Люди на гигантских розовых фламинго сражаются в небе с железными птицами более технологически развитого противника. Причем «железная птица» - это не иносказание. Летательные аппараты и впрямь сделаны по подобию птиц и машут крыльями, издавая массу механических звуков. Поле усеяно телами и группами дерущихся на мечах людей. Кстати, никакой особенной гари, дыма и огня вокруг нет, как это любят показывать в фильмах даже про самые старые битвы. Просто идет сеча.

Я и мой друг, который цветом кожи выдает свое африканское происхождение, только что управились со своими противниками и пытаемся восстановить дыхание, согнувшись и уперевшись ладонями в колени, каждую секунду рискуя, что не успеем даже выпрямиться, если на нас нападут. Но все заняты боем со своими оппонентами.

Это война идет уже давно. Она не имеет цели захвата вражеской территории. Скорее, это просто постоянные мелкие стычки. Как народная забава, черт побери. Просто во время этой самой забавы гибнут люди. Не понарошку, а вполне по-настоящему. С кровью, распоротыми животами, отрубленными конечностями и всем таким прочим. В общем, все по-мужски. Без особых раздумий и с кучей адреналина.

Немного передохнув, мы трусцой направляемся к стоящим вдалеке шатрам, в которых по информации, полученной от разведчиков, находится штаб врага. Наша задача – захватить высокопоставленных пленников, ни больше, ни меньше. По пути удивляемся практическому отсутствию охраны у столь важного объекта, но особенно не расстраиваемся – это нам еще как на руку. В то время пока мой друг берет на себя заботу о стражниках, я взмахом меча разрезаю боковину шатра и врываюсь туда с боевым рыком. Видимо, рассчитываю еще и внутри найти защитников. Однако там лишь две женщины. Вернее женщина средних лет и молоденькая девушка. Судя по внешности – это мать и дочь.

Без лишних разговоров – они и сами все понимают – я вывожу их из этой огромной палатки, и мы поспешно отступаем в сторону своего лагеря. Ситуация на поле битвы практически не изменилась. Силы примерно равны. А мы уже в нашей ставке. Тут я замечаю, что мой друг неотрывно глядит на младшую из захваченных пленниц. Да таким взглядом, что сразу ясно – это всерьез и надолго. Неграмотные крестьяне называют это любовью. Я же вижу это как мириады химических процессов в его мозге и заложенную генетически реакцию на определенные раздражители. Просто в данном случае все совпало наилучшим образом.

Они решают пожениться. Тем паче, что это встречает одобрение глав враждующих стран – прекрасный повод заключить хотя бы временное перемирие.

Следующая картина: я, возлюбленная моего друга и ее мать находимся в каком-то парке. Они качаются на качелях, а я задумчиво брожу рядом. Потом мы обсуждаем различные аспекты сложившейся ситуации. Ее мать смеется, что мы еще совсем дети и много не понимаем. Зато я могу посмотреть на все сверху, говорю я. Она интересуется – каким же образом. Чтобы не вдаваться в подробные объяснения, я просто взмываю в небо метров на пятьдесят. Они на своих качелях становятся малюсенькими фигурками, а я думаю о том, что в этом весь человек – маленькая и незаметная фигурка на неимоверных размеров игровой доске. Потом я спускаюсь вниз и мы смеемся. Мать девушки говорит, что впечатлена, но тем не менее, этого мало, чтоб действительно понимать картину мира. Я не возражаю. Чтоб понимать картину мира – вообще всего мало.

И мы отправляемся вглубь нашей родины. Друг остается с девушкой – они будут сочетаться где-то в другом месте. С церемониями и прочим, потому как их свадьба в каком-то смысле – политическое событие. А мне надо торопиться, потому что у меня у самого на носу венчание с моей невестой. Странно, думаю я, что будет венчание. Я ведь неверующий, да и не крещеный даже. Наверное, таково желание второй половины.

Мне нужно было заехать домой, забрать невесту и вместе с ней отправиться в салон, где были приготовлены всякие аксессуары для свадьбы. Цветочки, вся фигня. Я приезжаю домой и застаю там полный разгром. Из-за распахнутой двери доносятся звуки битвы. С обнаженным мечом я врываюсь в дом и обнаруживаю там несколько людей в черной одежде, которые теснят Раму градом ударов к стене. Я прихожу ему на подмогу и мы хоть и с трудом, но справляемся с этими гостями. Скорее всего, думаю я, это были сепаратисты из рядов наших оппонентов, которых не устраивало перемирие между государствами.

Мы едем в салон. Со спины я вижу себя и невесту, сидящих в праздничной повозке. Но что-то не так. Вид перемещается так, чтоб я мог наблюдать все спереди. Возлюбленная лежит у меня на коленях, словно решила немного передохнуть. Ее волосы рассыпались водопадом почти до пола повозки. Она мертва. Ее все-таки убили во время беспорядочной драки в доме. Мне не хочется в это верить. Я просто стараюсь об этом не думать и продолжаю гладить ее по голове. Чувств никаких нет, абсолютная пустота.

Мы приезжаем в салон. Там уже пребывает Рама, который говорит, что все устроил и чтобы я держался. Также там присутствует и мой чернокожий друг. Он говорит, что приехал сразу как узнал. Детей решил не брать с собой. Где-то глубоко внутри я знаю, что дети у него – от той самой девушки, которую мы выкрали из стана врага. И что она умерла через год после свадьбы во время родов двойни. И я вижу, что он меня понимает.

В салоне еще не успели переиграть ситуацию, поэтому одна из комнат наполнена реквизитом для свадьбы, а вторая стремительно наполняется ритуальными аксессуарами. Работники бегают вокруг, что-то говорят, а я сижу на полу, обнимаю безвольное тело своей любимой и целую ее в закрытые глаза. Мне предлагают не торопиться отказываться от устройства свадьбы. «Может, она еще очнется», говорит один из салонных работников, видимо, не желая упускать выгоду. И тут я понимаю, что она уже никогда не очнется. Бешенным криком я прогоняю всех из комнаты, а сам еще крепче сжимаю невесту в руках и из моих глаз градом льются слезы вперемешку с какими-то нечеловеческими стонами отчаяния. Меня никто не видит, и я хочу выплакаться, чтоб на похоронной процессии быть по-мужски сдержанным. Все лицо мокрое, по подбородку капает кровь из прокушенных губ, но боли я не чувствую. И понимаю, что самое страшное – это терять надежду.

Хотя и такой сон "нормальным" назвать язык не поворачивается. В первый раз в жизни мне снился кто-то из политиков. Видимо, сказывается массированная атака СМИ на мой мозг, хоть я телевизор и не смотрю практически.

Сижу я, значит, в загородном доме. Потягиваю что-то алкогольное, вискарь вроде. Безо льда смакую, бо выдержка хорошая, к тому же односолодовый. В камине поленья потрескивают, ветер заывыает на углах мансарды. В общем, мне так хорошо, что даже общаться ни с кем не хочется. Скрип двери и шаги по лестнице, которая ведет на третий этаж. Ко мне то есть. Вот, думаю, было бы клево сейчас не оборачиваться, чтоб посмотреть - кто идет-то, а вот так запросто сказать что-то, показывающее - я безошибочно узнал вошедшего. Однако в гости я никого не жду, а в доме никого нет. Так что с театральными эффектами облом.

Делать нечего - оборачиваюсь и наблюдаю как Медведев тяжеловато поднимается по довольно крутым ступенькам. Лицо у него мрачное, даже несколько виноватое. Такое бывает у очень растерянных людей, которые оказались в каком-то незнакомом месте и видят, что все окружающие от них чего-то ожидают. Преодолев наконец лестницу, он подходит к камину и смотрит на огонь.

- Чего случилось-то? - Не выдерживаю я. Медведев стоит не шелохнувшись и продолжает пялить зенки на пламя, совершенно не смущающееся его тяжелого взгляда. Я вдруг вспоминаю, насколько непропорциональная у него голова по отношению к размерам тела, и мне становится немножко смешно. Справедливости ради стоит заметить, что я тут же устыдился такой реакции и внутреннее хихикание перешло в какую-то трогательную жалость. Вон, несчастный весь какой стоит. И, наверное, клевым себя не чувствует ни разу.

Э-эй! - Снова пытаюсь обратить его внимание на факт моего присутствия в комнате. Реакция та же. - Ну ладно, не хочешь говорить, и не надо. Путин все равно расскажет потом.

При упоминании Вовы Медведев чуть дергается, но потом, переступив с ноги на ногу, снова замирает в раз принятой позе. А я продолжаю потягивать виски и думаю о том, насколько же наш мир по-дурацки устроен. Сами взваливаем власть на государственные органы, которые состоят из обычных соверешенно людей безо всяких там супер-способностей, а потом жалуемся. Им же тоже всех этих простых вещей хочется: денег, здоровья, личной жизни счастливой. Понятное дело, что каждый сам за себя - хороши б они были, кладя свою жизнь без остатка на алтарь интересов народа. Да и идеализм нынче не в моде. Прошло время оголтелых оптимистов, которые за идею могли себе шею свернуть. Да и те это делали под чутким руководством вышестоящих звеньев, в которые идеалистов не пускали ни за какие коврижки.

А потом мы с Медведевым все-таки разговорились. Причем до того, что решили выйти на улицу, чтоб кулаками значит помахать. Что-то у нас там не сложилось в диалоге.

Выходим из дома, а там сидит Ферджи из Black Eyed Peas. Мальчики, говорит, ну что вы как дети, ей-богу. И ты, Рафф, тоже хорош: чего в драку-то лезть? Если хочешь подраться - давай со мной тогда.

Нет, говорю, с чего бы это мне с тобой драться. Да и девушка ты. А самому меж тем уже смешно. Ситуация-то какая глупая вышла. Медведев тоже вроде повеселел: стоит с довольной физиономией, нажевывает какую-то снедь. А Ферджи руку ладонью кверху протягивает, на которой что-то лежит. Угощайся, говорит. Хочу взять пальцами, а она - нет-нет, руками трогать нельзя, говорит. Делать нечего, ем прямо с ее ладони - она мне руку к губам приложила как делают, когда хотят человека кричащего заткнуть. Правда она совсем несильно ладонь прижала, только до губ и касаясь. А на ладони у нее маринованный гриб, оказывается. Кажется, шампиньончик. Вкусный.

Потом мы еще долго втроем сидели, говорили о чем-то, но я уже не помню.

И - нет - я не пил и не принимал наркотики в последние 3 дня.

Снился мне сон сегодня. И во сне я был жутко счастлив. Даже проснулся с улыбкой. Потом, поняв, что "бывают сны, просто сны", немного погрустнел. И только тонкий аромат из этого сна отчетливо ощущался даже после того, как я окончательно очнулся.

Хорошо, что я не хожу к какому-нибудь психоаналитику. Чую, сдал бы он меня в нежные руки санитаров какого-нибудь заштатного инсэйн эсайлума при первом же шухере.

Дело было недалеко от дома Эндрю, в Крылатском. Там как раз построили новую башню, всю такую из стальных балок, типа как Эйфелева. А на верхотуре – ресторан. Ясен перец, заведение пафосное и дорогое. Хотя, надо сказать, кормили там преотвратительно. Случилось так, что знакомый один решил отмечать свой очередной день рождения именно там, в ресторане этом. Поскольку он отличался скрупулезностью в отношении мелочей и вообще был дотошным человеком, то даже разослал всем, кто должен был прийти, приглашения. С пылу с жару из типографии.

Ну, я похихикал про себя – стараюсь в последнее время не показывать всем и каждому насколько я их презираю – и выкинул эту бумажку (кстати, на редкость безвкусную и хренового качества) в ближайшую урну. И забыл до того вечера, на который собственно празднование было намечено. И тут я узнаю, что без этой дрянной бумажки-приглашения в ресторан не пускают. Хоть ты дерись. Даже сам устроитель ничего поделать не может. Хотел я было плюнуть на это все и отправиться по своим делам (мало ли в Москве кабаков и интересных людей), но тут понял, что позарез мне надо попасть в это заведение. Кровь из носу. Раз нельзя в дверь?.. Правильно – мы в окно.

Прям рядом с этой башней дом жилой есть. В нем-то, кстати, Эндрю и прожигает свою жизнь в половых излишествах и беспробудном алкоголизме. Недолго думая, я решил перебраться с этого дома на сваи башни, ну а там уж дело техники. И вот, значит, стою я на карнизе дома. Высота – метров 800, наверное. Очень высоко. Надо же, экие жилые дома теперь строят. Пробираюсь понемногу вдоль стены по этой узкой кромке. Башня все ближе и ближе. Но глядь – дом кочился. Карниз, как ни странно, тоже. А до паутины стальных конструкций еще метров двадцать. Тут олимпийский прыгун в нормальных условиях с разбегу не одолеет, где уж мне – человеку, измученному нарзаном и спазматическими приступами рефлексии.

И чего делать, спрашивается? Назад уже не проберусь по карнизу, так уж он устроен – дорога только в одну сторону. До башни не дотянуться. Выход один – сигать вниз, авось нормально спланирую. Главное об стену не жахнуться от встречного ветра, а там боги помогут. А парашюты придумали трусы.

Оттолкнулся хорошенько обеими ногами от карниза и рванул вниз. Сначала как-то очень быстро летел, несовместимо с благополучным приземлением. А потом – ничего, втянулся. Тормознул плоскостью тела и стал планировать в сторону от дома. Маршрут выбирал так, чтоб поближе к Каширке оказаться, а то до хаты еще своей чапать придется. С маневрированием были серьезные проблемы. Как я не изворачивался, летел все время не в ту сторону. Но на что, спрашивается, у меня с собой вот эта замечательная наволочка? Рульная вещь. Обхватил ее руками и ногами на манер помела и тут же обрел контроль над курсом. Посадку совершил в районе метро Домодедовская, недалеко от круглой высотки – всего-то минут пятнадцать пешком цу хаузен. А день рождения этот – ну и хер с ним.

Ходил голый на улицу. Был в фэнтезийном лесу. Рыбачил где-то на Волге. В командировку летал. Был на пьянке среди каких-то великанов. Умер от старости. В одиночестве. Облегченно так. Отмучался.

Я взглянул на часы. Половина шестого. Опять весь день проспал. Каждый раз такое тоскливое чувство возникает, когда вот так бездарно потратишь время. Ложишься после рассвета, встаешь перед закатом словно ночной зверь какой-то. И вообще, сон – как и все приятное в нашей жизни – штука вредная. Вот если б хватало на полноценный отдых двух часов в сутки – сколько можно было бы успеть. С другой стороны и не успеть можно было бы гораздо больше.

