чонгарский перешеек,
весь гнилой, как всякий компромисс!

Я предвидел это с девяностых.
«Нерусь!» — крикнет мне святая Русь.
Я и сам такой же полуостров:
плюхаюсь, никак не оторвусь...

И прогноз-то прост, как пять копеек,
внятен, как нагайка казака,
— но привязан я за перешеек
памяти, родства и языка.

Да, я знаю сам, чего я стою,
вечно виноватый без вины,
с трех сторон охвачен пустотою
и огнем с четвертой стороны.

Мне ли не видать, куда мы рухнем
— якобы восставшие с колен? Лучше,
проезжая город Мюнхен,
помнить про другой — на букву Н.

Так рифмует массовик-затейник,
чувствуя, как смертный холодок,
перешеек, сладкий мой ошейник,
Родины заплечный поводок.

Воздух солон. Жребий предначертан.
Сказаны последние слова.
Статус полуострова исчерпан.
Выживают только острова.

ХОДОРКОВСКИЙ НА МАЙДАНЕ

Самый известный российский эмигрант выступил в Киеве против эскалации конфликта.

Не верит русским Украина,
Не уважает нашу мать
Пускай не вся, но половина —
И я могу её понять.

Когда увидишь Киселёва,
Когда услышишь вип-персон —
То сразу хочешь, право слово,
Их всех забыть, как страшный сон.

Иные зрители тупые
Галдят с лапшою на ушах,
Но если это вся Россия —
То я турецкий падишах.

У нас широкая натура —
В ней есть и подлость, есть и честь,
Халтура есть — и есть культура,
И Путин есть, и Ходор есть.

Наш спор годами отработан.
Майдана верные сыны
Ответят мне, что Путин — вот он,
А Ходор где-то вне страны.

Его сперва гноили в тюрьмах,
Везде крича, что он бандит,
А после выпихнули в Цюрих —
И он, как Ленин, там сидит!

Всё правда, гордые повстанцы,
В оценке нынешней Москвы.
И путинцы, и залдостанцы —
Лицо отечества, увы.

Но все от мала до велика
Уже привыкли, господа,
Что наша родина двулика
И этот лик — не навсегда.

И мы не раз мужали в бурях
На переломах роковых.
И тот, кто нынче съехал в Цюрих,
Ещё взойдёт на броневик.

И как бы мне в двадцатом годе
За стихотворческую прыть
На философском пароходе
В объятья ваши не приплыть.


Крымский кластер

Почему конец затянувшегося царствования, которое ни одной проблемы не решает, а только все вымораживает, так фатально связан с Крымом?

Александр Жолковский, один из крупнейших филологов современности и мой литературный учитель во многих отношениях, подробно разработал понятие «кластера», или «мотивного комплекса». В самом грубом и приближенном объяснении это устойчивый набор персонажей, обстоятельств, деталей, сопровождающий разработку одного и того же сюжета в самых разных вариантах.

Почему так получается, почему сходная ситуация требует одних и тех же героев или знаковых примет, объяснить очень трудно. И сам Жолковский, насколько я знаю, не одобряет применения его кластерной теории к истории либо чьей-либо личной биографии. Но мы-то не строгие филологи, поэтому можем позволить себе проследить некоторые «мотивные комплексы» в русской истории.

Это занятие в любом случае более плодотворное, чем комментирование стремительно развивающейся ситуации: частности ее развития непредсказуемы, но итог недвусмысленно ясен, и схема (инвариант, говоря по-научному) обозначена давно. Ну например: каким загадочным образом связаны масштабные спортивные торжества и соблазны внешней экспансии? Почему получается так, что Олимпиада-80 сопровождалась международным скандалом вокруг вторжения СССР в Афганистан? Возможны остроумные интеллектуальные спекуляции на тему самосохранения деградирующей империи, которая должна самоутверждаться одновременно и как ведущий игрок в мировой геополитике, и как образец мирного, радостного центра спортивной и культурной жизни («мы делаем ракеты» — «а также в области балета»).

