Платье на кухне, туфли в прихожей.
Тело, одетое в кожу, дрожит.
Она сладка тем, что была лишь прохожей,
Теперь в объятьях твоих так горит.
Ее одеянье прекрасно и нежно,
Как шелк обвивает ладони твои.
Фразы пусты и как-то небрежны.
Но, в принципе - да, зачем вам они?
Ничего кроме кожи... И так ей красиво,
И так ей идет золотистый загар.
Извиваясь, она увлекает игриво:
И волосы - реки, и губы - пожар!
Платье на кухне, туфли в прихожей.
Тело, одетое в кожу, уж спит.
Она,как была, осталась прохожей.
А та, что всегда в платье - болит...

Иногда любви недостаточно.
Иногда любовь только повод.
Ты расписывал жизнь слишком красочно.
Но я чувствую в эмоциях голод.
Очень часто любовь только кажется.
Очень часто мы глупее вдвойне.
Эта игра снова затянется,
И я стану постылой тебе.
Мне бы боль уже помнить по запаху,
По привкусу крови во рту,
По скользящему холодному промаху,
От которого опять не умру,
Но искалечу веру в доверие,
Но исцарапаю сердце враньем.
Нелюбовь – порой избавление
От ложного рая вдвоем.

Жизнь, прошу, начнись сначала!
Без истерик и обмана.
Без того, кто «навсегда».
Без того, кто «иногда».
Без того « на одну ночь».
Без того, кто хочет дочь.
Без бессонницы и льда
В двух бокалах «сухаря».
Без людей в оковах мнений.
Без искомканных постелей,
Что на утро разведут
И следы в них пропадут.
Без таблеток, чтоб уснуть.
Без способных обмануть.
Без такой чужой меня.
Жизнь, начнись сначала, а?

Мы сидели и болтали:
Он о любви, а я – ногой.
Он оперировал словами,
А я – молчанья тишиной.

Он обнимал меня за плечи,
Я теребила нить души.
Мне наскучили так встречи,
Но не дифирамбы во тиши.

Между нами были искры:
Глаз его, моих окурков.
И мысли в воздухе зависли:
«Меня тянет на придурков».

Нас опьянило не любовью,
А второй бутылкой джина.
Он о чем-то клялся кровью,
А я и имя-то забыла.

Как позабыла и вернуться,
Когда зАугол зашла.
А могла бы и проснуться
В чем мамуля родила.

Но так нельзя, когда так любят.
Лучше зАугол в такси.
Разум скоро все забудет:
Мой о нем, он – о любви.

Невозможно не курить в полузаброшенных домах
И ничего не находить в полусказанных словах.
В полуулыбке больше слов, чем хранила тишина
В недорисованных чертах автопортрета полотна.
Полукрик и полустон – так запретен этот грех,
Именуем счастьем нашим и навеки скрыт от всех.
Перенежность, перестрасть я вдыхала поутру.
Недопреданность роману я стихами сохраню.

Я не молила о пощаде, мотылем летя к огню.
Ты измучил мое сердце, но я тебя благодарю.
И прощаю слабость рук, не оттолкнувших поутру.
Я тебя так ненавижу, так же сильно, как люблю.
Задыхаясь, задержаться хоть на миг, не убежать.
Сквозь безмолвное страданье, со слезами, но обнять.
В безграничности мечтаний осознать – конец всему.
Сожжены в полете крылья – смерть приходит мотылю.

Когда весь мир тонул во страсти,
Я вспоминала о тебе.
Я не хотела больше власти
И танцевала в тишине
Одиночества пустот,
Что наполняли тишину.
Ты добился тех высот,
Которые теперь крошу.
В слезах истоптанного эго
На коленях подле ног
В начале падшего уж века,
Ты убедить меня не смог.
Я ликовала, пела. Бредом
Ты называл все то во мне,
Что боготворил так прошлым летом.
А я топталась по тебе.
И не жалея здесь себя,
Я отдала тебя другим.
Которые возьмут тебя
Избитым, жалким и больным.
Они излечат и дадут
Почву новым берегам.
Они тебя не предадут,
Так, как я тебя предам.
Я не хочу, чтоб ты прощал
Мои все слабости в тебе,
Не хочу, чтоб угощал
Сладострастием к себе.
Не ищу и оправданий.
Мне так легче – я здесь раб.
В твоих монаршеских скитаньях,
Шута был более ты слаб.
И надо мной рыдать не надо.
Не отпускаю, а гоню.
Я не хочу блаженства ада,
Мне хорошо в глухом раю.

Она пила какую-то дрянь вместо кофе
И никак не могла бросить курить,
Понимая почти на последнем уж вдохе:
Не плохо было б вином все запить...
Этим всем в том числе был и я-
Она мною обедала сны.
Лелия, я так ненавижу тебя
За странности, любимые мною, твои.
Ее тело вечно хотело в постель-
Спать для себя, любить для других.
Она называла печалью пастель
И при этом очень любила грустить.
Болтала бред, который \"нельзя перебить\",
Но на важные чувства немою была.
Сколько нас пыталось открыть,
Но только \"чуть-чуть\"-сбежала, ушла...

Все намного проще, чем тебе показалось.
Эта усталость заполнила быт.
В дыму сигарет болтовня растворялась,
Мне казалось, тебя прежнего нет, ты забыт.

Да к черту слова о сдержанных нервах,
Манерах, которые сейчас не нужны.
Скоро накатит. Ты послан мной первым.
И в руки, то и дело, попадают ножи.

Безумным миром правит свобода.
Нравов. Эмоций. Лжи похотливой.
Тело устало от дрожи озноба,
А нужно с улыбкой, бодрой игривой.

Оскалов судьбы никто не боится.
И ты, кроха, подрастешь – оборзеешь,
Станешь над мудростью тоже глумиться.
И, возможно, за жизнь к ней не созреешь.

Я рада тебе, твоему вновь сознанью.
С раннего утра глаза без похмелья.
Я счастлива болью, благословляю страданье,
Ведь беспробудная радость только в безделье.

Растешь, милый кроха. Нет, ты взрослеешь!
Не нужно стремиться притупить свою боль.
Возможно успеешь – рассудок посеешь.
И жнецы к единице твоей дадут ноль.