
БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА. КОТ И ПОПУГАЙ.
Этот случай из жизни девочки описан в книге Гранина и Адамовича «Блокада».
Заснеженный блокадный Ленинград.
Бомбёжек гром, и на земле застылой,
Умершие на улицах лежат,
Никем не погребённые в могилы.
Вой ветра и разрушенных домов,
Зияют устрашающе глазницы,
Мороз тридцатиградусный суров,
Буржуйка в старом доме чуть дымится.
Фанерой заколочено окно.
Коптит печурка, еле согревая,
В заледеневшей комнате темно.
Даю две крошки хлеба попугаю.
Немеют руки и больной живот,
Уже который день нещадно сводит,
И примостился рядом тощий кот,
Молящие глаза с меня не сводит.
Так и сидим с питомцами втроём,
Замёрзшие, и как же есть охота!
Мы нашу маму с нетерпением ждём,
Быть может, принесёт покушать что-то.
Бессильно закрываются глаза,
И сразу борщ горячий представляю,
Наш новогодний праздник год назад,
Пирог с капустой мамин вспоминаю.
Согреюсь хоть немножко кипятком,
И, завернувшись в одеяло, лягу.
Накрою тёплым Мурзика платком,
Ему, ведь тоже холодно, бедняге.
Стал на себя любимец непохож -
Живой скелет и в клочья шерсть свалялась.
Животных больше в доме не найдёшь,
Их в городе почти что не осталось.
Каким-то чудом Мурзик уцелел.
Стоит закрытой клетка с попугаем.
Как бы голодный кот его не съел.
Об этом всей семьёй переживаем.
Вчера подружка Лена умерла,
И бабушка-соседка по площадке.
Скорей бы уж мамулечка пришла.
И в полусне я вижу шоколадку.
Нам говорит давно уже отец,
Что Мурзик может стать для нас спасением.
Он, очевидно, больше не жилец,
И съесть его придётся, без сомнения.
Об этом, даже думать не могу,
Такой кошмар себе не представляю.
Я горько плачу, слёзы щёки жгут,
Кота оставить папу умоляю.
Отец молчит и злится, с каждым днём,
Я вижу, что терпение на исходе.
Он ходит мрачный. Нет лица на нём,
И от меня глаза теперь отводит.
Но всё однажды случай изменил.
Отец увидел, что стоит пустая,
Раскрыта клетка, где наш Кеша жил,
И на качелях нету попугая.
«Вот, берегли сокровище своё,
А оно птичку бедную сожрало».
«Иди сюда! Они сидят вдвоём!»-
И я на стул на кухне показала.
В такое, даже верится едва.
Друг к другу тесно, трепетно прижались,
Два измождённых, тихих существа.
Они, обнявшись, вместе согревались.
Незабываем этот эпизод.
Наш Кеша лёг усатому на шею,
И вокруг птицы осторожно кот,
В клубок свернулся, попугая грея.
Отец заплакал… Что было потом?
Тянулись дни, что были сущим адом.
Мы выжили, и со своим котом,
Мы праздновали снятие блокады. Мария Шадрина Де Паоли
https://stihi.ru/2021/05/16/1584

Шла по городу кошка,
Медленно, по проспекту,
Грациозно ступала,
Гордо вокруг смотрела.
Люди шептали: "Кошка!
Вы посмотрите - кошка!
Надо же, ну, и чудо!"
Долго ей вслед глядели,
Восхищённо вздыхали,
А пожилой профессор,
Снял аккуратно шляпу,
И поклонился кошке.
Солнце слепило окна,
Солнце дробилось в лужах,
Шла, прищурившись, кошка,
Королева проспекта -
Выжившая в блокаду. Татьяна Луговская
https://lolkot.ru/2020/11/03/shla-po-gorodu-koshka-tatyana-lugovskaya/
*******************************************************************
Шла по городу кошка,
Грациозно ступала,
И, казалось, немножко,
Будто сказка настала.
Вокруг гордо смотрела,
На проспект и на сфинксов,
И никто не сказал ей:
"Это полное свинство".
Люди просто застыли,
Удивленно немножко,
Из всех слов у них были:
"Посмотрите, вон кошка".
Долго в след ей глядели,
И счастливо вздыхали,
В лужах блики блестели,
Солнце в них отражали.
И всерьёз, не в нарошку,
Через центр Ленинграда,
По проспекту шла кошка,
Что прожила Блокаду. Сергей Нусен
https://stihi.ru/2013/03/24/3558

БЛОКАДНЫЙ КОТ.
Рассказ пережившей Блокаду.
БЛОКАДА... Слово жуткое какое...
Костлявый ад и голод в нём слышны.
Будь проклят тот, кто это всё устроил,
Народу жить хотелось по-простому:
Чтоб без смертей, без крови... без войны!
Мой муж, майор, едва успел собраться -
Уже машина ждёт его внизу.
Девчонкам от отца не оторваться...
А младшенькая положила зайца:
"Чтоб не скучал! Далёко повезут!"
А я - поверишь, Таня, - ни слезины!
Как истукан, застыла у окна.
К груди прижала кошака Максима,
И затвердела, стала, как машина.
Война, ну, что поделаешь - война!
Потом с эвакуацией тянули,
Потом - уже под Гатчиной бои...
