Дмитрий Губин, журналист, Харьков

Сразу скажу, что уголовный кодекс я чту, и его статью 110 соблюдаю. То есть считаю, что изменение границ Украины — ничуть не благо, и рассматриваю описанное ниже как исключительную практику, а не как руководство к действию. Однако знать это самое исключительное тоже надо.

В последние сто лет, как правило, отделение происходило или отдаленных территорий (как большинство стран Африки), или по линии границ субъектов федерации (распад СССР, Югославии и Чехословакии, независимость Эритреи). И лишь три случая знает история, когда из состава страны выделялась неотъемлемая, с точки зрения законодательства, часть территории. Есть три сценария такого рода раздела — «оптимистический», «пессимистический» и «реалистический». Рассмотрим вкратце все три.

Насер сбрасывает балласт

Чтобы воздушный шар не снижался раньше времени, из его гондолы сбрасывают балласт. Мешки с песком, например. Именно так и поступил почти 60 лет назад египетский президент Гамаль Абдель Насер. От свергнутого короля Фарука в наследство военному режиму достались не только нищета и проблемы с инфраструктуры, но и огромная территория, которой нужно управлять. Это Судан. До поры до времени египтяне управляли этим самым большим в Африки куском территории вдоль Нила.

15 октября 1951 года парламент Египта утвердил закон о расторжении англо-египетского договора 1936 года и англо-египетского соглашения 1899 года, устанавливавшие режим совладения. египетский король Фарук был провозглашён королём Египта и Судана.

 

 

Президент Египта Гамаль Абдель Насер

Благодаря перевороту в Египте 1952 года появился новый подход к решению вопроса о статусе Судана, а заключение англо-египетского соглашения 1953 означало, что эта страна близка к завоеванию независимости.

Что же это за новый подход?

Насер и его соратники прекрасно понимали, что нужно проводить решительные реформы и национализировать Суэцкий канал. А заодно военные были не прочь нанести реванш Израилю за поражение и увеличить свои владения в Палестине (сектор Газа тогда был египетским, и его статус Насер не планировал менять, разве что еще отхватить побережья).

Понятно, что в такой ситуации Насер стал действовать, как тот воздухоплаватель, то есть сбрасывать лишнее. А Судан в этой ситуации из лакомого куска превращался в обузу. Управлять страной полиэтнической и поликонфессиональной со множеством межклановых противоречий было не просто трудно, но и опасно.

1 января 1956 года на карте мира появилось новое государство. Египет затем неоднократно вмешивался в его дела, но не нес ответственность за проблемы в экономике, перевороты, гражданские войны, а затем и раскол Судана. Это, так сказать, «оптимистический» сценарий.

Ампутация гангрены

Одной из самых кровопролитных и жестоких локальных войн ХХ века была война в Алжире. Она катастрофически изменила этнический состав как самого Алжира так и «исторической Франции». И её последствия до сих пор не преодолены.

Административно Французский Алжир состоял из двух частей — трёх густонаселённых средиземноморских департаментов, инкорпорированных в территорию метрополии (то есть фактически ставших неотъемлемой частью Франции) со средиземноморской стороны и обширных малонаселённых пустынных и полупустынных просторов Сахары к югу. И этим он существенно отличался от соседних Туниса и Марокко, не входивших в основную территорию страны. Эти страны получили независимость без нарушения Конституции республики, как и владения к Югу от Сахары. Решение же вопроса отделения Алжира в конституционных рамках было так же невозможно, как и расставание с Эльзасом или Гасконью.

Понятно, что ни одно правительство Четвертой республики и ни один созыв ее парламента не имели никаких полномочий для изменения основной территории страны. А вот на подавление арабского террора — очень даже имели. Но, увы, полного прекращения насилия никак не удавалось добиться. Поэтому разрубить узел оказалось по силам только очень авторитетному лидеру, то есть Шарлю де Голлю.

 

 

 Шарль де Голль

16 сентября 1959 года президент де Голль выступил с речью, в которой впервые признал право алжирцев на самоопределение. Замечу, что под алжирцами он имел в виду не только арабов и берберов, но и около миллиона французов, проживавших там. И именно они наиболее последовательно требовали соблюдения закона — это требование незаметно переросло в террор и мятеж. 8 января 1961 года во Франции был проведён референдум по вопросу о судьбе алжирской проблемы. За предоставление Алжиру независимости высказались 75 % голосовавших.

 

 

Генерал де Голль – один из самых почитаемых французских политиков XX века.

Число жертв войны с большим трудом поддаётся оценке. На пике боевых действий в Алжире находилось одновременно более 400 тыс. французских военнослужащих. Потери французской армии были оценены в 18 тыс. погибших. По официальной французской статистике, в ходе войны было убито и пропало без вести 3300 «черноногих» — французов алжирского происхождения. На территории самой Франции погибло 4300 человек в конфликте между алжирскими группировками.

Алжирские источники используют цифры от 1 миллиона до 1,5 миллиона погибших и 3 миллиона алжирцев, перемещённых в концлагеря, но Бенжамен Стора, изучая алжирскую систему пенсий и компенсаций жертвам войны, даёт цифру приблизительно 150 000 убитых. Надо к этому добавить приблизительно 12 тысяч жертв внутренних конфликтов между Национальным алжирским Движением и Фронтом национального освобождения.

