ГЛАВА ХIХ.
Севастополь перед высадкою Союзников в Крым

Экспедиция Англо-Французов в Крым и осада Севастополя были главными событиями Восточной войны. Несмотря на важность предшествовавших действий — на Дунае и в Азиятской Турции, несмотря на веденную нами впоследствии осаду Карса, осада Севастополя обратила на себя исключительно общественное мнение и осталась надолго в памяти народов. Да и не могло быть иначе: трудность предприятия, огромность средств Союзных держав, упорство и продолжительность борьбы, наконец — более всего — геройские подвиги защитников крепости, которым сами неприятели отдали должную справедливость: все это, затмив славу обороны Сагунта и Сарагоссы, придало осаде Севастополя характер народного эпоса, наравне с Отечественною войною 1812 года. Герои, павшие в Севастополе, воспоминаются с уважением и любовью всеми Русскими, а те, которые пережили достославную защиту знаменитого города, пользуются во всех концах обширной России заслуженным ими почетом. Ежели Гомер восхищал Греков баснословным изложением подвигов, совершенных их соотечественниками за несколько пред тем столетий, то не в праве ли мы восхищаться действительными событиями, коих мы были свидетелями?

Экспедиция в Крым не входила в общий первоначальный план действий Англо-Французов, и даже Наполеон III охотнее готов был предпринять, по следам своего дяди, кампанию в Польшу. Но он не мог на то решиться, не войдя в тесный союз с германскими державами, и к тому же поход в Польшу был несогласен с видами английского министерства, а Наполеон, паче всего, желал действовать заодно с Англиею: таким образом действия Союзных держав преимущественно зависели от инициативы великобританского правительства.
Между тем, на Дунае, наша армия очистила Княжества, не померявшись с Союзниками, которые, несмотря на то, понесли страшный урон от холеры и климатических свойств страны, служившей театром войны. Экспедиция в Балтику также не оправдала надежды Союзников. Общее мнение в Англии, или, лучше сказать, периодические издания его выражавшие, громко требовали вознаграждения за все издержки и потери, бывшие последствием войны, и лучшим средством к тому указывали истребление флота и военных учреждений в Севастополе, которые, в глазах Англичан, были постоянною угрозою Порте. В депеше министра иностранных дел, герцога Нюкестля главнокомандующему английскою армией, лорду Раглану, было определительно выражено решение великобританского кабинета произвести высадку в Крым посадить Севастополь ⁽¹⁾. В инструкциях же, посланных из Парижа маршалу Арно, запрещалось идти к Дунаю и велено, в случае, ежели Англичане предпримут экспедицию в Крым, поддерживать их ⁽²⁾.

Крымский полуостров, по характеру своей местности, вообще делится на две неравные части, северную — степную, и южную — горную. Первая занимает около двух третей всей поверхности полуострова, а вторая — простирается от южного морского берега до гор, в ширину от 15-ти до 60-ти верст: это пространство, известное по красоте своих видов, обилию почвы богатой растительности и благорастворенному климату, носит название южного берега Крыма. Из долин же северного ската Крымских гор, наиболее замечательны по красоте местности и плодородию почвы те, кои лежат у западного конца хребта: Байдарская долина, в которой берет начало река Черная; долина верховий речки Бельбека, и проч.

Главный хребет Крымских гор, начинаясь небольшими высотами к востоку от Балаклавы, тянется без перерывов, на пространстве около 70-ти верст, сперва в виде узкой горной цепи, а потом более широкой возвышенности, известной под названием Яйлы, связанной незначительным хребтом с высочайшею из Крымских гор — Чатырдаг (до 5,000 ф. над поверхностью моря), которая соединяется другим хребтом с Демерджинскою Яйлою. Как Чатырдаг, так и Демерджин, резко выдаются из общей горной цепи. Далее же хребет идет в виде узкого гребня, постепенно понижаясь, удаляется от берега, и не доходя Феодосии, образует несколько второстепенных хребтов.

Горное пространство Крыма, представляющее весьма пересеченную местность, покрыто садами. виноградниками и лесами и орошено водами берущих в нем начало рек и источников. Из рек северного склона наиболее замечательны: Черная, вытекающая из возвышенной Байдарской долины, пройдя Чоргунское ущелье, выходит на болотистую Инкерманскую долину, и впадает в большую Севастопольскую бухту — (Севастопольский рейд); на этой реке были устроены резервуары для снабжения водою, посредством канала, на протяжении восьми верст, Севастопольских доков. Далее на северо-запад встречаются реки: Бельбек, Кача и Алма, берущие начало из горного хребта Яйлы и впадающие в Черное море между севастопольскою и евпаторийскою бухтами. Долины их покрыты садами и виноградниками. Наибольшая же из рек в Крыму — Салгир, длиною в 140 верст, выходит из Чатырдага, высшего пункта Таврических гор (4.800 ф. над поверхн. моря), сперва орошает глубокую плодородную долину. а потом продолжается по степи. Летом, в продолжении около трех месяцев, она вовсе пересыхает на, пространстве между деревнею Сарабуз и устьем речки Биюк-Карасу, а иногда даже выше Симферополя. Остальные реки и речки, и в том числе все орошающие южный берег Крыма, имеют свойства горных потоков, мелководны, но во время таяния в горах снегов и после дождей наполняются внезапно, нередко выходят из берегов и затрудняют сообщения.

Северная часть полуострова вообще представляет безлесную и безводную степь, имеющую глинисто-солонцоватый, либо каменистый грунт. Небольшие речки, встречающиеся на этом пространстве, часто пересыхают и наполняются водою только в дождливую пору. Селения лежат в широких, большею частью сухих оврагах, и потому туземцы пользуются водою преимущественно из колодцев, глубина которых иногда доходит до сорока сажен, но и в колодцах нередко вода имеет горько-соленый вкус. В окрестностях Евпатории, а также близ Перекопского перешейка и на берегах Сиваша, во множестве встречаются соленые озера, из которых добывается соль — один из главных продуктов полуострова. Несмотря на скудную производительность степной страны, она способствует развитию скотоводства и преимущественно разведению овец; южная же, горная, часть представляет большие выгоды для садоводства, и в особенности для виноделия ⁽³⁾.