Олимпиада и вторжение как бы уравновешивают друг друга, претендуя на доминирование в разных — и даже противоположных — сферах. Я почти убежден (всегда сохраняется шанс на чью-либо безбашенность либо нервный срыв), что Россия удержится от военных действий на территории Крыма и пресечет любые провокации неумеренных патриотов. Я убежден также, что обещание Рамзана Кадырова оказать братскую помощь Крыму есть лишь более или менее (по-моему, менее) удачный риторический ход. Но с кластером ничего не поделаешь — после триумфальной (как и в 1980 году) Олимпиады Россия стоит перед соблазном экспансии, а экспансия эта неизбежна, поскольку только внешняя угроза способна оправдать и узаконить вовсю раскручивающиеся внутренние расправы.

Это не только расправы с оппозицией, но и ротация собственных борцов с коррупцией, которые боролись с ней столь успешно, что, как врачи в чумном бараке, слегка заразились. Если Крым и не станет ареной прямого столкновения России с былым сателлитом, то некий внешний конфликт все равно неизбежен, поскольку желателен. Конечно, он может остаться «холодным», но без него экономические проблемы и грядущая рецессия не получат единственно достоверного объяснения.

Самая массивная телепропаганда не заставит россиян поверить, что в подорожании мяса и овощей (а также водки!) виноваты обвиняемые по «болотному делу», подзуживаемые братьями Навальными. Все списывает только «она», мать родна, она же хреновина одна. Если слишком долго размахивать ружьем, снявши его со стенки, — оно стреляет не просто по законам инварианта, но даже по системе Станиславского. И еще один кластер, совсем уж странный. Почему конец затянувшегося царствования, которое ни одной проблемы не решает, а только все вымораживает, оттягивая неизбежные кризисы, так фатально связан с Крымом? Почему «мрачное семилетие» Николая Первого, до полусмерти напуганного заграничными революциями, увенчалось Крымской войной, утратой Севастополя и сменой власти, вследствие чего в России начались наконец реформы и произошел небывалый культурный и научный подъем? Почему именно Крым оказался «точкой силы» и как связаны между собой крымский кризис и чудовищная в своей чрезмерности расправа над совершенно безобидными диссидентами? Ведь «болотное дело», дело Pussy Riot и дело Петрашевского выглядят несколько даже навязчивыми историческими параллелями, хотя ни от участников митинга на Болотной, ни от фурьеристских разговоров в кружке Петрашевского для государства не проистекало ровно никакой опасности. Разумеется, задним числом можно найти объяснение всему, но, воля ваша, таинственная связь истории с географией не дает мне покоя.

Я не задаюсь вопросом, почему Николай Павлович не встречал в своей деятельности сколько-нибудь серьезного сопротивления и заморозил всю Россию своими светло-голубыми очами до состояния полной неконкурентоспособности: слава богу, за десять лет реформ многое наверстали и вырвались вперед, хотя стали в конце концов палачами Польши и вырастили у себя отчаянных террористов. Я только спрашиваю: почему самая буквальность этих совпадений так внятно подчеркивает наш замкнутый круг? А чем кончится — понятно, чем кончится. Кластер — вещь жестокая. Неотменимая, как продуктовый набор советских времен.




Дмитрий Быков
писатель, публицист
07.03.2014

Маленькая разница

Не будем сравнивать нынешний Киев с хусейновским Ираком. Сравним ту Америку с нынешней Россией


«У США нет и не может быть морального права на нравоучения по поводу соблюдения международных норм и уважения суверенитета других стран. Как быть с бомбардировками бывшей Югославии или вторжением в Ирак по сфальсифицированному поводу?» — грозно спрашивает МИД РФ, комментируя предполагаемые санкции в отношении России. И это вполне правомочный вопрос, любимый аргумент комнатных патриотов и пропагандистов: как же вы нас?.. А сами?.. А Югославия, Ирак, Афганистан?! Не будем, как сказано в том же комментарии, опускаться до полемики с низкопробной пропагандой, напоминать о том, что творилось в Югославии при Милошевиче, и сравнивать нынешний Киев с хусейновским Ираком, где людей растворяли в кислоте. Сравним иное: ту Америку с нынешней Россией.

