Крымский медицинский институт. История, люди... Ретро - фото
Фрагмент черно-белой фотографии второго выпуска врачей Крымского медицинского института им. И.В. Сталина.

Снимок сделан в июле 1936 года и принадлежал одному из 17-и студентов, чьи лица сохранились на фрагменте — Адине Лоренцовне Эйгерис.
Фото можно считать уникальным: в преддверии принятия новой «сталинской» конституции 1936 года, существенно урезавшей права национальных автономий, в Крымской АССР начались массовые «чистки», затронувшие и выпускников и преподавателей института.

В результате студенты второго выпуска оказались последними, чей преподавательский состав полностью состоял из «дореволюционных» профессоров, часть из которых была с мировым именем. Уже к концу 1936 года многие из них были объявлены «врагами народа», отправлены в лагеря и ссылки. Такая же участь ждала и многих выпускников. Однако как бы трагично ни складывалась судьба этих людей, большинство из них до самого конца оставались верными своему врачебному долгу.



История Крымского медицинского института удивительна и драматична, как и судьба многих его преподавателей и выпускников. С самого момента своего основания в 1918 году это высшее учебное заведение, казалось, вело свою деятельность не благодаря, а вопреки всему тому, что происходило вокруг. Революция и гражданская война, «красный террор» и фашистская оккупация, переход Крыма под юрисдикцию Украины и обратно — вот далеко не полный список того, что пришлось пережить институту и тем, кто преподавал и учился в его стенах. Мы попробуем рассказать об этих событиях с помощью фрагмента старинного снимка, сделанного почти 80 лет назад.

Несмотря на то, что найти полный вариант этой фотографии в открытых источниках, к сожалению, не удалось, можно попытаться «восстановить» некоторые утраченные детали.

Согласно архивным данным, в июле 1936-го дипломы врачей получили 94 выпускника Крымского медицинского института (КМИ). Таким образом, представленный в коллекции фрагмент с 17 портретами составляет лишь 1/5 часть от некогда целого группового снимка. А ведь были еще и преподаватели, которым тоже наверняка отвели место на этой исторической фотографии!

Восстановить их имена нам поможет другой снимок — первого выпуска КМИ, сделанная всего пятью месяцами раньше, в феврале 1936 года. Этот фотодокумент в 2009 году был передан Музею истории города Симферополя.

Крымского медицинского института (КМИ).Февраль 1936 года. Фото из Музея Истории г.Симферополь

Судя по всему, снимки первого и второго выпусков крымских медиков были очень похожи, причем это касается не только художественного оформления (дизайн, к слову, идентичен даже в мелочах — шрифте и форме завитков). Фотографии должны приблизительно совпадать и по количеству заснятых на них людей (в первом наборе было 97 студентов, во втором — 94).

Лица новоиспеченных дипломированных медиков фотограф расположил в пяти длинных и двух коротких рядах. Если наложить снимки друг на друга, становится очевидно, что на уцелевшем фрагменте оказались студенты, которых разместили в центральной части четырех нижних рядов. Что касается преподавателей, то велика вероятность, что для более поздней фотографии их даже не переснимали — овальные шаблоны с портретами с февральского снимка, скорее всего, просто перенесли на июльский.

Так что сегодня мы имеем возможность знать не только в лицо, но и по именам основную часть педагогов, работавших в Крымском медицинском институте с момента его основания.

К тому времени, когда был сделан снимок, многим из этих высокообразованных людей уже пришлось пройти через суровые испытания. Как известно, новость об отречении Николая II в Крыму поначалу восприняли с равнодушием и даже поддержали переворот. Но вскоре ликование по случаю крушения Империи сменило разочарование.

Сразу же после Октябрьского переворота в Крыму началось физическое истребление образованного слоя — преподавателей, врачей, представителей интеллигенции.

Так, за период с декабря 1917-го по март 1918 года только в одном Севастополе были убиты сотни офицеров, священнослужителей и гражданских лиц, обвиненных в пособничестве только что выбитым из Таврической губернии германским войскам.