При открытии военных действий 1854 года, в Крыму существовало только одно шоссе, построенное вдоль южного берега, от Севастополя до сел. Таушан-Базар, у подошвы Чатырдага. Все же прочие главные сообщения полуострова состояли из почтовых дорог, от Симферополя до других городов таврической губернии. Эти дороги вообще оставались в первобытном виде. В северной, степной части Крыма, они, пролегая большею частью по глинистому грунту, летом, в сухую погоду, весьма хороши, но в дождливую пору и в зимнюю распутицу нередко делаются почти непроходимыми. В южной, горной, части дороги затрудняются крутыми спусками, подъемами и топкими долинами речек.
Средоточие всех путей — город Симферополь. Оттуда пролегают следующие дороги: 1) В Перекоп, главный почтовый, торговый и военный путь, по которому производились все сношения Крыма с прочими частями Империи. За исключением участка до Сарабуза, эта дорога проходит по степной, безлесной и маловодной равнине. 2) Дорога из Симферополя, чрез Бахчисарай, в Севастополь, составляющая продолжение предыдущей, пролегая чрез горы, по каменистой и глинистой почве, и переходя через болотистые долины речек Качи, Бельбека и Черной, находилась в весьма плохом состоянии. От бельбекской почтовой станции этот путь разделяется на две ветви, из которых правая ведет на северную сторону Севастополя, а левая направляется на юг, проходит чрез болотистую инкерманскую долину, по плотине длиною более 300 саж. и, поднявшись на Сапун-гору, спускается к Севастополю. Между Бахчисараем и Симферополем отделяется влево горная дорога на Бешев, в Алушту. Верстах в 10-ти от Бешева, она пролегает по совершенно открытой местности, потом — густым лесом, переваливается через хребет Агызхыр, идет мимо селения Корбеклы, прислоненного к одному из скатов Чатырдага, и далее садами по долине Улудзенбаша. Эта дорога везде удобна для движения артиллерии, но с начала марта до конца мая, по разлитии вод, совершенно недоступна для проезда. От севастопольской дороги, на левом берегу Качи, верстах в пяти от Бахчи-сарая, отделяется влево дорога, чрез Трактирный мост на Черной речке, к Балаклаве. 3) Из Симферополя в Алушту, и далее по южному берегу, чрез Ялту и Балаклаву, в Севастополь. Эта дорога сперва идет по долине Салгира; у селения Таушан-базара, между Чатырдагом и Демерджинскою Яйлою, начинается весьма удобное шоссе, ведущее к Алуште, и далее, вдоль южного берега, чрез Ялту и — Алупку, до Форосского утеса, где переваливается через Яйлу в байдарскую долину, идет на Балаклаву и оканчивается у Севастополя. 4) Из Симферополя в Евпаторию, и далее к Акмечети, дорога идет степью до сел. Саки, а далее — по косе между озером и морем. У Саки отделяется прибрежная дорога в Севастополь, пересекающая речки: Булганак, Алму, Качу и Бель-бек. 5) Из Симферополя чрез Карасубазар в Феодосию, по северному склону Крымского хребта, и далее в Керчь, по пологому горному кряжу и солончаковой степи. 6) Из Симферополя к Чонгарскому мосту — кратчайшее сообщение Крымского полуострова с северо-восточною частью таврической губернии.

От Феодосии идет дорога к Арабату, на которую выходит дорога из Керчи. От Арабата же продолжается путь по узкой косе, называемой Арабатскою стрелкою, до Генического пролива, имеющего здесь до 50 саж. ширины, чрез который была устроена паромная переправа к мест. Геническу. От Феодосии, Карасубазара и Евпатории ведут торговые пути, выходящие на дорогу из Симферополя в Перекоп.

Сверх того от шоссе, пролегающего по южному берегу Крыма, отходят в горы несколько тропинок, которые, начинаясь арбяными (проезжими) дорогами, суживаются и превращаются в крытые, висящие над пропастью, дорожки, а потом, приближаясь к вершине главного хребта — в каменные иссеченные в скалах лестницы, по коим могут проходить только привычные к тому люди и лошади. Самая удобная из этих тропинок, ведущая из Алупки в Кокоз, требовала для переезда на протяжении 20-ти верст до 6 1/2 часов ⁽⁴⁾. Климат полуострова вообще умеренный, и хотя на южном берегу температура несколько выше, нежели в степном пространстве, однако же разница между ними незначительна. Черное море никогда не замерзает, не смотря на то, что в январе и в начале февраля иногда морозы доходят в Симферополе до 20° и на южном берегу до-' 15° по Реом. Наибольшие жары продолжаются с 20-го июня до половины августа и весьма лишь редко превышают 25°. Весна начинается в конце февраля, но в марте, около равноденствия, а равно и в осеннее равноденствие, дуют сильные ветры. Степная часть Крыма покрывается снегом только на короткое время; но в зимнее время не редко там свирепствуют бури с густым снегом, которые бывают причиною гибели целых стад и табунов. На южном берегу, иногда вовсю зиму, вместо снега, падает дождь, и хотя климат полуострова отличается сухостью, однако же весною и осенью не редко дороги портятся от ненастной погоды и делаются почти непроходимы.
Главным предметом промышленности жителей степной части Крыма, как уже сказано, есть скотоводство; земледелие же затрудняется свойствами тамошней почвы, а также сильными жарами и порывистыми ветрами, не редко совершенно истребляющими посевы. Колонисты и Русские с успехом занимаются огородничеством, а Татары — возделыванием табака. Из царства ископаемых замечательна соль, которую добывают во многих озерах степного пространства. В горной части полуострова жители преимущественно занимаются виноделием и садоводством ⁽⁵⁾.