Примем как данность, что младший Буш и Клинтон грубо нарушали международные нормы. Но Америка не равнялась Бушу и Клинтону. Бомбардировки Югославии сопровождались бурной полемикой на всех уровнях — начиная с конгресса и кончая прессой. Клинтон подвергался жесточайшей критике, в самой Америке деятели культуры осуждали вмешательство в дела Югославии, издеваясь над самим понятием гуманитарных бомбардировок. И даже самые оголтелые патриоты не радовались тому, что Америка наконец-то встала с колен и показала миру лицо настоящего мирового жандарма. Даже те, кто откровенно поддерживал американские действия в Югославии, не впадали в истерическую национальную гордость — поскольку баланс сил был слишком очевиден. И американский народ не демонстрировал трогательной монолитности. Не говоря уж о том, что США не обсуждали перспектив присоединения той или иной части Югославии к Америке в качестве пятьдесят первого штата.

Вторжение Буша-младшего в Ирак сопровождалось настоящим расколом в американском общественном мнении: такой резкой критики не знал, кажется, ни один американский президент за последние сто лет. И в Европе, и в Штатах вся левая интеллигенция громко осуждала войну, о двойных стандартах кричали ведущие журналисты, манифестации против войны были не менее массовыми и радикальными, чем во времена Вьетнама. Майкл Мур снял разоблачительный фильм «Фаренгейт 9/11» и получил за него «Золотую ветвь» Каннского кинофестиваля. Американские писатели не подписывали восторженную петицию Бушу за то, что в исторически переломный момент он спасает мир от «фашизма». Ни в американском правительстве, ни даже среди республиканцев не было тотального единодушия относительно вторжения в Ирак; сомнению подвергались и доклады разведки о наличии у Хусейна оружия массового поражения (тот самый «фальсифицированный повод», о котором пишет МИД РФ). Бушу эта война стоила катастрофического падения популярности и в конечном счете привела к поражению республиканцев на выборах 2008 года. Даже когда была еще свежа память об 11 сентября, у иракской войны не было ни тотальной, ни даже 80-процентной поддержки в американском обществе; это общество не рассматривало войну как праздник или повод для сплочения. И опять-таки никто в Штатах не утверждал, что агрессия Буша наконец-то утрет нос распоясавшейся России, навязывающей всему миру свои стандарты.

Иными словами, Америка не сводится к своим президентам, правительствам и конгрессменам; ее роль в мире не ограничивается ролью мирового жандарма; у нее всегда остается шанс исправить собственные ошибки вроде вьетнамских — не только под действием экономической конъюнктуры, но и под влиянием собственного и мирового общественного мнения. Американские вмешательства в чужие внутренние дела не сопровождаются тотальным внутренним «одобрямсом», усилением репрессий против инакомыслящих и запретом на критику в Интернете. Напротив, каждая такая акция взрывает американскую общественную жизнь, приводя к появлению сотен книг, фильмов и общественных организаций. Вьетнам сформировал не только поколение ветеранов, но и поколение пацифистов. Главное же — тех, кто осуждал войну, в Штатах не называли предателями по крайней мере на государственном уровне.

Россия, с точки зрения мирового сообщества, опасна и своему населению, и миру, и ближайшим соседям далеко не только тем, что готова в любой момент применить военную силу для защиты «своего народа» и «своих территорий», хотя в другое время совершенно пренебрегает этой защитой; она опасна именно тем, что в ней нет никаких механизмов для торможения этих решений. В ней нет многопартийности, парламент в ней единодушен и единогласен, а население готово по первому требованию и даже без оного одобрить любую гадость — ибо только гадости и повышают наше национальное самоуважение, а милосердие и уважение к чужой жизни всегда будут здесь признаком слабости и предательства. Америка — это не только ее власть, но Россия — это именно и только власть, сопротивляться которой готовы не более 2—5% населения. И поддержка эта будет тотальной — ровно до тех пор, пока у этой власти не начнутся проблемы и не появится еще один шанс с наслаждением предать ее и себя.