Во время второго занятия Крыма большевиками в апреле 1919 года в отношении интеллигенции применялись более «гуманные» меры — ее просто обременили денежной контрибуцией. Вне зависимости от состояния здоровья, пола и возраста, объявленных «буржуями» жителей полуострова мобилизовали для рытья траншей и окопов, а непокорных наказывали путем избиения палками и плетьми.

Но самой ужасной трагедией для крымчан стали события 1920-1921 годов, предварявших создание Автономной крымской ССР в составе РСФСР, когда полуостров буквально превратился в огромное кладбище.

По свидетельству поэта Максимилиана Волошина, по причине голода или репрессий из каждых трех крымских интеллигентов в эти суровые годы погибало двое. Уничтожались без счета преподаватели и учащиеся, поверившие обещаниям об амнистии и не эвакуировавшиеся за пределы страны офицеры, чиновники, журналисты, врачи.

Владимир Вернадский с коллегами-учеными

В те годы расправы чудом сумел избежать ректор Таврического университета Владимир Вернадский. Накануне занятия полуострова красными ученый выдал студенческие билеты двумстам офицерам, не успевшим покинуть Крым, чем спас их от расстрела. Этот поступок едва не стоил жизни самому академику.

Репрессии против инакомыслящих и «классово чуждых» продолжались и в более поздний период, когда обстановка на полуострове стала понемногу возвращаться в мирное русло. Но и выжившая часть интеллигенции находилась под постоянным контролем, который со временем только усиливался.

Редакция «Маленьких историй» считает необходимым представить каждого из запечатленных на снимке педагогов, которым судьба выпала работать в столь непростое время. Итак, первый ряд слева направо (среди преподавателей на снимке присутствуют крымские чиновники и партийцы того времени, их тоже назовем):


1. Заведующий кафедрой акушерства и гинекологии профессор Б.С. Тарло
2. Заведующий кафедрой хирургии профессор Анатолий Николаевич Круглов.
3. Профессор кафедрой госпитальной терапии Э.А. Мелик-Гюльназарьян.
4. Секретарь комитета ВЛКС М Н.А. Флат.
5. Заведующий кафедрой нормальной физиологии, заведующий по учебной части, профессор Т. Г. Гуреев.
6. Директор института Валериан Алексеевич Таргулов.
7. Нарком здравоохранения Крымской АССР Ребия Бекирова.
8. Секретарь парткома А.З. Хаскин
9. Председатель профкома В. Лемиш
10. Председатель месткома доктор М. Манулкин.
11. Заведующий кафедры гигиены профессор Иван Никифорович Окулов.
12. Заведующая кафедры внутренней медицины профессор Роза Евелевна Гинзбург.
13. Заведующий кафедры психиатрии и наркологии профессор Наум Исидорович Балабан.

Второй ряд:
1. Заведующий кафедрой неорганической химии профессор Павел Трофимович Данильченко.
2. Заведующий кафедрой физики доцент И.И. Попов.
3. Заведующий кафедрой отоларингологии профессор Сергей Васильевич Михайловский.
4. Заведующий кафедрой глазных болезней профессор А.А. Бельский.
5. Заведующий кафедрой кожных и венерических болезней профессор Михаил Иванович Пер.
6. Заведующий кафедрой фармакологии профессор С.Д. Соколов.
7. Заведующий кафедрой микробиологии профессор Сергей Михайлович Щастный.
8. Заведующий кафедрой патологической физиологии профессор Николай Васильевич Колпиков.
9. Заведующий кафедрой топографической анатомии и оперативной хирургии профессор Василий Максимович Тоцкий.
10. Профессор кафедры судебной медицины Яков Ефимович Браул.
11. Профессор кафедры детских болезней Г.Г. Стукс.
12. Профессор М.А. Петрова.
13. Заведующий кафедры анатомии человека профессор Виктор Владимирович Бобин.
14. Заведующий кафедры общей хирургии профессор Константин Петрович Гресс-де-Кальве.
15. Профессор В.А. Батенков.
16. М.А. Эмин.