Город Севастополь (с греческого: знаменитый город) лежит на бухте, глубоко вдающейся в материк, которая имеет до 6-ти верст длины, от 250 до 450 саж. ширины и от 5 до 9 саж. глубины. На всем её протяжении нет мелей; грунт иловатый и дно ровное. Севастопольский рейд, по обширности и удобствам своим, принадлежит к лучшим в свете гаваням. Он замерзает лишь весьма редко. Летом почти всегда там дует днем западный ветер, а ночью — восточный, что облегчает вход и выход судов. Единственная выгода севастопольской бухты состоит в том, что в ней водится много морских червей, портящих суда.

С этого рейда вдаются в южный берег его многие заливы, или бухты, замечательнейшие из них, начиная с запада, суть: 1) Карантинная, 2) Артиллерийская, 8) наибольшая из всех, глубокая, Южная, 4) Корабельная, 5) Килен-бухта. Южная бухта, имея более 2-х верст длины, от 100 до 200 саж. ширины и от 5 до 8 саж. глубины, представляет превосходную гавань, в которой помещался весь Черноморский флот, а в Артиллерийской бухте стояли купеческие суда. Северный же берег рейда образует несколько небольших бухт.

Севастополь расположен по обе стороны большой бухты (рейда). Южная часть его разделяется Южною бухтою на Городскую сторону, лежащую к западу от этой бухты, и Корабельную — к востоку от нее. Сообщение между Городскою и Корабельною частями производится по окольной дороге, огибающей вершину Южной бухты, называемую Пересыпью. В городе, лежащем амфитеатром, по скатам горы между Южною и Артиллерийскою бухтами, две главные улицы, Екатерининская и Морская, ведут от Театральной до Николаевской площади. У северной оконечности Городской части находится Графская пристань, откуда устроен перевоз к северному берегу рейда. Вода в Севастополе добывается из колодцев.

Общее число жителей Севастополя простиралось в 1854 году до 45 тысяч.

Местность по южную сторону Севастополя и рейда имеет вид треугольника, омываемого с двух сторон водами большой бухты и моря, а с третьей прилегающего к высотам у Балаклавы и к долинам: Черной речки и Балаклавской. Эта местность, известная под названием Херсонесского полуострова, постепенно поднимаясь к юго-востоку, оканчивается крутыми обрывами Сапун-горы, простирающейся от балаклавских высот до Килен-балки, на протяжении около 10-ти верст, и имеющей от 70 до 100 саж. высоты над поверхностью моря. Сарандинакина и весьма глубокая Лабораторная балки, от верховья Южной бухты, (так называемого — Пересып), идут на юг, на протяжении — первая около 6-ти, а вторая — 4-х верст, и разделяют херсонесский полуостров на две части, из коих восточная представляет местность более пересеченную, нежели западная. Круглая высота между этими балками называлась Зеленою горою. Подобным же образом продолжениями Корабельной и Килен бухт служат Доковый овраг и весьма глубокая Килен-балка, имеющая в длину до 4-х верст. На пространстве между ними, имеющем вид длинного хребта, встречаются три господствующих пункта: 1) Малахов курган, 2) курган впереди Малахова и 3) высота Микрюкова, на которой впоследствии была сооружена неприятелем батарея "Виктория". На хребте между Доковым оврагом и Лабораторною балкою находятся две высоты: Бамборская и Воронцова. Между Доковым оврагом и Килен-балкою находится небольшая Ушакова балка; а от Килен-балки к востоку отходит Георгиевская балка.

В западной части Херсонского полуострова тянется, почти параллельно Сарандинакиной балке, Карантинная балка, которой берега положе предыдущих. К западу от устья Карантинной бухты лежат развалины древнего Херсонеса. Возвышенная равнина между Сарандинакиною и Карантинною балками называется Куликовым полем. На запад от Карантинной балки простирается также ровная местность, пересеченная несколькими балками, из коих замечательнейшая Камышевая, берущая начало близ Георгиевского монастыря и пролегающая на протяжении 9-ти верст, параллельно берегу моря, который от Херсонесского мыса постепенно возвышается к юго-востоку, и, представляя крутые обрывы, доходит у монастыря Св. Георгия до 300 фут высоты над поверхностью моря.

К северо-востоку от большой бухты, вдоль моря и речки Бельбека, до Каралеза, и далее под исходящим углом к реке Черной, простирается второстепенный хребет, длиною около 30 верст. Эти горы, незначительные в соседстве моря, постепенно возвышаются у Бельбека и образуют почти неприступную позицию, обращенную фронтом к Байдарской долине и Балаклаве. Восточную часть их составляет Каралезская гора, между Бельбеком и Каралезским ущелием; далее, на запад, по направлению к большой бухте, на протяжении 10-ти верст, возвышаются Мекензиевы высоты, (по имени контр-адмирала Мекензи, основателя Севастополя), а еще далее — Инкерманские высоты до развалин древнего города Инкермана, у реки Черной. Мекензиевы и Инкерманские высоты были покрыты густым лесом.

Между Балаклавскими горами, позициею на Мекензиевых и Инкерманских высотах и обрывами Сапун-горы лежит обширная долина узкой Черной речки, занимающая в длину до 9-ти верст и в ширину от 3/4 до 1 ½ версты. Черная речка выходит из хребта Яйлы близ небольшого селения Скелии, течет по узкому и скалистому Чоргунскому ущелью, а потом по долине, ограниченной с одной стороны Сапун-горою и Федюхиными высотами, а с другой высотами Инкерманскими и Мекензиевыми. В двух верстах ниже Чоргунского ущелья был построен так называемый Трактирный мост, ниже коего находится брод, на дороге, поднимающейся на Сапун-гору. Далее -Черная речка течет чрез Инкерманское ущелье и по болотистой, поросшей высоким камышом, Инкерманской долине. Близ устья речки, по плотине, длиною в 827 саж., проходила почтовая Симферопольская дорога. У Трактирного моста, к левому берегу Черной речки примыкают Федюхины высоты, в виде трех отдельных возвышенностей, а несколько выше по течению речки, от Чоргунского ущелья до Сапун-горы, тянется хребет, названный Семякиными и Гасфортовыми высотами ⁽⁶⁾.

