Генерал фон Штебер (командир мотодивизии), в этот вечер был в пресквернейшем настроении. Из его цепких рук уже вторые сутки ускользал какой-то «недобитый», как он изволил выражаться перед своими боевыми командирами, Советский Стрелковый полк. И не просто ускользал, а даже больно «кусался», устраивая ему, Штеберу, ловушку за ловушкой.

Генерал Штебер, нервно ходил взад и вперёд по просторной, тщательно убранной комнате. У его седых висков судорожно дёргался пульс. В уме он называл себя большим идиотом.

 – Как же так? – думал генерал он, опытный не имевший за всю свою (солдатскую)жизнь поражений, теперь сам себе лезет в заготовленные для него петли. А по его «опытной» голове русские бьют так, что у него не переставая, сверкают искры в глазах, а в ушах появился противный назойливый звон, и не пропадает.

 

 

Своих командиров полков Краузе и Нушке, он называл скотами, за то что они до сих пор несмотря на его приказы не покончили с русскими. Мало того они за два дня преследования, отступающего солдатского полка, потеряли солдат и техники столько, сколько дивизия в целом не теряла за всю войну на Западе.

Сегодня же, когда он узнал о том, что русские опять ушли из «мешка», да в добавок в одной лощине артиллерией выложили почти целый батальон из полка Нушке, генерал в порыве гнева чуть было не застрелил командира этого батальона.

Он был не в духе, и от того что взятый утром в плен раненый советский солдат, несмотря на «искусный допрос», ничего кроме того, что он комсомолец и что на все вопросы бандитов отвечать не будет. Штеберг приказал пытать пленного, но солдат так ничего и не сказал. У двери в почтительной позе замер молодой офицер – адъютант Штеберга. Он время от времени поглядывал на свои хронометры и слегка покачивал головой. Вдруг генерал остановился посередине комнаты и, пронзив холодным взглядом адъютанта, спросил:

 – Вы вызвали полковника Курта?

-- Так точно! – вытянувшись в струнку, выпалил офицер – Полковник Курт уже выехал. И как бы в подтверждение его слов, на улице послышался шум подъезжающего «Опеля». В комнату ворвался полковник Курт.

– Полковник, вы, очевидно догадались зачем я вас вызвал?

И получив утвердительный ответ, продолжал:

 – По моим подсчётам, советский полк завтра должен соединиться со своими основными силами, вернее будет стремиться к этому. Но я не допущу этого, вы понимаете? Мы разобьём русских завтра утром вот здесь…у реки

 

И показал карандашом на карте, висевшей на стене, место у излучины реки, в десяти километрах к востоку от  села «N», куда ушёл советский полк

– Утопим их в этой реке.  

– Они отходят по этой дороге, – продолжал он водить карандашом по карте, – Мимо села «N» через болото, что по обе стороны от дороги, и по моим данным у реки должны быть не раньше как завтра утром. Мост через реку сегодня нашей авиацией разбит. Ваш полк должен немедленно выступить, догнать русских, во что бы то ни стало, на подходе к реке и завязать бой. Постарайтесь оттеснить их к излучине и не давать переправляться через реку…К этому времени к вам вот отсюда, слева, подоспеют Нушке и Краузе… и на этом нужно будет считать – он сказал он торжественно, посмотрев на Курта и резко черканув на карте у излучины крест.

– Вам ясно? – немного помолчав, спросил генерал.

Курт всё это время не сводил со Штебера своих серых глаз, таивших какое-то внутреннее недовольство не то генералом, не то его приказаниями. Курта раздражали самомнение генерала, его слова: «по моим расчётам», «я разобью их»; но он стоял и молчал. Но последний же вопрос Штебера ответил скупо двумя словами:

 – Так точно.

Затем генерал, убежденный в непогрешимости собственных доводов, добавил:

 – А командира советского полка, этого… как его фамилия? – обратился он к адъютанту:

 – Майор Немов – ответил молодой офицер

– Да…да этого майора Немова, Курт, вы должны взять живым или мертвым…лучше живым.