К сожалению, имена и отчества, а также ученые степени и должности некоторых первых педагогов Крымского мединститута нам установить так и не удалось.

Нельзя не заметить, что первыми преподавателями КМИ были в основном мужчины. Удивляться тут нечему — высшее образование в нашей стране, в том числе и по врачебной части, до революции было прерогативой сильного пола. Так что присутствующие на снимке профессора Петрова и Гинзбург — это, скорее, исключение. В последующие годы ситуация, разумеется, изменится, но не кардинально — в гендерном составе педагогов КМИ всегда будут преобладать мужчины.

Обратим также внимание, что среди преподавателей молодого вуза нет ни одного старца, которого бы пригласили на должность только ради громкого имени — все деятельные, практикующие медики средних лет, работающие не только в институте, но и в клиниках или специализированных медцентрах.

По-разному сложилась судьба профессоров КМИ им.Сталина, получивших свои ученые степени еще в царской России. Лишь единицы продолжили работу в стенах крымского вуза после первых двух выпусков, большинство же были сосланы в разные уголки необъятной страны.

К сожалению, мы не имеем возможности рассказать о каждом из этих замечательных людей — формат не позволяет, да и информации почти не сохранилось. Но несколько ярких историй, свидетельствующих о самоотверженности и высочайшем профессионализме «царской» профессуры, рассказать все же стоит. Весьма показателен в этом смысле непростой жизненный путь микробиолога, эпидемиолога, доктора медицинских наук, профессора Сергея Щастного.
Сергей Михайлович Щастный

До того, как Сергею Михайловичу предложили в 1931 году должность в КМИ, он возглавлял кафедру патологии в Новороссийском университете, затем был директором и научным руководителем Одесской бактериологической станции, профессором кафедры микробиологии в Одесском химико-фармацевтическом институте.

Именно благодаря разработанным Щастным противоэпидемическим мероприятиям проводилась успешная борьба с чумой, холерой, сыпным тифом и другими опасными инфекциями. В 1931 году ученому предложили возглавить кафедру микробиологии только что созданного Крымского медицинского института. Известно, что профессор очень скоро стал одним из любимых наставников у студентов.

Мы видим его на институтском снимке 1936 года, однако следующие документальные упоминания о Щастном относятся уже к 1938 году — в это время он вдруг неожиданно появляется в Казахстане (куда обычно ссылали репрессированных из Крыма и Украины), где борется с эпидемией сыпного тифа в Павлодарской области. Работа оказалась настолько сложной, что побороть опасный вирус не удалось даже к середине Великой Отечественной войны.

В начале 1943 года Щастный, работая в самом очаге инфекции, сам заразился сыпным тифом, от которого и скончался в марте 1943 года. Так оборвалась жизнь 68 летнего ученого.

В своем предсмертном письме Сергей Михайлович написал такие строки: «Бойцы идут под пули, а мы, эпидемиологи, подвергаемся опасности в борьбе с инфекциями… Если умру , то как боец на боевом посту».

Сухие биографические данные о профессоре Щастном дополняют воспоминания его коллег:

Е.Я. Федорова: «В годы войны работала я в санэпидемстанции Иртышска, а мой муж Л.Ф. Федоров был зав. здравотделом района. В декабре 1941 года муж привел домой человека небольшого роста в пенсне, очень похожего на Чехова. «Знакомься, это профессор Щастный», — сказал муж. Я вначале не поверила, потому что одет он был очень просто.

Потом в беседе за столом я поняла, что это крупный ученый и большой врач. Он поведал горькую историю того времени, что в 1937 году был репрессирован, 3 года отсидел в тюрьме, а вот сейчас ссылка. Рассказал о том, что в Одессе у него жена, две дочери и сын. Через несколько дней Сергей Михайлович добровольно возглавил санэпидемстанцию. Был он уже в преклонном возрасте, но мы поражались его работоспособности и самопожертвованию во имя спасения жизни иртышан».