Еще при Императрице Екатерине II-й были построены, для защиты Севастополя с моря, батареи долговременной профили, на обоих берегах большой бухты. Для обеспечения же города и береговых батарей с сухого пути, впоследствии сооружено Северное укрепление и решено устроить другое такое же на южной стороне рейда. В 1834 году, был составлен новый проект, как для усиления обороны рейда, так и для прикрытия южной стороны города с сухого пути. Этот проект был утвержден, но, при исполнении его, главное внимание было исключительно обращено на береговую оборону. К исходу 1852 года, она состояла из 8-ми весьма сильных батарей (5-ти каменных и 3-х земляных). Неприятель, еще вне рейда, на расстоянии более двух верст, подвергался огню батареи № 10, а по входе на рейд постепенно обстреливался сперва с батарей Александровской и Константиновской, потом-с 7-го бастиона и батареи № 8, далее — с Николаевской и Михайловской батарей, и наконец, по достижении Южной бухты — с батарей № 4 и Павловской. Укрепления же Южной стороны с сухого пути, по проекту 1834 года, должны были составить непрерывную линию кругом Корабельной стороны и города, примыкающую левым флангом к рейду, позади Ушаковой балки, а правым — к береговой батарее № 8, всего на протяжении 7-ми верст. Эта линия должна была состоять из построенных на высотах восьми земляных бастионов, замкнутых с горжи и соединенных между собою оборонительными стенками. Но из предположенных укреплений с сухого пути были построены только: оборонительные казармы для закрытия горжи бастионов 1-го, 5-го и 6-го, оборонительные стенки между 5-м, 6-м и 7-м бастионами, 7-й бастион и оборонительная стенка, замыкавшая с горжи как 7-й бастион, так и батарею № 8-го. Таким образом оборонительные стены, имевшие вообще протяжение около полуторы версты, не прикрывали и четверти всей окружности города с Корабельною слободою. Для обороны Северной стороны города и рейда было построено, еще в 1818 году, Северное укрепление, имевшее вид 8-ми-угольного форта, с 4-мя небольшими бастионами.

Еще до разрыва России с Западными державами, летом 1853 года, князь Меншиков приказал находившемуся тогда в Севастополе, генерал-майору Баранцеву приступить к вооружению Павловской батареи, хотя бы орудиями и не тех калибров, которые назначались по положению на эту батарею. Вслед затем были сформированы особые пехотные команды, обучаемые действию из орудий, проводились сигнальные линии, для сосредоточенной стрельбы по рейду, строились ядро-калительные печи, и проч. ⁽⁷⁾.

Разрыв с Западными державами побудил князя Меншикова усилить оборону рейда тремя новыми батареями, сооруженными к востоку от Павловской батареи: две из них были возведены на северном берегу большой бухты: Двенадцати-Апостольская против Килен-бухты и Парижская, влево (к востоку) от первой; а третья, Святославская, на южном берегу, к западу от Килен-бухты. Черноморский флот, с половины марта, был расположен на рейде, в две линии, именно: эскадра вице-адмирала Корнилова, в составе 4-х кораблей, 1-го фрегата и 4-х пароходов, при входе в Южную бухту; эскадра вице-адмирала Нахимова, из 8-ми кораблей, 6-ти фрегатов и нескольких меньших судов и пароходов, в глубине рейда. (Остальные два корабля исправлялись в доке).

При таком устройстве береговой обороны, неприятельский флот, покусившийся вторгнуться на рейд, был бы встречен в 1,200 саженях от входа в бухту выстрелами 4-х бомбовых пушек батарей № 10-го и Александровского, а на расстоянии 800 саж. от входа подвергался действию 80-ти орудий, именно: батареи № 10-го, головных орудий Александровской и Константиновской батарей и двух бомбовых орудий № 8-го; по мере приближения неприятеля ко входу на рейд, он мог быть поражаем в расстоянии 400 саж. огнем из 146-ти орудий батареи № 8-го, 7-го бастиона и батарей Михайловской и Николаевской, а в расстоянии 200 саж. от входа — встречными, перекрестными и тыльными выстрелами более 200 орудий с береговых батарей, в особенности же № 8-го, Михайловской и Николаевской. Не менее сильному огню подвергался неприятель и по входе на рейд, где было сосредоточено действие 247-ми орудий. Далее же в глубину рейда, огонь батарей ослабевал по числу орудий, но, по близкому расстоянию, был действительнее, в 400 саженях от входа, неприятель подвергался огню 123-х орудий Константиновской и других батарей, из коих большая часть действовала бы с дистанции не более 300 саж. При дальнейшем же движении, его могли поражать, кроме береговых батарей, 230 орудий одного борта эскадры Корнилова и около 300 орудий одного борта эскадры Нахимова. Для охранения же гавани от нечаянного нападения, были устроены у входа в рейд, на якорях, два бона: один из связанных между собою мачт и бушпритов, между Николаевскою и Михайловскою батареями, а другой пеньковый — впереди первого. Два транспорта обращены в брандеры, а для отвода неприятельских брандеров учреждена гребная эскадра.

В половине апреля 1854 года, князь Меншиков приказал построить новую батарею, № 12, к северу от Константиновской, названную по имени строившего и вооружившего ее инженера, полковника Карташевского. В то же время, еще далее к северу, на высокой скале, была возведена каменная башня, № 13, названная по имени строившего ее на собственный счет, отставного поручика Волохова. Вслед затем, по приказанию князя Меншикова, была сооружена еще одна батарея, № 11, в 50-ти саженях позади Константиновской батареи, вооруженная снятыми с последней 6-ю пятипудовыми мортирами.