Несмотря на усталость, валившую с ног бойцов Немова, полк продолжал днём и ночью идти форсированным маршем. Вторые сутки с жестокими боями он уверенно выходил из стальных клещей гитлеровцев. Оставался последний бросок. Впереди где-то близко были свои. Это чувствовал каждый солдат и ещё больше напрягал последние силы.

В полночь, миновав село «N» полк подошёл к реке. Для прикрытия переправы был оставлен батальон старшего лейтенанта Етковского и батарея Крупнова.

Сильно поредевшие роты батальона Етковского быстро заняли свои рубежи. То ли от чрезмерной усталости, то ли от того что кругом было сыро, а ночь очень тёмной, а может быть последней, бойцы глубоко в землю не зарывались, а старались, по возможности приспособиться к местности. Многие из них сразу же задремали, свернувшись в «три раза» в шинелях и крепко и крепко прижав с автоматом и винтовками.

Давно спало село. Спали уставшие бойцы, Договорившись о связи и взаимодействии в ночном бою, они долго не могли решить, где же поставит батарею Крупнова. Молодой и энергичный комбат Етковский, проявляя, как всегда, горячность в споре, убеждал Крупнова поставить пушки у дороги, за первой ротой:

 – Здесь твоим пушкам будет лучше всего, немцы как на ладоне и дорога рядом, в случае отхода, и мы тебе поможем, если будет нужно.

 – Нет, степенно возразил Крупнов, не дело предлагаешь комбат…во-первых, об отходе я меньше всего думаю; во-вторых, за помощь, которую ты обещаешь и в которой я не сомневаюсь, спасибо, но только помогать-то, возможно, мы тебе будем…и в-третьих, мы в этом месте сами у немцев будем как «на ладошке», нас там «заклюют» не только артиллерия и танки, но и пехота на своих бронетранспортёрах…а днём авиация сотрёт в «порошок». Ну а если они нас сомнут, то и ротам долго не продержаться:

 – Ну, а где же тогда? – спросил Етковский, – за   стыком первой и второй роты, у «самоваров» или у сараев? Не будешь же ты ставить их в болоте. А  впрочем, тебе виднее…Только бы не получилось как в прошлый раз у Ракитного…, я теперь за ваши пушки душой болею и не меньше твоих батарейцев.

 – Охотно верю комбат, но на сегодня, как видишь, обстановка складывается по-другому , что скрывать от самих себя: если мы продержимся до рассвета и останемся в живых, то уцелевшие пушки, согласно приказа придётся взорвать, а нам… – Крупнов  умолк и стал выбивать пепел из погасшей трубки.

Лишнее напоминание Крупновым о близком вероятном конце больно отдалось в груди офицеров. Но на их бледных и усталых лицах, по-прежнему чувствовалось решимость и уверенность в своих силах.

– Я  думаю, – закурив трубку, предложил Крупнов – батарею нужно поставить восточнее сараев…место очень удобно для закрытой позиции, и для открытой при необходимости. К тому же здесь когда-то было болото, а теперь огороды и сады; и, если об этом противник не знает, то мы в таком случае многое выиграем.

 – Постой, постой! Где это место на карте? – заинтересовался Етковский. Офицеры склонились над столом, но их внимание было внезапно нарушено резким стуком в дверь.

– Да! Входите, - раздался повелительный голос Етковского.

Дверь легонько скрипнула и на пороге показались: сержант Мальцев – командир отделения дивизионных топографов, временно прикомандированный к батареи Крупнова и молодой артиллерийский разведчик. По их возбуждённым лицам было видно, что они очень торопились. В одной руке Мальцев держал немецкий ранец с обгоревшей рыжей шерстью, а другой слегка придерживал автомат.

 – Что случилось? – подавшись вперёд, задал вопрос сержанту Крупнов. В эти дни отступления он очень хорошо изучил Мальцева, во многом заменявшего ему недавно погибшего командира взвода управления, и был уверен, что он зря не придёт.