А.В. Урбан: «Зима 1941-1943 года. Свирепствовал тиф. В населенные пункты района, причем в самые отдаленные, выезжали на быках, а иногда шли пешком вместе с С.М. Щастным. Открывали изолятор, делали подворный обход больных, профессор полностью отдавал себя службе, был он очень внимателен к больным, требовал от нас дисциплины. Помню хорошо, как он выращивал культуру для выявления точного диагноза. Щастный искомый материал брал в пробирки и согревал прямо руками.

В марте 1943 года Сергей Михайлович заболел в с. Грабово тифом, от района 50 км. Самая лучшая больница была в Суворовском совхозе. На быках я и санитарка Грабовской больницы отвезли его в совхоз. Приняли его медсестра Ставицкая и доктор Перминова, а потом сообщили, что он умер 16 марта 1943 года и похоронен в совхозе «Суворовский». Память о Сергее Михайловиче Щастном сохранились навсегда в моем сердце, как о враче, педагоге, добром и душевном человеке».
Наум Исидорович Балабан

Не менее трагичной оказалось судьба еще одного профессора КМИ Наума Балабана.

Он родился в 1889 году в Павлограде в семье купца первой гильдии. В 1909 году поступил на медицинский факультет Мюнхенского университета, закончил учебу в Швейцарии, где учился у известного психиатра Эмиля Крепелина.

В 1922 году Балабан возглавил психиатрическую больницу в Симферополе. Сейчас ее называют в народе «Розочкой», а до войны — «Балабановкой».

На конвертах писем, которые Науму Исидоровичу присылали со всех концов Крыма, вместо адреса больницы красовалась короткая и красноречивая надпись: Симферополь, профессору Балабану.

Об этом человеке ходили легенды: он знал каждого больного по имени-отчеству и совершенно непостижимым образом мог расположить к себе даже самых «неконтактных» пациентов. Вполне возможно, что среди пациентов профессора была тогда еще никому неизвестная актриса Фаина Раневская, работавшая с 1918 по 1923 год в Симферопольском театре.

Фаина Георгиевна вспоминала, что от ужасных картин, увиденных на улицах Симферополя, где лежали трупы людей, умерших от голода и болезней, она слегла — боялась выходить из дома и не могла работать. Ей пришлось прибегнуть к помощи доктора — а лучшим специалистом в Симферополе в то время был доктор Балабан.

В новом Крымском медицинском институте Наум Балабан возглавил кафедру психиатрии и наркологии. Именно он стал основоположником революционных методов лечения шизофрении и алкоголизма.

В мае 1941 года президиум Верховного Совета РСФСР присвоил Балабану звание заслуженного врача РСФСР. Но получить почетный знак он не успел — началась война. Наум Исидорович был назначен начальником военного отделения психиатрической больницы в звании военврача первого ранга (соответствует званию полковника). Профессор не стал эвакуироваться из Симферополя, остался в больнице. И это при том, что, будучи евреем, он не мог не понимать, какая участь его ожидает. Очевидно, знал он и о том, что ждет его пациентов, которые, с точки зрения идеологии Третьего рейха, являлись «ущербным человеческим материалом» и подлежали уничтожению. Как следует из немецких документов оккупационного периода,

Балабан ежемесячно выписывал из клиники до 700 пациентов — вне больничных стен у них было больше шансов выжить. Больным, которых профессор выписывал накануне немецкого наступления, он выдавал эвакуационные билеты, без которых покинуть Крым было невозможно.
Наум Балабан в военном госпитале

В феврале 1942-го начались расправы фашистов над больными. Сначала немцы увезли и расстреляли пациентов-евреев, а 7 марта 1942 года на территорию больницы, оцепленную эсэсовцами, въехали машины-душегубки. Медперсонал изолировали в отдельном помещении. «Больных вталкивали в машину, лежачих несли санитары. Больные не знали, куда из везут, а персонал уже стал догадываться… Потом одна больная встала на колени и просила, чтобы ее не убивали…», — писала в своих воспоминаниях старшая медсестра Надежда Стевен.

Из 450 пациентов в тот день было уничтожено 447, троим чудом удалось выжить. Наум Балабан пережил своих пациентов всего на несколько дней.