Вообще же к весне 1854 года для береговой обороны было устроено 14 батарей, вооруженных 28-ю бомбовыми пушками, 344-я пушками от 36-ти до 12-ти-фунтового калибра, 200-ми пудовыми и полупудовыми единорогами, 9-ю карронадами, от 68-ми до 12-ти-фунтового калибра, 26-ю пятипудовыми и 3-мя меньшими мортирами. Всего же на береговых батареях находилось 610 орудий ⁽⁸⁾.

Хотя, по существовавшему до развития пароходства мнению о трудности высадок в больших силах, нападение на Севастополь с сухого пути считалось невероятным, однако же князь Меншиков опасался, чтобы неприятель, для содействия флоту, не произвел высадки небольшими силами, для овладения береговыми батареями, в особенности же наиболее удаленною от города батареей № 10. Еще зимою с 1853 на 1854 год, эта батарея была усилена капониром, который доставил фланговую оборону левому её фронту, обращенному к Карантинной бухте. Тогда же на фланках оборонительных стенок, между предположенными 5-м и 7-м бастионами, поставлено по два длинных полупудовых единорога, а левее 5-го бастиона заложено укрепление, впоследствии получившее название редута Шварца. С наступлением весны, работы для прикрытия Корабельной слободы были возложены на моряков, а работы впереди города предоставлены сухопутному ведомству. Как грунт местности состоял из скалы, обнаженной или покрытой тонким слоем земли, то вновь сооружаемые постройки, большею частью, состояли из каменных стенок, вышиною от 3 1/2 до 4 1/2, а толщиною от 2-х до 3-х фут, сложенных насухо, либо на глине, из степного камня.

В конце апреля 1854 года последовало Высочайшее повеление, коим защита Керченского полуострова была поручена Наказному атаману войска донского, генералу Хомутову, что дозволило князю Меншикову обратить внимание исключительно на оборону Севастополя. Но средства, состоявшие в его распоряжении, были весьма недостаточны. В начале (в половине) сентября, ко дню высадки Союзников, ни один из бастионов еще не был окончен. Сильнейшую часть сухопутной обороны составлял 6-й бастион, которого одна часть была сложена насухо из камня, а другая ~-насыпана из земли и облицована снаружи камнем, положенным на глине плашмя, под углом в 45°. С горжи бастион был замкнут возведенными еще до войны оборонительною казармою и стенками. Вооружение 6-го бастиона состояло из 15-ти крепостных орудий, действовавших чрез банк. В 5-м бастионе не было сделано ничего, кроме каменного парапета над передним выступом казармы. Вооружение казармы и парапета состояло из 11-ти орудий; а оборонительных стенок между 5-м, 6-м и 7-м бастионами — из 14-ти орудий. Редут Шварца, из земли, замкнутый с горжи каменным завалом, был совершенно окончен и вооружен 8-ю орудиями, из которых семь действовали чрез амбразуры, а одно, расположенное в исходящем угле — чрез банк. Для обороны промежутка между редутом Шварца и 4-м бастионом, сооружены три каменных завала, за которыми стояли 14 орудий. В 4-м бастионе были почти готовы правые фас и фланк, на коих стояли 14 орудий, да кроме того, для фланкирования правого фаса, во рву, у плечного угла, две трехфунтовые пушки. От 4-го бастиона, по направлению к вершине Южной бухты, устроен каменный завал, на оконечности которого построена батарейка (Грибок), на 2 орудия; а у вершины Южной бухты, на Пересыпи, сооружены четыре каменных завала, вооруженных 14-ю орудиями.
На Бамборской высоте, где, по проекту 1834 года, назначено было расположить 3-й бастион, были устроены три батареи, на коих поставлены 16 орудий. На Малаховом кургане, морское ведомство соорудило, на счет городского купечества, Малахову башню, в два закрытых яруса, для ружейной обороны. На верху же башни находилась батарея, вооруженная 5-ю крепостными 18-ти-фунтовыми пушками. Башня в диаметре имела 7 сажен, а в вышину 28 фут, и была прикрыта с поля гласисом. Влево от Малахова кургана, на местах проектированных бастионов 1-го и 2-го, были возведены две батареи, из коих одна, устроенная на месте 2-го бастиона, без рва, была вооружена 6-ю морскими орудиями и прикрыта с тыла каменными завалами; а другая, на месте 1-го бастиона, с неглубоким рвом, вооружена 4-мя орудиями; оборонительная же казарма 1-го бастиона-9-ю крепостными полупудовыми единорогами.

Вообще же вооружение укреплений Южной стороны состояло из 134-х орудий, от 30-ти-фунто-вого до 3-х-фунтового калибра; с присоединением же к ним 6-ти орудий левой половины 7-го бастиона и 5-ти орудий сухопутной части батареи № 10, оно простиралось до 145-ти орудий ⁽⁹⁾, рассеянных на протяжении более 6 1/2 верст, так, что артиллерия не могла обстреливать сосредоточенными выстрелами, почти ни одного пункта впереди лежащей местности, более как из трех или четырех орудий, и даже были вовсе необстрелянные пространства.

Северное укрепление, вооруженное 50-ю орудиями ⁽¹⁰⁾, было построено без надлежащего применения к местности, и притом, имея весьма невыгодное начертание, не могло доставить впереди лежащему пространству почти никакой обороны. Батареи, расположенные по сторонам этого укрепления, обстреливали Севастопольский рейд и Сапун-гору, но, по значительному расстоянию от неприятельских работ, веденных против города, не могли оказать значительного влияния на ход осады ⁽¹¹⁾.