 – Разрешите доложить? – проговорил сержант. Получив разрешение, он быстро открыл ранец и достал немецкую карту. Аккуратно развернув, он положил её на стол, рядом с их картой – товарищ старший лейтенант. Эту карту мы только что случайно нашли в ранце с трофейной машины, которую мы взяли днём. Я её хотел приспособить вместо своей, побитой осколками, но как только взглянул на неё, то сразу к вам. Вы только взгляните на неё…

Офицеры уже внимательно рассматривали карту,

 – Вот оно, вот оно где! – полушёпотом говорил Крупнов, сравнивая одну карту с другой. Его предположение о выбранной им огневой позиции для батареи, согласно принесённой карты, рекогносцировки 1929 года, находилось там где было обозначено болото. По карте обширное болото у села N простиралось на юго-восток и по правую сторону дороги там где сейчас раскинулись молодые колхозные сады и огороды до самого большака по которому ушёл полк. Крупнов обратился к Етковскому:

 – Комбат, а ты между прочим прав – пушки действительно придётся поставить в болоте, но только в «Сухом» - так кажется, называют его местные жители. И он поставил кружок на трофейной карте.

 – Да ... идея замечательная – согласился Етковский, – немцы ночью ни за что не полезут в это «болото» и, тем более в обход не пойдут. И я, пожалуй вторую роту могу выдвинуть вперёд, а днём видно будет – к тому времени обстановка прояснится.

 – Правильно комбат, при таких боевых порядках мы сможем целую дивизию удержать до рассвета, а днём я пару орудий выведу на прямую наводку, «петеэровцы» залягут у дороги и можно быть уверенным, что ни один немецкий танк не прорвётся к реке, до тех пор, пока мы будем живы.

План ночного боя был решён.

В последний час перед рассветом всё было готово к бою. Ночная темь все больше и больше сгущалась. В этой темноте притаилась тишина. Тревожная ночь и тревожные мысли на душе у солдат.

Вдруг в эту тишину внезапно ворвался нарастающий гул моторов. Вздрогнули бойцы, вмиг исчезла дремота. Руки крепко сжали автоматы, винтовки и карабины, пулемётчики прильнули к холодной стали «максимов». Насторожился в тёмной ночи, перед жаркой схваткой батальон. Может для него эта схватка будет последней?

Отгремят над «Сухим болотом» прощальным салютом последние залпы. Упадёт на землю последний боец и на сомкнувшихся ресницах скупой слезой блеснёт утренняя роса. Крадучись как воры пройдут мимо мёртвого батальона немецкие танки.

Но полк уйдёт и будет жить своей боевой и трудной жизнью, и будет мстить за тех кто в ту ночь в неравном бою прольют свою горячую кровь за жизнь полка.

Гул с каждой секундой нарастал всё сильнее и сильнее. Стало ясно слышно, как гремят и лязгают гусеницы боевых машин где-то на дороге, как дрожит сырая, чёрная земля. И сотни глаз напряжённо всматривались в непроглядную тьму ночи.

Бой завязался внезапно. Взвились в небо, рассекая темноту, ракеты и осветили резким мигающим светом мотоколонну Курта. Шквальный ружейный, пулемётный и артиллерийский огонь остановил головные машины. Из них выскакивали гитлеровцы, беспорядочно наугад стреляя в разные стороны. Многие тут же сраженные падали, а остальные спешили укрыться в канавах и кюветах.

Крупнов с Мальцевым находились на наблюдательном пункте Етковского, в боевых порядках второй роты. Из тесного и сырого окопа они управляли огнём батареи. Команду за командой передавали телефонисты на огневую позицию:

 – Правее 0-05.

 – Ближе два.

      – Огонь.

 – Левее 0-02.

 – Батареей.

 – Пять снарядов.

 – Беглым.

      – Огонь.

В «Сухом болоте» молнией одна за другой вздрагивают и пропадают вспышки орудий и громовый рокочущий грохот сотрясал равнину. Тяжёлые гаубичные снаряды с хрустом рвались на дороге. Одна за другой факелами вспыхивали машины противника, рвались бензобаки, боезапас, сокрушая всё вокруг.

Полковник Курт, ехавший в своём «Опеле», почти в хвосте колонны, проснулся от резкого толчка. Вытянув шеи в сторону шофёра и ещё не сообразив, что случилось он хриплым голосом вскрикнул:

 – Wasistdas?