Завод живёт: нужны снаряды, пули!
И лето, осень - мигом промелькнули...
Ох, бедные девчоночки мои!
Они ведь, Танька, знаешь - ленинградки!
В чём держится душа... А в дом войдёшь:
"Ну, как дела?" "Всё, мамочка, в порядке!
Вот: я для Даши сделала тетрадки,
Играли в школу..." А в ручонках - дрожь.
Мне, Таня, на заводе легче было:
Похлёбку выдавали на обед.
Там не до мыслей горьких да унылых,
Ты механизм, животное, кобыла,
И адская работа - словно бред...
Мне наша повариха, тётя Маша,
В горсть крошек набирала... А потом,
Бежишь домой: как там мои бедняжки?
Заварят крошки кипяточком в чашке -
И завсегда поделятся с котом.
Так вот, Танюшка... Про кота, Максима.
На целый дом - а в доме сто квартир.
(Жильцов-то меньше) - из котов один он.
Других поели... Это - объяснимо,
Быть может, коль с ума сошёл весь мир.
Соседка Галка всё пилила, сучка:
"Ты дура! Ведь по дому ходит зверь!
Глянь на девчонок! Будто спички - ручки!
Помог бы им сейчас мясной-то супчик..."
А я - крючок покрепче вбила в дверь.
Но становилось горше... Холоднее...
Не спрячешься, коль в дом стучится смерть!
А старшенькая месяц как болеет,
И, забываясь, шепчет: «Поскорее...
Я больше, мама, не могу терпеть...»
Что тут со мною сделалось - не знаю.
На кухню я метнулась за ножом.
Ведь я же баба, в сущности, не злая,
А, словно бес вселился... Как могла я?!
Взяла кота: «Максимушка, пойдём!»
Он, несмышлёный, ластится, мурлычет.
Спустились мы к помойке во дворе.
Как жуткий сон всё вспоминаю нынче,
А ведь кому-то это, Тань, привычно -
Скотину резать в супчик детворе.
Спустила с рук... Бежал бы ты, котишка,
Уж я бы за тобой не погналась...
И вдруг гляжу - а он не кот! Мальчишка...
"Голодный бред"?! Ну, это, Танька, слишком!
Ещё скажи похлеще: напилась!
Трезва, в своём уме... А мальчик - вот он.
Косая чёлка, грустный взгляд такой...
В рубашечке, на голове пилотка...
Запомнились сапожки отчего-то:
Оранжевые, новые - зимой!
Он, словно понимал и не спасался.
Не убегал, пощады не просил.
Прищурюсь - кот. Глаза открою - мальчик.
... Я, Танька, пореву. Что было дальше -
Рассказывать без слёз не хватит сил!
Ох, как я нож-то, дура, запустила!
За дровяник! В сугроб! Чтоб сгнил навек!
Как я Максимку на руки схватила,
Ревела как! Прощения просила!
Как будто он не кот, а человек!
Не чуя ног, домой взлетела птицей,
(Ползёшь, бывало, вверх по полчаса),
Котишка крепко в воротник вцепился,
И слышу - что-то без меня творится:
В квартире смех, чужие голоса!
И старшая выходит - в синем платье,
Причёсана: мол, гости! Принимай!
Вот, прямо с фронта - лейтенант Арапов,
Привёз посылку и письмо от папы.
Я, мам, пойду на кухню - ставить чай!
Как будто не болела... Что за чудо?!
... Посылка эта нас тогда спасла.
Как выжили мы, говорить не буду,
Да, и сама ты знаешь: было трудно...
Но Женька в школу осенью пошла!
Там хлеба с чаем малышне давали,
Кусочек невеликий, граммов сто.
Весной в саду пришкольном лук сажали...
...А Галку-то, соседку, расстреляли.
Но только, Тань, я не скажу, за что.
Дорога Жизни стала нам спасеньем:
Все нормы сразу выросли! К тому ж,
К нам, демобилизован по раненью,
И аккурат, ко Дню Освобожденья,
В сорок четвёртом возвратился муж.
А кот, что учудил! - к его шинели,
Прилип - смогли насилу оторвать!
Сергей мне прошептал: «Спасибо, Неля...
Войны осталось - без году неделя,
А впятером нам легче воевать!»
... Вот девять лет прошло - а я всё помню.
Котишка наш, представь, уже седой -
Но крысолов отменный, безусловно!
А по весне устраивает войны,
И кошек... это... прям, как молодой!
А вот и он! Явился, полосатый!
Матёрый зверь - ведь довелось ему,
Всех пережить - казнённых в сорок пятом,
Которые - век не прощу проклятых!
Устроили блокаду и войну.
Да, не мяучь, как маленький котёнок!
Опять Максиму не даёшь поспать.
Ну, что, доволен? Разбудил ребёнка!
Танюш, подай-ка мне вон те пелёнки...
Родить решилась, дура, в тридцать пять! Елена Заостровцева
г. Ленинград, май 1953 года.
https://stihi.ru/2010/07/30/5232
О возможно, единственном выжившем в блокаду коте – Максиме – ходили легенды. В дом его хозяев в послевоенное время водили целые экскурсии – все хотели посмотреть на это чудо. Умер Максим от старости в 1957 году.