Сухопутные силы в Крыму состояли из местных и действующих войск. В составе первых находились: Балаклавский греческий батальон, Таврический батальон и Керченский полубатальон внутренней стражи; Кинбурнский и Севастопольский артиллерийские гарнизоны; военно-рабочие роты №№ 14 и 15, и проч. Из действующих же войск, по отбытии 18-й пехотной дивизии, осенью 1853 года, в Закавказье, место её в Крыму заняли 1-я бригада 14-й пехотной дивизии и сформированная из бессрочно-отпускных резервная бригада 13-й пехотной дивизии. В конце 1853 года, князь Меншиков сформировал из разных команд морского ведомства несколько отрядов. Когда же последовал разрыв России с Франциею и Англиею, то направлены были в Крым: 6-й саперный батальон для инженерных работ, 17-я пехотная дивизия, 6-й стрелковый батальон и несколько полков донских казаков. В конце июня 1854 года, князь Меншиков, получа сведение об очищении нашими войсками Валахии и о вступлении туда Австрийцев, писал Государю, что, в случае неприятельского десанта в Крым, можно предполагать, что Союзники предпримут нападение на Феодосию, или направятся чрез Керченский пролив, либо, наконец, сделают высадку у Евпатории, или между сим городом и Севастополем. По мнению князя Меншикова, покушение на Севастополь, с целью уничтожения тамошних военных учреждений и нашего флота, было вероятнее всех прочих предположений. Далее — предложив вопрос, достаточны ли для такого предприятия наличные силы неприятеля, Меншиков полагал, что, по занятии Валахии Австрийцами, Союзники могли послать в Крым от 50-ти до 60-ти тысяч человек, не считая турецких войск. Для противодействия таким силам, мы тогда могли собрать не более 25 тыс. человек ⁽¹²⁾. В письме к военному министру, князю Долгорукову, князь Меншиков настаивал на необходимости занять северную часть Крыма, хотя одною пехотною бригадою. Затем, предположив, что, для приготовлений к экспедиции в большом размере против Севастополя, Союзникам было необходимо от 4-х до 6-ти недель, он выразил мнение, что в продолжении этого времени, войска наши в Крыму могли б быть усилены 16-ю пехотною дивизией, стоявшею в Бессарабии. В заключение своего отзыва военному министру, князь Меншиков писал: "В настоящее время, Крым существенный пункт, на котором должен решиться вопрос о нашем влиянии на дела Востока. Подумайте о том, любезный князь, и вспомните старинную поговорку: "Сам Бог поборает большим силам!" ⁽¹³⁾.

Несколько дней спустя, князь Меншиков, получив из иностранных газет сведение о перевозке 5-й французской дивизии из Галлиполи в Варну, счел нужным отнестись непосредственно к князю Горчакову, прося его, ежели он имеет на то право — направить к Перекопу 16-ю пехотную дивизию, либо испросить Высочайшее разрешение на усиление войск в Крыму помянутою дивизией ⁽¹⁴⁾.

Император Николай, получив донесение князя Меншикова — о необходимости усилить войска в Крыму — писал ему: "Мысль твою об учреждении особого отряда у Перекопа разделяю и Я вполне; но дело останавливается на том, что в Моем распоряжении нет более никакой свободной пехоты, с той поры как Князь Иван Федорович взялы6-ю дивизию из Одессы в Молдавию. Хотя писал Я Горчакову, чтоб он старался послать хоть одну бригаду с двумя батареями, но на прибытие её пройдет более месяца, ты же будешь вероятно атакован гораздо ранее. Поэтому наверно рассчитывать можешь только на то, что у тебя в распоряжении уже есть. Думаю однако, что сего на первый раз достаточно, и вот почему... Твой гарнизон, кроме флота, кажется довольно силен, чтоб неприятеля встретить при самой высадке, или несколько отступя от берега, чтобы не подвергаться сильному действию с судов. Неприятелю же должно будет сгружать лошадей, артиллерию и проч. Все это не скоро делается. Но положим, что чрез 4 или 5 дней они в этом успеют. Когда же объяснится, что главный десант не в Феодосии, а у Евпатории или Херсонеса, с той поры, думаю Я, должно сейчас Хомутову спешить к тебе и направиться в тыл туда, где появление его может иметь наиболее успеха и немедленных последствий. Перейти же 200 верст войска Хомутова должны и могут в 5 или 6 дней без большого напряжения, ежели при том ранцы везти на подводах. С появлением Хомутова в тылу неприятеля, будь он и в 60 тысяч, чему что-то Я мало верю, он ничего важного предпринять не может. еще менее правильную осаду или бомбардировку" ⁽¹⁵⁾.

Вслед затем, Государь, получив донесение об отправлении князем Горчаковым 16-й пехотной дивизии в Крым, писал князю Меншикову: "С приходом сей дивизии думаю, что не только Севастополь вполне обеспечен от всякой попытки им овладеть, и с моря и с сухого пути, но что пора будет возвратить Ген. Хомутова, с войсками собственно Черномории принадлежащими, т.е. линейными Черноморскими батальонами, и с конно-батарейною донскою батареей, оставя покуда в Керченском полуострове бригаду 17-й дивизии с её артиллерией и казачьим полком. Это тем нужнее, что Союзники, известясь о принятии нами сильных мер к обороне Крыма, могут сделать покушение на Новороссийск или Анапу"... ⁽¹⁶⁾.

Тем не менее однако Император Николай, признавая необходимым ускорить производство работ по укреплению Севастополя с сухого пути, повелел принять самые деятельные к тому меры (17). Несколько дней спустя, Государь писал князю Меншикову: «Ежели Бог даст, атаки на Севастополь не будет, надо воспользоваться, не теряя времени, льготой, чтобы усилить работы по сухопутным укреплениям». Далее — начертаны подробности по производству этих работ и в заключение сказано: "Кажется Мне, что все это возможно, имея Саперный батальон и много арестантов. Остановки не должно быть" ⁽¹⁸⁾.