Шофёр, широко раскрыв воспалённые глаза, испуганно всматривался вперёд. Перед ними на фоне каких-то вспышек вырисовывался развернувшийся боком бронетранспортёр и которго выскакивали сонные солдаты. Впереди образовалась «пробка». Курт отчётливо услышал гром артиллерии и беспрерывную дробь ружейно-пулемётного огня. У него мгновенно пропал сон. Курт больше всего в жизни боялся неизвестности, и в последнее время он стал очень осторожным, никому не доверял даже в мелочах. В каждом приказе он стал подозревать, что Штебер хочет сделать ему пакость. И сейчас он ни сколько не стал опровергать мысль, что Штебер, очевидно, узнав что Курта по-особому распоряжению дяди скоро отзовут на запад. И теперь он нарочно посылает его в самые опасные места и, причём ночью.

– Oh mein Gott! – со стоном вздохнул Курт, и с большим нежеланием вылез из машины. Ночной холод и сырость охватила его. Усилившиеся вспышки и грохот разрывов и полнейшая неизвестность разбудили в нём страх, по спине забегали мурашки. Он повернулся было в машину – как в укрытие, но в этот момент из темноты появился его адъютант.

 – Что там случилось?

 – Впереди русские господин полковник, вас просит на радиостанцию начальник штаба.

Курт поёжился и, застегнув на все пуговицы походный плащ, сухо сказал:

 – Идём, – и последовал за адъютантом.

В кузове огромной глухо закрытой машины тускло светились электролампочки, терпкий запах аккумуляторов перехватывал дыхание. Вдоль бортов у радиостанций сидели операторы и усиленно вызывали своих адресатов. Посредине машины у маленького столика, полусогнувшись над картой, стоял начальник штаба.

 – Господин полковник, первый батальон атакован русскими силами одного полка. Связь с батальоном потеряна. Из второго полка только что получено сообщение, что батальон усиленно обстреливается советской артиллерией, роты залегли у дороги…командир батальона ждёт ваших приказаний. С остальными устанавливаем связь. – При этом он недружелюбным, полным отчаяния взглядом, посмотрел на радистов.

 – Ганс, где мы находимся? Доложите где русские? – приказал Курт.

Начальник штаба, взглянув на него, заметил как сильно осунулось его лицо.

 – Мы находимся на этой дороге и, кажется вот здесь, – не совсем уверенно ответил он. Показав тупым карандашом на дорогу в болоте у села N.

 – А русские, очевидно… и не успел он договорить, как адъютант доложил, что прибыл связной из первого батальона.

Связной сообщил о том что первый батальон русскими прижат к болоту, что потеряно много машин, а командир батальона ранен.

 – Русская артиллерия расстреливает наши роты и сжигает наши машины прямо на дороге – доложил связной.

 – Где русская артиллерия? – перебил его Курт.

 Тот пожал плечами – В двух километрах от дороги вправо…где-то в болоте

Начальник штаба пристально посмотрел на карту.

 – По моим соображениям – сказал он – русские пушки поставили очевидно вот на этом выступе в болоте, у сараев, другого места, где можно было бы поставить дивизионную артиллерию здесь больше нет – кругом болото. Танки туда пускать нельзя, но разбить русские пушки нашим артиллеристам можно пожалуй отсюда. Посмотрев, на часы он продолжал

 – Скоро рассвет. Надо попросить авиацию, чтобы утром обработать юго-восточную часть болота, как можно лучше.

Выслушав начальника штаба Курт принял решение немедленно начать обстрел русских пушек, к рассвету сосредоточить пехоту и танки у первого батальона, утром сразу же после бомбардировки с воздуха, отрезать дорогу к реке и уничтожить русских в болоте, не дожидаясь подхода Нушке и Краузе.

Штеберу была отправлена радиограмма, в которой он доложил о вступлении в бой с полком Немова и просил авиацию.

Генерал, получив радиограмму, пришёл в замешательство. Все его планы рушились.

 – А может быть – мелькнула в его голове мысль – Курт что-нибудь напутал, ведь не случайно же Нушке частенько называл его паникёром.