Что касается гражданского населения, то французские историки оценивают число погибших во время войны алжирцев от 300 000 и 400 000 (около 3 % населения). Число погибших харки (лояльных Франции арабов) колеблется, согласно различным источникам, от 10 до 150 тыс. человек. Наиболее правдоподобная оценка — от 15 до 30 тысяч. Именно харки и составили большинство арабских переселенцев, так и не интегрировавшихся по сей день во французское общество. Франция прекратила войну, но породила внутренние проблемы на много десятилетий.

От «пессимистического» сценария с большой кровью и массовой эмиграцией, перейдем к «реалистическому».

Переговоры без диалога

Чтобы вести какой-либо диалог в рамках одной страны, нужно, по меньшей мере, играть по одним правилам. И в унитарном государстве, и в федеративном можно жить лишь при условии искоренения терроризма и фанатичной ненависти. А если это не получается?

Именно так случилось в Ирландии в 1916—1921 годах. В то время вся Великобритания вела самую тяжелую и кровопролитную войну в своей истории — Первую мировую. Как раз в тот самый момент, когда силы на фронтах были напряжены до предела, Лондон получил удар в спину: в Дублине началось восстание. Подняла его вооруженная немецким оружием партия Шин фейн (в переводе — «мы сами»). Разумеется, правительство Его Величества подавило вооруженный мятеж, однако диалог между британцами и южными ирландцами, который велся более шестидесяти лет, стал бессмысленным. Шинфейнеры сформировали террористическую организацию — Ирландскую республиканскую армию (по ее образцу двумя десятилетиями позднее создавалась ОУН), которая совершала жестокие убийства.

Разница вер, языков и экономического развития веками затрудняла общение между Лондоном и Дублином, но оно было. Ирландия избирала 130 депутатов в британский парламент, 80 из которых были католиками из южных графств. Эти мандаты в викторианскую эпоху закрепились за националистами-гомурлерами, требовавшими широкой автономии. Парламент и правительство противились выполнению требований ирландцев, хотя и шли на некоторые уступки. Гомурлеры же, в свою очередь, хоть и жестко критиковали политику официального Лондона, но оставались в рамках правового поля и активно участвовали в жизни всей страны. Они боролись против отсталости и бедности своих избирателей, но никогда не переходили грань цивилизованной оппозиционности.

На парламентских выборах 1918 года все восемьдесят мест, которые раньше были заняты гомурлерами, получили шинфейнеры. Некоторые из них сами участвовали в терактах, и депутатская неприкосновенность не давала их повесить. Они отказались принимать парламентскую процедуру, создали в Дублине свой законодательный орган (Дойл) и в 1919 году провозгласили создание ирландской государственности.

Обессиленное войной правительство Дэвида Ллойд Джорджа решило предложить ирландцам акт о широкой автономии — тот самый «гомурль», который так и не был принят вовремя. Однако позиция шинфейнеров была иной: мы вас будем убивать, а вы нам — льготы и дотации. Их больше всего устраивала ситуация непризнанного государства, которое сражается и не должно заниматься экономикой. Ведь никакой позитивной программы у ШФ-ИРА не было — только заклинания о языке и ненависть к колонизаторам.

Уинстон Черчилль писал вскоре в книге «Мировой кризис»: «Вооруженные повстанцы вышли из своих убежищ, разгуливали по улицам Дублина и разыгрывали из себя лидеров нации столь же древней и столь же гордой, как наша собственная».

 

 

 Эамон де Валера

24 июня 1921 года премьер и один из лидеров Шин фейн Эамон де Валера подписали перемирие. Перед этим де Валера потребовал, чтобы рядом с ним был переводчик с кельтского языка. Однако Ллойд Джордж сам был валлийцем, и, как оказалось, владел языком гораздо лучше своего собеседника. Лидер Шин фейн и члены его делегации говорили между собой по-английски, а премьер со своими консультантами — по-кельтски. Затем проходили сложные переговоры, стороны практически не находили точек соприкосновения.

6 декабря 1921 года было принято уникальное решение, при котором каждый считал себя полностью удовлетворенным. Юг Ирландии юридически для Лондона и всего мира считался британским доминионом (полностью самоуправляющейся территорией), а для внутреннего потребления — независимой республикой (полностью признанной лишь в  1949 году), которая в своей конституции высказывает претензии на весь остров (отменены лишь совсем недавно).

В результате шинфейнеры были вынуждены заняться проблемами своих избирателей и на сорок лет свернуть вооруженную борьбу за Ольстер.

Произошла сецессия — отделение проблемного региона, благодаря которому центральная власть сняла с себя ответственность за него и передала её тем, кто еще недавно попирал закон и навязывал свою агрессивную идеологию.

Говоря об ирландском и тем более алжирском опыте, автор вовсе не призывает к его повторению, но только предлагает оценить, что террор не может быть бесконечным и как он рано или поздно заканчивается крайне непопулярными и очень болезненными решениями.

P.S. Мы увидели, что в Киеве новые силы, придя к власти по-«ирландски», чётко выбрали «алжирский» вариант, но надеются на «хорватский», то есть на возвращение непокорных регионов при уничтожении или депортации мирного населения. Но само население ни уезжать, ни тем более безропотно отправляться под нож ради человеконенавистнических идей некоторых киевских властителей не собирается, а Порошенко явно не Шарль де Голль.