Лениво пнув тут же заурчавший комп, я отправился на кухню, чтобы поставить чайник. Сколько бы ни было времени на часах, а позавтракать надо. Умывшись и пригладив кое-как пятерней всклокоченные после сна волосы, я вернулся к монитору. Почта, пара форумов, старый чат – ничего интересного. И все пестрит баннерами, новостями и предупреждениями типа «а ты готов к 2000 году?». На железо с софтом намекают, мол, протестируй свой комп специальными прогами и получи виртуальный сертификат (ага, и кучу спама в ящик). «Да готов, готов», бормочу я себе под нос, полностью уверенный в своей рабочей лошадке. А вот сам как-то неуютно себя чувствовал по поводу наступающего тысячелетия. И так довелось родиться в эпоху перемен, а тут еще смена десятка веков. Глупости это все, понятное дело, людьми выдуманные и никакого отношения к циклам метавселенной не имеющие. Но когда много народа верит во что-то, тут и до вполне ощутимого эгрегора дойти может.

Натягивая футболку я чуть не порвал тоненькую цепочку на шее, на которой болталась оптическая линза из сидирома моего самого первого компа. Замок на серебряной ниточке пребольно впился в кожу и я невольно чертыхнулся.

Надо бы еще на Царицынский рынок съездить, пока он не закрылся, купить очередной винт да посмотреть, чего там нового на пиратских лотках. Я значительно ускорил сборы и через несколько минут уже был готов к выходу. Пока я докуривал сигарету раздался неожиданный звонок в дверь. Кого там еще черти принесли, подумал я. Попытался припомнить, может кого-то стоит ждать – да нет. В голову ничего не пришло.

Слегка удивленный, я открыл одну за другой двери, ведущие на лестничную клетку. На пороге стояла незнакомая девушка и как-то неуверенно улыбалась. Я выжидающе смотрел на нее. Пауза затягивалась.

- Раффычъ? – промолвила незнакомка.
- Угу. – кивком головы подтвердил я. – А что?
- Меня Катя зовут, ник такой-то, мы с тобой на лиру познакомились, а потом вместе на одной из вечеринок тусовались.

Я, как воспитанный человек, отчаянно старался вспомнить эту девушку, тусовку или ник так, чтобы это не слишком было заметно, на случай если я решу пойти напролом с фальшивым «да, конечно помню». Ровным счетом никаких воспоминаний или ассоциаций. А честность взяла верх над учтивостью.

- Нет, не помню, - стараясь чтоб мой виноватый вид не казался слишком напускным, сказал я.

А потом мы просто о чем-то разговорились. В процессе чего я, разумеется, предложил ей «не стоять на пороге» и мы переместились на излюбленное место россиян – кухню. За чашкой чая она рассказывала мне какие-то смешные вещи, я на ходу импровизировал и мы держались за животы от хохота. В общем, весело поболтали.

Выяснилось, что она с подругами сейчас от безделья мается, и, кстати, они все не отказались бы перекусить. А где подруги-то, спрашиваю. Тут, в рамсторе сидят на третьем этаже, в елках-палках. Я предложил присоединиться к ним и мы отправились в короткий путь.

Познакомившись с ее подругами, я отвлекся на изучение небогатого меню заведения, а когда поднял голову – увидел, что подруги куда-то делись. А на стульях, на которых они сидели, висят две идентичных синих шали. Удивившись, я поинтересовался куда пропали компаньонки.

- Они омаров заказали.

Ну, ясное дело. Раз омаров, то пошли в специально для этого отведенное место кушать. Да и не место омарам в елках-палках. Только вот что за шали, их же не было вроде.

Я понемногу начал беспокоиться. Не люблю, когда происходит чертовщина всякая. Потому как после нее обычно начинаются разные проблемы, и выясняется, что эта вот цепочка несовпадений и алогичности была лишь вершиной айсберга. Вот и тут насторожило меня что-то. Хотя Катя сидела с совершенно спокойным видом и, казалось, не видела в происходящем ничего странного или необычного.

Внутренний дискомфорт достиг предела и я решительно отодвинулся на стуле от стола.

- Ты знаешь, мне пора. Давай лучше в следующий раз пересечемся как-нибудь.
- Обязательно. Только ты никуда не уйдешь.
- Что? – от ее тона мурашки по коже побежали, и это «что» я произнес осипшим голосом.
- Что слышал. – чеканила она каждое слово. – Ты. От меня. Никуда. Не уйдешь.

А я почувствовал, что действительно не могу и пальцем пошевельнуть. Вспомнились всякие рассказы про цыганок, которые вроде как могут загипнотизировать и все такое, но слишком уж бредовой выглядела эта ситуация. Я изо всех сил зажмурился, напряг каждый мускул тела, словно пытаясь отделить свою плоть от костей. Я молча вопил «уйду, отпусти, я не твой, я уйду», но ничего не помогало. И я понял, что либо я умру, либо стану принадлежать ей. Я отыскал взглядом свое сердце, которое ритмично билось и светилось мягким красным светом. Попросил у него прощения и приказал остановиться.

Проснулся от тянущей боли в левой части грудной клетки.