Вероятно встретил какой-то дряный заслон и давай строчить: «советский полк…Немов…артиллерия…прошу авиации…разобью.» Ох и доберусь я до него. Так, а если предположить что он действительно напоролся, но только не на полк, а на батальон – продолжали бежать мысли у генерала. Что же всё таки мне делать с этим Куртом.

И в конце концов не смотря на гнев, обуявший генерала, он пришёл к выводу, что русские способны на любые неожиданные штучки.

Хотя он их ещё не знал, как следовало бы знать генералу, но кое в чём он уже разбирался.

Прийдя к такому выводу генерал отдал приказ Нушке и Краузе, двигавшимся в обход Немову – немедленно изменить маршрут кратчайшим путём и максимальным ходом идти с cелу N, а затем заказав для Курта авиацию, со своей «особой группой» помчался к нему.

А в болоте продолжался бой. Артиллеристы Курта открыли ураганный огонь по батарее Крупнова. Его приказ – разбить во что бы то ни стало советскую артиллерию у сараев они выполняли с усердием. До рассвета с воем сыпались снаряды, перепахивая землю в стороне от «Сухого болота». Батарея же Крупнова оставалась неуязвимой, лишь изредка шальные осколки прилетали на огневую и обессиленные падали неподалёку. Но там на это никто не обращал внимания, продолжая уверенно вести огонь по скоплениям противника.

На правом фланге немцы дважды пытались отбросить от дороги первую роту, но их робкие атаки оба раза захлебнулись в шквальном огне батареи.

Наступил рассвет. Над болотом поднялось холодное осеннее солнце, птицы улетавшие на юг далеко огибали негостеприимное место.

Советские солдаты преодолев ещё одну трудную боевую ночь, воспалёнными глазами время от времени посматривали на восток куда ночью ушёл полк. Незримая живая нить связывала их. Они жили его приказами и ждали от него их. Последний приказ – «Стоять и ни шагу назад до особого сигнала» - они выполняли с чёткостью.

 

В «Сухом болоте» расчёты открыли последние ящики со снарядами. «Петеэровцы бесшумно залегли у дороги. Гитлеровцы не предпринимали ни каких действий. Даже артиллеристы Курта на время прекратили бешенную стрельбу. Умолкли и «максимы». И только один неугомонный бронетранспортёр на левом фланге глухо стучал из автоматической пушки. В тревожном ожидании насторожился батальон. Сырой болотный воздух пробирался под солдатские шинели и тяжело сдавливал грудь. Бойцы молча следили за дорогой.

 

Вдруг надрывный гул моторов стал медленно заполнять пространство. По цепи из одного края в другой пронеслась команда «Воздух»! В сером утреннем небе показались большие группы «юнкерсов», шедших в походном порядке с запада. На миг замер передний край. Советские бойцы с лютой ненавистью смотрели на тяжело груженные стаи «стервятников». Для них стало ясно, что смертельная схватка только начинается.

В этот момент по радио от командира полка Немова был принят сигнал отхода. Путь на восток был чист. Но последнюю схватку уже никто не в силах был отменить, с каждой секундой она зловеще приближалась к батальону. Его позиции ощетинились сталью. Бойцы приготовились с честью умереть в этом неравном бою.

Головную группу «юнкерсов» вёл опытный лётчик Арндт. Подойдя к назначенному месту он передал команду: «Приготовиться к атаке». Его группа самолетов стала выстраиваться в одну линию. Глазами старого хищника Арндт выискивал цель. Он хорошо помнил приказ: «Бомбить юго-восточную окраину болота у села N. И сейчас он отлично видел её. Она раскинулась впереди под ними, слева от дороги, справа вырисовывались огороды и сады. Аридт на них не обращал внимания. Он высматривал в пожелтевших камышах и у дороги едва видимые, скопления машин и пехоты. Глядя на них, он сделал предположение: – «русские собрались уходить», - и, сделав крутой разворот, пошёл на цель.

Вдруг он увидел как оттуда стали взлетать белые и зелёные ракеты – «наш передний край».  – «Не может быть» - мелькнула мысль в его голове, но он всё же рывком выровнял машину и лёг на новый заход. Остальные самолёты следуя его движениям послушно кружили за ним