Хотя в иностранных газетах, со времени очищения нашими войсками Дунайских Княжеств, толковали об экспедиции в Крым, потому что "надобно же было сделать что-либо войскам, отправленным в помощь Турции", однако же и правительства, и военные люди, долго колебались в нерешимости предпринять вторжение в страну совершенно им неизвестную. Весьма естественно, что и нам подобное предприятие не могло казаться безотлагательным, и ежели оно случилось скорее, нежели мы ожидали, то потому только, что и наши неприятели решились приступить к нему внезапно и как бы наудачу.

В начале (в половине) июля, оба Союзные главнокомандующие, маршал Сент-Арно и Раглан, получили от своих правительств депеши, в которых было выражено требование — осадить Севастополь, "если они не считают себя к тому недостаточно готовыми" ⁽¹⁹⁾. Получив эту депешу, лорд Раглан послал за старым генералом Броуном, приобретшим известность отвагою и энергией в войну на Пиренейском полуострове, и пожелал знать его мнение на счет предположенной экспедиции. Вместо ответа, Броун спросил — какие имеются сведения на счет укреплений Севастополя и силы войск, с которыми придется сражаться в Крыму? Раглан отвечал, что он не имеет о том достоверных сведений, что ни он, ни маршал Сент-Арно, не знали числа неприятельских войск, и что хотя оба они надеялись встретит в Крыму не более 70-ти тысяч человек, однако же не были уверены в том, что не найдут там сто тысяч, и даже более. Тогда генерал Броун, сославшись на авторитет Веллингтона, под начальством которого некогда служил вместе с Рагланом, сказал, что сей великий полководец, в подобных обстоятельствах, никогда бы не решился на такое неверное предприятие. "Впрочем — прибавил он — вам не остается ничего более, как действовать сообразно видам правительства, потому что, сколько могу судить из депеши лорда Нюкестля, дело уже решено, и ежели вы откажетесь принять на себя ответственность в его исполнении, то на ваше место назначат кого-либо другого, более уступчивого".
Таким образом, если бы лорд Раглан отклонил от себя ответственность, то экспедиция в Крым все-таки состоялась бы, и потому весьма понятно, что он не хотел выказать нерешительность, недостойную старого заслуженного воина. На военном совете, собранном 6-го (18-го) июля, в котором, кроме обоих Союзных главнокомандующих, участвовали: адмиралы Дундас, Гамелен, Брюа и Лайонс, и начальники штабов армии, Раглан настойчиво поддерживал экспедицию, а маршал Сент-Арно, зная, что Наполеон III был одних мыслей с английским правительством, изъявил согласие на предложение лорда Раглана, хотя и сам мар~ шал, и весь штаб его, были противного мнения, Впрочем, Союзники, решаясь как бы нехотя на такое сомнительное предприятие, отложили его на неопределенное время, а между тем составляли проект высадки и производили, по прежнему, обозрения берегов Крыма ⁽²⁰⁾.

Предположение амбаркации и высадки войск было составлено, 8-го (20-го) июля, начальником французского морского штаба, графом Буё-Вилльомо (Bouet-Willaumez) и одобрено с некоторыми изменениями адмиралом Дундасом. На основании этого плана, французский флот был разделен на две эскадры, одну для транспорта войск, а другую, боевую, для прикрытия первой: из числа 15-ти кораблей, на 9-ти, составлявших транспортную эскадру, — положено иметь по 1,500 человек, а на 6-ти, боевой эскадры, всего по 500, чтобы предоставить более удобства действию морской артиллерии; на 15-ти французских и турецких пароходах должны были находиться 40 полевых орудий со всею их материальною частью и прислугою; а на остальных судах — 1,500 человек пехоты, обоз и лошади главного штаба; кроме того, на 8-ми турецких кораблях до 8,000 человек: следовательно всего до 28,000 чел. французских войск с 40 орудиями. По высадке их на крымский берег, французские и турецкие пароходы могли, через 5 или 6 дней, перевезти еще 12,000 человек. Адмирал Дундас, с своей стороны, взялся, под прикрытием 8-ми кораблей, доставить на двух кораблях и многих пароходах всю английскую армию, в числе 25,000 человек, и потом, во второй раз, на пароходах, французскую кавалерию. Что же касается до жизненных припасов, то на флоте должно было находиться 10-ти-дневное продовольствие; впоследствии же предполагалось снабжать армию посредством доставки провианта на торговых судах из Варны, Бальчика и Константинополя ⁽²¹⁾.

Тогда же, для обозрения берегов Крыма и выбора места для высадки, была наряжена комиссия, состоявшая из адмирала Брюа, и генералов Броуна и Канробера, которая отправилась из Бальчика, утром 9-го (21-го) июля, на корабле Монтебелло, в сопровождении кораблей: Наполеон, Жан-Бар, Фридланд, Иена, Маренго, Сюфрен и фрегата Кацик. Со стороны же Англичан был выслан паровой корвет Фюри, за которым следовали несколько кораблей и пароходов. 13-го (25-го), вечером, генералы Броун и Канробер, с состоявшими при них офицерами, прибыли на Фюри, где находился и адмирал Лайонс, и направились вдоль берега. 14-го (26-го), на рассвете, в виду Севастополя появились обе эскадры, в числе 14-ти кораблей и 7-ми пароходов. Все эти суда держались в значительном расстоянии от наших укреплений, кроме трех пароходов, кои подошли ближе к северному берегу рейда, но как только один из них, корвет Фюри, получил в корму четыре ядра, пущенных с Волоховой башни, то все они потянулись к мысу Лукуллу, где стал на якорь весь неприятельский флот, и занялись промерами. 15-го (27-го) июля, корабли Британия и Монтебелло, буксируемые пароходами, подошли у Балаклавы к берегу на 3/4 версты. В тот же день, неприятельские паровые суда появились у Феодосии. Затем, весь неприятельский флот возвратился к Варне и Бальчику. Результатом обозрения, произведенного Союзниками, было убеждение в удобстве высадки у мыса Лукулла близ устья Алмы, либо в небольшой бухте у впадения Качи ⁽²²⁾.