Нас с Андрюхой накрыли прямо в ущелье. Обложили по всем правилам, так, что носа не высунешь из небольшого углубления в скале. И как назло на сто метров вокруг ни валуна, ни даже кустов каких нет. Вся площадка - как на ладони, и простреливается прекрасно с трех сторон. А может и с четырех, если эти уроды еще и на скале над нами расположились. И понимают они, сволочи, что деваться нам некуда. То что у нас всего три рациона на двоих осталось – еще ладно. А вот отсутствие воды действительно напрягает – по такой жаре и глюки пойти могут. Какой уж там прорыв из кольца.

Услышав какое-то бульканье, я убрал от глаз скрученный с винтовки оптический прицел – все равно для нее патронов не было – и обернулся. Андрюха сосредоточено вглядывался в свою флягу, покачивая ей из стороны в сторону и пытаясь по звуку определить, сколько еще в ней осталось воды. Он почувствовал мой взгляд и оторвался от своего увлекательного занятия, чтобы сообщить мне свой вывод:

- По ходу нам пиздец.

Потом он грустно улыбнулся и откинулся на вещмешок, запрокинув голову к своду пещерки. Я еще раз окинул взглядом близлежащие окрестности – вроде все спокойно. Тогда я немного отполз от входа – в глубине было гораздо прохладней, и тоже облокотился спиной на мешок.

- Чего делать-то будем, Андрюх?
- Делать? – он, казалось, смаковал это слово. – А чего тут сделаешь?
- Ну хрен его знает. Что-нибудь.. Не сидеть же просто так тут, пока без воды не сдохнем.

Воцарилось долгое молчание. Слышно было как воет ветер в расщелинах скалы, стрекочут обалдевшие от жары кузнечики и ухает сердце, отдаваясь глухими щелчками в ушах. Я много раз видел в фильмах такие моменты. Сидят ребята в окружении, ситуация безвыходная, а они шутки шутят – это если в америкосовском кино, а если наш, то пафоса очень много. А на самом деле – ни черта такого не чувствую. Ни шутить не хочется, не патетику разводить. Даже чувства «скорей-бы-это-уже-хоть-как-нибудь-закончилось» нет. Помереть я никогда не боялся, только не хочется вот так, от жажды усохнуть. Да и захватить бы с собой кого. На тот свет. Чтоб увидели, придурки, что нет там никакого Аллаха и Мухаммеда.

- Андрюх..
- М?
- А все-таки мы хорошие дружбаны, а?
- Говно вопрос, - улыбается он. – Чего, придумал чего-то что ли?
- Да хочу пробежаться. Помнишь, как в школе?
- Помню.. Я сейчас много чего вспоминал.
- Ну поехали!

Мы бежим по площадке, вокруг цокают рикошетами пули. Андрюха что-то орет, но я не могу разобрать. Короткой очередью снимаю духа, который встал из-за валуна на возвышении, потом кидаю гранату в ту сторону, откуда только что стрекотал калаш. Вдруг Андрюха спотыкается и кубарем летит вперед.

Суки! – ору я изо всех сил, и вдруг что-то бьет мне в голову. Я падаю в темноту. Лицо заливает чем-то теплым. Абсолютная тишина. А у меня крутится одна и та же удивленная мысль «и ведь совсем не больно». Да и с Андрюхой скоро свидимся. Пива попьем. Как в старые добрые времена.

Сон сегодня приснился. Я в какой-то стране далекой, собираю вещи перед отправлением в экспедицию. Дальше видеоряд идет обратным ходом - разговор с человеком, после которого я решился на путешествие. Этот человек рассказывает мне, что люди произошли от древнего рода. От него остался только один представитель, да и тот спит таким глубоким сном, что его не отличить от камня. По размерам он громаден и лежит около пня самого большого в мире дерева (мысленная картина действительно гигантского пня). Этот прарод человеческий звался волколаками. И у них был очень высокий уровень развития. Как это бывает во сне "я знаю", что эти волколаки передвигались на четырех конечностях, но все четыре были руками. И в процессе общения с рассказчиком я недоуменно воскликаю: как это существа, передвигающиеся на четырех конечностях, могли построить атомные станции?!

А сегодня под вечер посмотрел в словаре, что такое "волколак". По правде говоря, думал, что и слова такого нет, просто бредятина приснилась. Ан нет, русичи так кликали вурдалаков. А вообще это нечто сродни Беовульфу и Вервольфу.

Пойду жевану корень валерьяны пару раз.

Водя винтовкой на несколько миллиметров из стороны в сторону, я пытался выцепить промежуток между лианами. В восьмистах пятидесяти метров от меня стояло две машины. Одна – бронированный Jeep, вторая – внедорожник без верха.

Он должен выйти.

Восток – дело тонкое. Тут от знаков внимания и уважения очень много зависит. Посмотрел ли в глаза, протянул ли руку, вышел ли из машины поприветствовать.

Наконец я расслышал звук приближающегося вертолета. Бросил взгляд на часы. Точность – вежливость королей. Пусть и самозваных. Железная туша пронеслась на джунглями и стала садиться на поляне метрах в сорока от машин. Я пристроил поудобнее винтовку и приник правым глазом к оптическому прицелу. Правое око у меня видит не так хорошо как левое, но тут уж ничего не поделаешь – либо левша, либо правша. Во всем.

Полозья «вертушки» коснулись земли, из нее выпрыгнули несколько крепких парней в камуфляже и с автоматами. Псы войны. Ну-ну. Вслед за ними из вертолета вылез довольно известный в международных криминальных кругах деятель. Но моя цель не он.

Он должен выйти.

Делегация почему-то застряла у «вертушки». Главный что-то орал в спутниковый телефон. Как он там вообще может что-то слышать, когда лопасти вертолетного винта еще пригибают высокую траву до самой земли. Неужели почуяли неладное? У этих тварей с интуицией всегда все в порядке. Иначе они просто не доживают до двадцати одного. Криминальный босс выключил телефон и в окружении свиты направился к машинам. Неужели просто сядет в авто? Тогда план меняется настолько, что становится почти неосуществимым. Со мной живым после исполнения.

Он должен выйти.

Подходят к бронированному Джипу, стоят. Открывается дверь. Палец на спусковом крючке. Прислушиваюсь к своему пульсу. Вылезает.. Не он. Телохранитель, видимо. Спокойно. Жду еще три удара сердца. А вот и клиент. Вышел из машины. Полуобернулся. Прям на меня смотрит. Ловлю паузу между ударами сердца. Плавное нажатие.

Вижу как задняя стенка черепа разбивается о бронированное окно авто. Mission complited.
--------------------

Ночью была высокая температура. Проглючило. Решил записать.

Видел сон сегодня. На редкость несуразный. Но, вполне возможно, сонники даже такие моменты способны трактовать.

На улице довольно холодно. Хорошо, что одел свитер потеплее. Да где же это здание? А, вот. Как и написано на сайте: после перекрестка – налево, второе здание. Шестиэтажное. Кирпичное.

Дверь-то туго как открывается. Такую пружину поставили, что ребенку младше десяти ну никак не открыть, совершенно точно. А прихожая ничего такая. Чистая. Хотя, о чем я, она и должна быть чистой, это же клиника. Клиника? Клиника.. Да, вон и бахилы лежат. Надо понимать, их одевать надобно. А я что? Я надену. Мне не впервой.

Так, прямо по коридору. Регистратура. Хотя, скорее это похоже на ресепшн. Стойка, девушка молодая. Улыбается. И я улыбнусь, разве мне жалко? Здравствуйте, говорю. Добрый день, отвечает. Вся такая приветливая, готовая к сотрудничеству. Скажите, спрашиваю, можно ли сдать сперму? Это я сказал? Ну да, точно, я же сперму пришел сдавать. Так, а зачем мне сдавать сперму? Хм, ну, раз пришел, значит надо зачем-то.

Конечно, говорит, можно. Идите за мной. Почему бы и не пойти? Девушка исключительно доверие вызывает. Даже больше, я бы сказал. Хотя что может быть больше доверия? Наверное, любовь. Может, я эту девушку люблю? Тогда какого черта не узнал при встрече? Ладно, выясню, а пока – за ней. Опять коридор, двери по сторонам всякие. Буквально, надо заметить, «всякие». И черные, и белые, и квадратные, и овальные. Ну, думаю, чудеса какие. Это теперь для разных процедур даже геометрию помещений меняют что ли? Наконец останавливаемся у обычной деревянной прямоугольной двери. Зато ручка дверная вся такая вычурная. Сталинский ампир, на. Девушка открывает дверь, приглашая войти, а сама протягивает папку какую-то. На автомате беру папку. Увесистая. Думаю, спросить что ли у прелестницы как ее зовут, но вспоминаю цель своего визита и быстро передумываю. Спасибо, говорю. А она улыбается и дверь за собой закрывает. С другой стороны, разумеется? Хм, а почему бы и не с этой, думаю я, все еще помня о цели своего визита.

Оглядываюсь вокруг. Комнатка небольшая, метров десять. Без окна. Из обстановки только лампа на потолке, диван, и плинтусы по периметру. На кушетку почему-то садиться не хочется. Усну еще, а мне делом надо заниматься. Каким делом? Известно каким. Из-за которого детей заставляют руки над одеялом держать. Открываю папку. Перелистываю несколько страниц, а там одни мужики голые нарисованы. Да еще страшные такие. Страшнее чем в рекламе Арбат-Престиж. Ну, думаю, дело дрянь. Перепутала все эта девушка, а на вид ведь симпатичная такая.

Решительно закрываю папку и не менее решительно выхожу из комнатки в коридор. Хорошо, что ответвлений никаких не было, размышляю, а то с моим топографическим кретинизмом долго бы мог плутать с целой кипой фотографий страшных мужиков подмышкой. А прошли-то мы с ней прилично, оказывается. Ну, оно и ясно. С хорошим спутником и дорога короче. Вот и ресепшн этот. А девушка где? Что за тетка неприятная? Так и чувствуется, хабалка. В овощном магазине раньше работала что ли?

Делать нечего. Со спокойным выражением лица, чтоб на конфликт не идти, протягиваю ей папку. Ошибка получилась, говорю, не ту папку, видимо дали. Она с видом нумизмата, вынужденного проверить подлинность монеты прошлогоднего выпуска, принимает папку толстыми как сардельки пальцами. Листает. Ну и что, говорит, вам не нравится? Я тихо охуеваю, мол, ладно б просто за педика приняли, но вот за такого злого извращенца..

Нет, все еще спокойным голосом говорю, так дело не пойдет. Если вам сперма нужна (а, то есть это все-таки больше им нужно, чем мне), то давайте материал нормальный. А сам думаю, зачем мне эта макулатура-то порнографическая. И без нее всегда отлично обходился вроде. Видимо, важно это. Архиважно, как говаривал и ныне живущий. Материал, ехидно так говорит, не нравится? А другого и нет. Как нет, выпадаю в осадок, то есть другого вообще ничего нет? А сам потихоньку начинаю стрематься. Тут она сама вдруг пугается, зовет кого-то и меня из клиники в два счета выставляют. Как извращенца, видимо.

Проснулся. Подумал, что за хрень. Почему-то запомнил.

Получаю сегодня смс от своей девушки:

"Можешь считать, что у меня паранойя, но мне сегодня приснился плохой сон про тебя. Скажи, у тебя все нормально?"

Ну, думаю, наверное, это эротический сон, в котором я слажал. Или что меня в армию утащили. Или просто сон плохой, некачественный, с моим участием. Короче, по-любому я все испортил.

Заинтересованно перезваниваю (oh, I hate SMS!) и проникновенно так вопрошаю: что приснилось-то? Она замялась. В голове мысль - точно в постели слажал. Ну, говорю, рассказывай все как есть, без купюр. В конце концов, "бывают сны, просто сны".

А ты точно в порядке, спрашивает. Да, говорю, в полном. Про ангину и забыл. Ей, кажется, полегчало немного и она продолжила: умер ты во сне моем. Как есть умер. Отчего хоть умер-то, интересуюсь. Банально, говорит, от болезни - никакой романтики. Да, хмыкаю, и впрямь сон некрасивый получился.

В общем, перед смертью я ее очень убедительно просил мне медный гроб сообразить. И чтоб обязательно обитый красным бархатом. Это и впрямь на меня сильно похоже. Очень даже в моем стиле. А чуть ли не последними моими словами было: "да ладно, все круто!".

Ну, смеюсь, как говорят онанисты по утрам - сон в руку. Как раз валяюсь с ангиной. У нее аж мобильник брать перестал. Испугалась, наверное, что придется гроб такой отвязный подготавливать. Перезвонил - нормально все. Б-бояться не надо, говорит, гроб будет. Но все равно попросили не умирать.

Я это все к чему - не дождетесь!

Долго ворочался, поджимал под себя ноги или, напротив, распинался аки на Голгофе по всей кровати. Как всегда все закончилось принятием стандартной позы сна: лег на живот, скрестил руки под грудью, и правую щеку положил на только что перевернутую вверх прохладной стороной подушку.

- Только у нас, спешите видеть! Захватывающее представление водных акробатов!

- Внимание, конкурс! Кто лучше всех под водой танцует, денежной суммой премирован будет!

- Мимо не проходи – в водный тир зайди!

Я шел между рядов с палатками, палатами и небольшими домиками, в каждый из которых зазывал громкий голос, предлагая что-то удивительное и уникальное в своем роде. Вокруг царила суматоха и всеобщее веселье. Несмотря на ошеломляющую жару, лица людей были свежи и довольны. Ежегодный фестиваль Воды на этой планете был, пожалуй, большим праздником, чем день рождения Матушки Его Королевского Величества.

Время от времени ко мне присоединялись знакомые из разных частей Королевства. Они неизменно приезжали в Столицу на этот праздник, чтобы в полной мере вкусить всех удовольствий, которые предлагал Фестиваль. Я бы с удовольствием побродил в их компании, но они слишком торопились и суетились, а мне хотелось спокойно поглядеть на творящееся вокруг. Знакомые смеялись над «пресыщенностью» столичного жителя и торопились дальше, а я недоумевал: несмотря на то, что прожил в этом граде всю жизнь, этот Фестиваль был для меня чем-то новым и совершенно необыкновенным.

Вдруг из средних размеров палатки раздались веселые крики, смех и плескание воды. Не удержавшись, я решил взглянуть на происходящее поближе и, откинув тент, шагнул внутрь. И был очень удивлен, если не сказать «шокирован» тем, что в палатке, размер которой никак не вязался с тем, как она выглядела снаружи, очень громко играла ритмичная музыка. Я был уверен, что когда шел мимо этого павильончика, ничего подобного не было слышно. Не могли же стенки из не самой плотной ткани так изолировать звук? Но, творящееся внутри отвлекло меня от этих размышлений.

Народ, собравшийся на просторной площадке в центре палатки, танцевал под играющую музыку. Причем энергично так, словно в ночном клубе. На полу был средней толщины слой мелкого белого песка, и я вдруг заметил, что являюсь единственным обутым человеком среди присутствующих. Их уважения к правилам в незнакомых мне заведениях, я снял свои бежевые полуботинки и аккуратно поставил их у входа.

Время от времени со сцены, где находилось также немалое количество людей, на танцпол направлялась тугая струя прохладной воды. Она врезалась в толпу, вызывая смех, крики и веселые взвизгивания. Не в силах отказать себе в таком развлечении, я слился с танцующими и уже через несколько мгновений был абсолютно мокрый. А еще через несколько секунд струя воды, словно специально, была направлена мне прямо в грудь. Мне перехватило дыхание и какое-то время я не мог дышать, но меня переполняла такая радость, что как только получилось глотнуть воздуха, я разразился хохотом до слез их искрящихся весельем глаз. Вдоволь натанцевавшись, сошел с танцпола и решил покурить на выходе из палатки – там уже стояло с сигаретами несколько человек.

Достав пачку Кент 4, я начал охлопывать себя в поисках зажигалки. Безрезультатно. Про себя порадовавшись тому, что вокруг есть курящие люди, я подошел к ближайшей девушке, выпускавшей танцующей струйкой дым изо рта.

- Прощу прощения, у вас не найдется зажигалки?

Девушка как-то странно на меня посмотрела и не слишком приветственно улыбнулась. Я лихорадочно стал искать причину такой реакции, может я что-то не то сказал? Вдруг, я опустил глаза на свою левую руку и увидел, что в ней зажата сиреневая зажигалка. Девушка проследила за моим взглядом и еще раз криво улыбнулась.

- Сам не понимаю, как она могла оказаться у меня в руках. Вернее, я уверен, что ее там быть не должно.

- Ну да, - отвечала незнакомка, - А более оригинального способа познакомиться придумывать не приходилось?

Это был удар ниже пояса. Мозги мгновенно встали на место анализируя возможности наиболее приемлемого выхода из ситуации. Я был жутко зол. Чтоб я знакомился, спрашивая о зажигалке? Черт, это дерзость. Успокоив разбушевавшуюся фантазию и нервы, постарался как можно сдержаннее ответить.

- Девушка, я приношу свои извинения. Когда я подошел к вам, то преследовал лишь одну цель – получить во временное пользование зажигалку. Теперь же, считаю своим долгом, во избежание непонимания с вашей стороны, сообщить еще несколько вещей: я не люблю курящих девушек, у вас совершенно не устраивающая меня форма лица и глаз, к тому же маленькая грудь и узкие бедра. Я обратил на это внимание лишь сейчас, когда вы подкинули мне идею о знакомстве. Спасибо за предложение, но я, пожалуй, обойдусь.

Девушка, ошеломленная таким монологом, даже не нашлась что ответить. Она только всплеснула руками мне вслед, видимо, выражая свое крайнее раздражение и несогласие со всем, мною сказанным. Что ж, ее проблемы.

Я прикурил сигарету, выпустил клуб ароматного дыма и продолжил прогулку меж палаток, ощущая каждый камешек, валявшийся на земле, босыми ногами.

Рывком сажусь на кровати. На лбу капельки холодного пота. Всё никак не могу поверить, что это был лишь сон.

Какой-то дом, не очень большой. Мрачный. Я меряю шагами комнату. Мне очень страшно. Не сделал одно очень важное дело. Не суть какое. Главное – не сделал. И за это придётся платить. Превесьма высокую цену. Жизнь. И, что самое ужасное, не только моя.

Мысли путаются, какая-то цветастая неразбериха. Калейдоскоп ситуации. Каждую секунду что-то меняется. И, кажется, я вот-вот найду единственный выход. Знаю, не получится остаться в живых вдвоём. Я должен буду умереть. Чтобы спасти её. Много раз проигрывал мысленно такую ситуацию. И никогда не возникало ни малейшей тени сомнения в готовности сделать это. Лишь бы она осталась жива. Только б с ней ничего не случилось.

Опасность становится осязаемой. Чувствую её запах, привкус металла во рту. Время неумолимо сыплется песчинками, производя лёгкий шорох. Надо принимать решение. Быстро. Пока не стало слишком поздно. Подхожу к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, гляжу в темноту. Решительно разворачиваюсь, тремя широкими шагами преодолеваю расстояние до двери, распахиваю её пинком ноги..

Первый этаж дома. Наверх уходит лестница с отделанными под мрамор ступенями. На деревянных перилах облупившаяся белая краска. Она стоит посреди зала. Беззащитная и трогательная. Плачет. Понимает, что видимся в последний раз. Слёзы падают на каменный пол. Но я уже спокоен. Я знаю, что она будет жить. Так же как уверен в обратном по поводу себя. Пусть. Ты живи, солнце. Пожалуйста, ради всего святого, не вини себя ни в чём.

Кто-то смеётся. Говорит, что мы оба мертвы.
Я рывком сажусь на кровати…