Город Пушкин поражает своей красотой и уединяет с самим собой. После практики в глаза бросался мрамор, он был повсюду, колонный, ступеньки лестниц, площадки дворцов. Пейзажи такие, что хочется не выпускать фотоаппарата из рук, снимать каждую секунду. Стоит щелкнуть затвором и повернуться, как перед тобой разворачивается уже другая панорама не менее потрясающая. Но глаза все же привыкают к видам и снимаешь уже от себя, личное. И все снимают, много людей все с термосами и фотоаппаратами, у большинства на головах венки из кленовых листьев. И листья летят, от шагов, с деревьев, путаются в иголках высоченных елей, которые навевают мне воспоминания о хвойном леске из детства.
Во дворец конечно не попали, да и не хотелось, если честно, мне во дворец в кедах. Хочется слышать стук каблуков, которые эхом будут раздаваться в коридорах. До памятника Пушкину тоже не дошли, но это еще один повод вернуться.
С помощью фотографий тяжело передать тишину аллей и ту таинственность, которую хранят выбеленные скамейки. Как тут можно не влюбиться, не писать стихов, не назначать свидания, кажется весь город дышит поэзией, каждое дерево, каждый лист. Но время неумолимо бежит и вот уже вечер. Тихонько подкрадывается усталость, конечности зябнут, а термос уже пуст. Пора возвращаться.
Маршрутка полна иностранцев, стекла запотели. Рокот от слияния языков убаюкивает, меня клонит в сон, щеки горят от свежего воздуха и сливаются с цветом заката.
Питер как самый родной и понимающий человек, опуская сумерки, не пытается стереть твои впечатления шумом и дождем, аккуратно втаскивает тебя в городскую суету и в городскую осень. И сейчас все как-то кстати и горячий кофе из Макдональдса, и люди, и беседа о фильмах, и усталость.
Тихо, шепотом говорю спасибо г. Пушкину и Ане.

1.


2.


3.


4.


5.


6.


7.


8.


9.


10.


11.

Наконец-то я вылечила свои уши! Сегодня был последний забег к лору. Со стороны конечно покажется, ну что тут такого? Уши и уши у кого они не болели? У меня! Никогда, ни разу в жизни не сталкивалась с этим недугом. Это просто ад братцы! Мало того что дезориентирован, так еще и постоянно слышишь гул, биение собственного сердца и циркуляцию крови. Лучше бы вообще ничего не слышать. Первые несколько дней было еще терпимо, но по мере того как ухо закладывало шум становился невыносим, спать я могла по 3-4 часа максимум. Последние два дня я напивалась, чтобы уснуть (вопрос редакции: как люди становятся алкоголиками? ответ: вот так!). Сегодня наконец-то я обрела долгожданную свободу! От счастья носилась по Садовой и снимала все подряд:) Хотя сейчас появился новый эффект, я теперь как Большой Ух, слышу, что делается в космосе:) А в космосе у нас играет КиШ или это соседи наверху, но у меня такое ощущение, благодаря моим новым способностям, что все дело происходит не иначе как на нашей кухне.

Нападение голодных голудей на людей.













1.





2.

Замечательный день, проведенный в обществе лучшей подруги и малышки! Мы встретились на канале Грибоедова около часа и отправились в Дом книги за пастельной бумагой, нам с Аленкой бумага пока не нужна и мы вцепились в пластилин. Аня нам отрекомендовала купить глину для поделок и мы ее взяли, я всю дорогу представляла каких чудесных котов и бус наделаем с малышкой, только бы не забыть купить акриловую краску. К сожалению краску так и не купила, капризный малыш захотел в кафе пить чай, в Цифербург попали не сразу, зашли сначала в чайную ложку, но там мне показалось как-то очень некудышно, толпа народа, теснота, да и к тому же в последнее время они стали очень дурно кормить, а деньги за это просят немаленькие для такой, можно сказать, студенческой забегаловки. Потом была кондитерская Север, там народа было меньше, да и попросторней, но меня смутили цены! Так мы добрались до Цифербурга.
Аленке там понравилось, но больше часа она не высидела, хотя в ее пользование было предоставлено уйма интересных вещей. Старый барабанный телефон, пианино, на котором она с удовольствием брянькала, качели, а мне пришлась по душе пишущая машинка (напомнила детство, у мамы была такая) и фонарь:)
Потом подруга сообщила мне о смерти солиста группы КиШ и тут же стало грустно. Хоть сейчас я эту группу не слушаю, да уже если честно давно не слушаю, но раньше из нашей с сестрой комнаты частенько доносились его песни. Помню как мы ездили на Пионерскую к ларькам с кассетами и покупали его альбомы. Однажды мы очень долго искали, и даже один мужик продавец пытался нас убедить взять что-нибудь другое, мотивируя это тем, что такая музыка не для нас, но мы искали Короля и Шута и ни что и ни кто не мог убедить нас купить другое:) В общем в душе светлая грусть по чему-то ушедшему.