Между тем холера, свирепствовавшая в лагере у Варны, появилась и на флоте, сперва у Французов, а потом и у Англичан. В продолжении полутора суток, корабль Британия потерял 80 человек, Альбион 50, Трафальгар 35. Потери Французов были еще более: на кораблях Париж и Монтебелло урон вообще простирался свыше 400 человек. Союзные адмиралы, опасаясь оставаться у Бальчика, где застигла их холера, ушли в море; но холера продолжалась с прежнею силою.

Не прежде 3-го (15-го августа), когда на французской эскадре умерли 800 человек и было 1,200 больных, болезнь сделалась менее опасною; но многие из начальников войск и флота опасались приступить к амбаркации, полагая, что столпление людей на кораблях могло усилить холеру ⁽²³⁾. В особенности же адмиралы, страшась ответственности, которой могли подвергнуться в случае неудачи, представляли обоим главнокомандующим, что: во 1-х, на берегах Крыма не было удобных гаваней, и потому флот, застигнутый осенними бурями, не нашел бы никакого убежища; во 2-х, снабжение армии жизненными припасами было бы крайне затруднено недостатком гаваней и опасностью плавания осенью в Черном море, и в 3-х, в случае неудачи, посажение войск на суда, в виду неприятеля, могло иметь самые гибельные последствия ⁽²⁴⁾. Таковы были опасения, изъявленные адмиралами на совещании 8-го (20-го) августа; тогда же был определен ими порядок плавания и высадки на крымский берег Союзного флота. 12-го (24-го), Французы приступили к амбаркации войск, но отплытие их было условленно не прежде 14-го (26-го), на последнем совете, в коем участвовали, кроме главнокомандующих сухопутными и морскими силами, адмиралы Брюа и Лайонс, генералы Канробер, Бургойн и Мартимпрей, начальник морского штаба, произведенный в контр-адмиралы Буэ-Вильоме (Bouet-Willaumez) и полковник Трошю. После жарких и продолжительных прений, экспедиция в Крым была решена окончательно. Французы к 22-го августа (3-го сентября) успели посадить на суда, в Варне и Бальчике, 25,200 чел. пехоты с 68-ю орудиями, всего же до 28,000 чел., в числе коих было не более ста кавалеристов; кроме того, до 7-ти тысяч Турок, приданных французскому корпусу, были посажены большею частью на турецких судах. Два дня спустя, Англичане кончили амбаркацию в Варне 22-х тысяч челов. пехоты и 2-х тысяч всадников с 54-мя орудиями. Сборным пунктом Союзных эскадр был назначен Илан-Адасси (Змеиный остров). близ устий Дуная, куда соединенный флот собрался 28-го августа (9-го сентября). Но вместо того, чтобы немедленно отправиться к берегам Крыма, маршал Сент-Арно, томимый болезнью, ослабившею его энергию, прислал своего старшего адъютанта, полковника Трошю, к лорду Раглану, изъявляя желание собрать военный совет для решения вопроса — где произвести высадку? Как маршал был не в силах принять какое-либо участие в совещаниях, то Раглан, сделавшись единственным распорядителем действий обеих Союзных армий, счел нужным обозреть сам лично берега и выбрать место для высадки. С этою целью, он, приказав флоту остановиться на якоре, в 60-ти верстах к западу от мыса Тархана, отплыл, вместе с генералами Бургойном и Броуном, на фрегате Карадок, к Херсонесскому полуострову; туда же отправились, на фрегате Примоге (Primauguet), генералы Канробер, Мартимпрей, инженер-генерал Бизо, контр-адмирал Буэ-Вильоме и полковники Трошю и Лебёф; в составе эскадры также находились: корабль Агамемнон, под флагом адмирала Лайонса, и пароход Самсон. 29-го августа (10-го сентября), на рассвете, все четыре судна приблизились к мысу Херсонесу, в соседстве которого заметили русский лагерь; находившиеся на эскадре офицеры генерального штаба полагали, что вообще было собрано там до 30-ти тысяч человек. Оттуда комиссия медленно следовала вдоль берега к устью Алмы, и далее к Евпатории. Генерал Канробер предлагал произвести высадку армий в устье Качи, если бы даже пришлось совершить ее открытою силою, и говорил в пользу своего плана, что понесенные в сем случае потери будут, вероятно, менее тех, которые могли потерпеть Союзные войска при нападении на позиции Алмы, Качи и Бельбека. Но генерал Броун и адмирал Лайонс выразили иное мнение, доказывая удобство для высадки пункта, означенного на английских картах под названием Старого форта (Old-Fort), и в пользе занятия города Евпатории, в виде опорного пункта по высадке армии. Согласно тому, по предложению лорда Раглана, комиссия постановила: во 1-х, чтобы высадка войск была произведена у Старого форта, где, в случае появления Русских, артиллерия Союзного флота могла обстреливать берег на расстоянии до 2-х или 3-х верст; во 2-х, чтобы немедленно занять Евпаторию, где не видно было никаких укреплений, и даже, казалось, не было гарнизона, и в 3-х, что, через три или четыре дня по высадке, армия двинется к югу, прислонив правый фланг к морю, одновременно с движением вдоль берега эскадры из 15-ти кораблей и пароходов. 30-го августа (11-го сентября), в полдень, по прибытии комиссии к кораблю Париж, все решенное ее членами было утверждено маршалом Сент-Арно и адмиралом Гамеленом; а на следующий день Союзный флот направился к месту, избранному для высадки ⁽²⁵⁾.

Жребий был брошен!

КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА