Упоминаемый в различных сказаниях «король ночи» — это филин (Bubo bubo). Длина его 63—77 см, размах крыльев от 150 до 176, длина крыла 45, хвоста 25—28 см.

Достаточно самого ничтожного шума, чтобы разбудить его. Он поднимает тогда свои пучки перьев, поворачивает голову, то приподнимается, то наклоняется вперед и моргает в ту сторону, где заметил что-нибудь подозрительное. Если филин боится опасности, он мгновенно улетает и пытается найти более скрытое убежище.

Филин (Bubo bubo)

Если день прошел без всякой тревоги, к закату солнца он оживляется, тихо слетает, по большей части направляясь сначала к скале или высокому дереву, и издает здесь, обыкновенно весной, свое глухое, но далеко слышное «буху» .

В ясные лунные ночи он кричит чаще, чем в более темные, а перед временем спаривания — почти беспрерывно целую ночь.

Крик его страшно отдается в лесу, так что, по выражению Ленца, «у суеверных людей волоса становятся дыбом» . Крик этот дает знать, что филин деятелен и летает в течение всей ночи. Он слышен в лесу то здесь, то там до утра.

Его охотничья жизнь начинается лишь тогда, когда ночь совершенно наступила. Днем он сидит неподвижно в пещере скалы или на верхушке дерева, обыкновенно гладко прижав к телу перья он нападает на зайцев, кроликов, глухарей, тетеревов, рябчиков и куропаток, уток и гусей, а потому приносит вред, что он не щадит ни слабых дневных хищных птиц, воронов и ворон, ни более слабые виды своего семейства и вовсе не боится иголок ежа — это несомненно.

В высшей степени вероятно, что он сначала вспугивает и обращает в бегство спящих птиц, хлопая крыльями или щелкая клювом, и затем легко ловит их на лету. Однако большой вопрос, действительно ли он более вреден, чем полезен.

Мыши и крысы могут считаться той дичью, которую он преследует всего ревностнее. 

В первые месяцы года, обыкновенно в марте, филин приступает к размножению. Он настолько же верный, насколько нежный супруг. Гнездо находится в пещерах скал, в углублениях в земле, в старых зданиях, на деревьях, даже на ровной земле или в камыше. 

Если только возможно, он селится в старом гнезде и в таком случае едва дает себе труд немного поправить его. Если ему не посчастливилось в этом отношении, то он натаскивает несколько ветвей и хворосту, немного выстилает их, довольно, впрочем, плохо, сухими листьями и ветками или же и вовсе не обременяет себя подобными работами, а просто кладет на землю 2—3 округленных белых яйца с шероховатой скорлупой.

Самка высиживает очень усердно, и, пока она сидит на яйцах, ее кормит самец. Оба родителя приносят птенцам столько пищи, что они не только никогда не терпят нужды, а, напротив, всегда снабжены ею более чем в избытке.

В случае опасности родители защищают птенцов самым мужественным образом и сильно нападают на всех хищных животных, а также на людей, если они приближаются к ним.

Кроме того, замечали, что старые филины переносили своих птенцов в другие гнезда, если считали, что первое гнездо не представляет достаточной безопасности.

Ни одна из сов не возбуждает такой общей ненависти, как филин. Почти все дневные птицы и даже некоторые совы дразнят его и издеваются над ним, лишь только его увидят.

Дневные хищные, увидев филина, увлекаются до того, что позволяют себе различные неосторожности, а вороны постоянно следуют за ними. Однако все эти враги, кроме человека, едва ли могут быть опасны для филина.

Как узнал Вальтер, «перья филина пользуются почетом у киргизов и охотно покупаются. Пухом и грудными перьями они украшают свои чепраки».

В неволе филин выживает при надлежащем уходе многие годы. Обыкновенно он и по отношению к тому, кто ежедневно дает ему корм, остается таким же злобным и бешеным, как относительно всякого другого, кто приближается к его клетке; однако все же возможно приручить филинов, вынутых из гнезда очень рано, если ими много заниматься.

Я довел одного мягким обращением до того, что мог носить его на руке, гладить, брать за клюв и вообще возиться с ним, не подвергаясь никакой опасности.

У Мевеса в Стокгольме я видел другого филина, который не только позволял себя брать и гладить, но также слушался, когда его звали по имени, отвечал и приходил на зов.

Его можно было даже выпускать на свободу, так как он, хотя и предпринимал маленькие экскурсии, но никогда не улетал, а всегда добровольно возвращался к своему хозяину.

источник