1.


2.


3.


4.


5.

Рисовала турку, показала Я. он внимательно осмотрел и выдал:
- Молодец, офигенный топор!

Наши соседи на окне сушат рыбу, выглядим по моему очень мило:) Не могла не заснять!

Иногда просто необходимо прогуляться пешком, почувствовать усталость, чтобы потом без зазрения совести отдыхать. Завтра я еду к Аленушке и подъем будет в 5-40 утра, а у меня сна ни в одном глазу. Решила пройтись и заодно записать в тетрадочку основные события сегодняшнего дня на свежем воздухе. Присела на ступеньки одного уже закрытого магазинчика и погрузилась в свои мысли. Из задумчивости меня вывел изрядно пьяный мужчина, плюхнувшийся рядом. Мне с детства прививали уважение к старшим, и я уважительно отношусь даже к алкашам. К тому же подруге срочно нужно пристроить кота, а я ей стараюсь в этом активно помогать, и мысли у меня последнее время о коте Билли. Скоро буду как свидетель Иеговы стучаться в двери. Видимо ему очень понравилось, что им не побрезговали и отнеслись с пониманием к его состоянию. В благодарность он признавался в любви, сыпал комплименты и даже обещал устроиться на работу. Больше гулять вечером не пойду, даже если придется вообще всю ночь не спать.

От нее пахнет свежей травой и югом,
Я люблю ее...
Она играет солнцем
Как старым медяком,
Я лежу у ее ног,
Как верный пес - ничком.
Когда-нибудь он проскочит
Сквозь пальцы,
Окажется в моей пасти...
Это моя мечта,
Надежда на счастье

Я пишу тебе письмо,
Надеюсь, в последний раз.
На моих ресницах вино...
Пригуби немного
И уйди с глаз
Долой,
Чтобы мне одинокой,
Холодный ветер постылый
Стал как родной,
И этой запиской
Я запечатала
Как могильной землей
Всю свою боль.
О тебе...
Я забуду. А ты запомни
Милый
Наизусть не нужно
Просто, что б проняло,
Отложилось:
Я люблю тебя и вино,
Что на ресницах моих
Прижилось.
(Я)

Не время высокопарных фраз,
Не время высоких ставок.
Мы опять все изменили на раз,
Все опять сорвалось.
Нам подняться бы на пьедестал,
Хоть на пару ступень повыше,
Но туда только через скандал,
И мы спускаемся все ниже и ниже.
У многих под ногами вода
У некоторых песок
Мы достигли такого дна,
Что целясь себе в весок,
Думаем, будто жизнь не уйдет,
Что это ее новый виток.
Что мы с дырой в голове,
Будем сеять, лелеять хлеба,
Что наши холодные рты,
Больше не осквернят слова,
Что наши багряные руки,
Будут непременно отмыты,
Что мы разделим с животными
Их хлев, еду и корыта.
И что ни одна голова,
Не взбунтует, не колыхнется,
Только рай на земле,
Только пулю в весок
И все завертится вспять,
И все снова начнется.

Я бы хотела бокал в руке
И стройность запястья тоже,
Я бы хотела родиться в реке
На холодном каменном ложе.

Я бы хотела ходить по волнам,
А волны несли бы меня к берегам.
Я бы хотела ступать на песок
И видеть, вдали горит огонек.

Я бы хотела стремиться туда,
А там у огня живая душа,
Я бы хотела открыться ему,
А утром угаснуть подобно огню.

Я на Васильевском,
Опять с сигаретой в руках.
Я помню Андреевский рынок
И милые туфли у меня на ногах.
Я помню куций букетик
И объятья, и поцелуи.
Я помню пароход из Одессы
И солнца журчащие струи.
Я помню толпу моряков
И горечь ушедших минут.
Я знала мы встретимся вновь,
А тут птицы, все так же поют.
(Я)

Генрих Гейне король моих кошмаров, не обязательно даже фильмы ужасов смотреть. На ночь прочитала парочку его стихов и вот сон.
Я наблюдатель. Я знаю, есть девушка, она не живая, потому что у нее нет внутренних органов. Ее должны сжечь. Ее несут к печки и тут она оживает, открывает глаза, двигается, но ее все равно несут не обращая ни на что внимания. Она пытается говорит, но ее продолжают нести. Я уверена что внутренностей у нее по прежнему нет, ее засовывают в печь и закрывают, огонь охватывает ее пустое тело и она начинает жутко орать, я просыпаюсь...

Для старых, мрачных песен,
Дурных, тревожных снов, -
О, если бы громадный
Для них был гроб готов!

Я собираюсь что-то
Еще в него сложить;
И бочки в Гейдельберге
Он больше должен быть.

И дайте мне носилки,
Чтоб были в полный рост;
Им быть, пожалуй, надо
Длинней, чем в Майнце мост.

Двенадцать великанов
Зовите же поскорей,
Чтоб кельнского Христофора
Был каждый из них сильней.

Пусть гроб снесут они к морю,
Опустят до самого дна;
По гробу и могила
Огромной быть должна.

А знаете, на что мне
Огромный гроб такой?
Любовь я уложил бы
И горе на покой.

Полчища маленьких зеленых жучков атаковали мою спину, когда я решила сделать передышку и присесть на пенек в парке. Мне было жутко, всем остальным оказавшимся невольными свидетелями расправы над жучками сопровождаемой моими проклятьями было весело. На этом приключения не кончились, думала да, но нет!
Я порвала платье на том самом месте, которое взгромоздилось на пенек, в этот раз меня понесло на заброшенную стройку или здание в общем заброшенное "нечто" за уникальными кадрами. Парочка снимков есть, не зря одежду рвала в клочья.

В закоулках темных улиц
Отголоски страшных снов
Нападают на прохожих,
Прячась под ночной покров.
В закоулках этих улиц
Ты намеренно притих.
Ты наверно жуткий странник,
Смерти вверенный жених.

Вот он слышен - тихий шорох.
Кто-то бродит тут и там,
Будто птиц огромный ворох
Разлетелся по углам.
Чье-то сердце замирает
И от страха чуть дыша,
Вдруг молитву запевает
Омертвевшая душа.

Ваша встреча неизбежна
Черный всадник ждет тебя
Невозможно долго длится
Его темная стезя.
Кубок смерти залпом выпит,
Эта карта так легла -
Твою жизнь забирает
Его сильная рука.

Стой, ни шагу!
Твоя душа во власти страха.
Стой ни звука!
Тебе на крик не хватит духа.
Ты растерял остатки мужества.
Твоя душа в объятьях ужаса!
(Я)

Друг мой и солнце слагает стихи,
Лучами пошарив по миру.
Друг мой, умрешь и воскреснешь сто раз,
Сто раз продашь душу трактиру,
Сто раз, посмеявшись над глупостью чудной,
Окажешься сам в дураках.
Друг мой, жизнь забавная шутка
С горькой усмешкой в глазах.
(Я)

Чарльз Диккенс потрясающий писатель и очень талантливый актер, он болел театром. Его герой Дэвид Копперфилд наделен некоторыми качествами самого Диккенса.
"Я, кажется, ни на что особенно не смотрел, но видел все"
"Я никогда бы не смог ничего добиться в жизни без тех привычек, которые выработал для себя в те дни: аккуратность, пунктуальность, прилежания".
"За что бы я в жизни ни взялся, я все старался сделать хорошо... Я отдавался целиком всему, чему бы себя не посвятил... Как к малым, так и к большим задачам я всегда подходил основательно и серьезно. Я никогда не верил, что можно добиться чего-то только способностями - природными или благоприобретенными, не подкрепив их другими качествами: упорством, скромностью, трудолюбием".
"Никогда не делайте кое-как то, чему можешь отдать все свои сил; никогда не позволяй себе пренебрежительно относиться к делу, каким бы оно ни было, - вот в чем, как я теперь вижу, заключалось мое золотое правило".

Хескет Пирсон "Диккенс"

Какая-то часть в нас всегда является наблюдателем, и не имеет значения,
за чем он наблюдает. Следит за нами. Не заботится, счастливы мы или
несчастливы, хорошо нам или плохо, живы мы или мертвы. Его единственная
работа - сидеть у нас на плечах и выносить, приговор: стоящие мы
человеческие особи или нет.
Ричард Бах. Мост через вечность.

«Летят по небу»
«кошки»
«Одна – пингвин»
«другая – слон»
«На них напали»
«две картошки»
«одна - тюльпан»
«другая – клен»
«Но их разняли»
«две вороны»
«одна – кулик»
«другая – грач»

Из журнала "Трамвай"

Куда мне деться в этом январе?
Открытый город сумасбродно цепок.
От замкнутых я, что ли, пьян дверей?
И хочется мычать от всех замков и скрепок.

И переулков лающих чулки,
И улиц перекошенных чуланы,
И прячутся поспешно в уголки
И выбегают из углов угланы.

И в яму, в бородавчатую темь
Скольжу к обледенелой водокачке,
И, спотыкаясь, мертвый воздух ем,
И разлетаются грачи в горячке ,

А я за ними ахаю, крича
В какой-то мерзлый деревянный короб:
«Читателя! советчика! врача!
На лестнице колючей разговора б!»

Осип Мандельштам.

Его глаза как окна в май,
Где мыльные рассветы
Переливаются.
Зачем ты сказал это?
И где ты слышал это?
Февраль.
Все жалуются,
А завтра конец света...
Жаль.
Там Майя пишут -
Не доживем до лета.
Да мне-то!?
В его глазах рассветы!
Я видела их Майя!
Зачем мне ваше лето?
(Я)