Его забрали в гестапо 12 марта вместе с женой, Елизаветой Нелидовой, принадлежавшей к старинному русскому дворянскому роду. «У него была возможность уйти в этот период, прикрываясь родством жены. Она была дворянка. Это реабилитировало бы его перед фашистами, но он все-таки остался с больными. Остался и погиб практически вместе с ними», — вспоминает его коллега Елизавета Дрок.

Обстоятельства смерти четы Балабан до сих пор точно не выяснены. В первом сообщении, опубликованном в 1942 году в газете «Красный флот», говорилось, что профессора расстреляли «за сочувствие партизанам». Потом появилась версия, что он погиб вместе с больными. Медсестра Надежда Стевен, понимавшая немецкий язык, утверждала, что слышала во время допроса, как немцы говорили, что Балабан и его супруга приняли яд в машине по дороге в гестапо. Место, где похоронен Наум Исидорович, точно неизвестно. Скорее всего, он покоится в одной из братских могил на симферопольском воинском кладбище по улице Русской.

Теперь поближе познакомимся с выпускниками КМИ образца 1936 года.
Прежде всего отметим, что среди дипломированных крымских медиков добрая половина были женщинами, что, безусловно, можно считать завоеванием советской власти.

Почти все студенты, за редким исключением, молоды. Абсолютно на всех мужчинах надеты костюмы, а большинство дам довольно однообразно пострижены — видимо, это какая-то модная довоенная прическа.

При детальном изучении фамилий студентов становится очевидно, что они довольно полно отражают многонациональный состав жителей полуострова: рядом с выпускницей Петровой мы видим Кивлер, Азадьян, Куюмджи, Эйгерис, Штин.

Согласно официальной статистике, в начале 30-х годов на территории Крыма проживало около 63% русских и украинцев, 15% татар, 10% греков, 8 караимов вместе с евреями, 4% потомков древних готов вместе с немцами.

По замыслу советского руководства, именно Крым должен был стать образцом решения национального вопроса в Советской России. Однако пример для подражания получился весьма сомнительный.

Если при первом наборе студентов в 1931 году никаких особых этнических ограничений не было, то многим выпускникам 1936 года уже пришлось весьма непросто. И хотя в официальных источниках по сей день говорится, что все специалисты-медики с дипломом Крымского института в ту пору были направлены работать в города и районы полуострова, это было явным преувеличением. Значительная часть начинающих хирургов и терапевтов, в том числе и владелица представленного в коллекции снимка, была выслана из Крыма. Виной тому новое обострение политической обстановки на полуострове.

Ситуация начала накаляться в 1934 году — после убийства Сергея Кирова. И если в предшествующие годы жертвами репрессий становились зажиточные граждане, старая интеллигенция, то теперь опале подвергались все социальные слои.

Большинству осужденных было предъявлено обвинение по ст. 58-10 УК РСФСР: «пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к свершению отдельных контрреволюционных выступлений». Значительную часть репрессированных во второй половине 30-х годов составили крымчане немецкой национальности, большинство из которых обвинялось в участии в подпольной повстанческой фашистской организации. Это были жители Симферопольского, Кировского, Лариндорфского и Ленинского районов.

29 апреля 1938 года в Севастополе был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Германии врач І городской поликлиники Вольфганг Антонович Сека, закончивший медицинский факультет Венского университета. Он умер во время четвертого допроса от паралича сердца. Никаких доказательств вины, как указывалось в постановлении о реабилитации, в деле не было.
Адина Эйгерис

Под самое пристальное внимание надзорных и карательных органов к концу 30-х годов попали и выпускники КМИ из числа этнических немцев. Так, довольно непросто сложилась судьба хозяйки представленной фотографии — Адины Лоренцовны Эйгерис.

Она была дочерью лотарингца Лоренца Эйгериса и баварки Каролины Мейнцер, предки которых когда-то получили большие наделы земли и поселились в одной их немецких колоний под Мелитополем. В семье было семеро детей. Дом и хозяйство у рачительных и трудолюбивых немцев были крепкие: выращивали тутового шелкопряда, ткали шелк, пряли, держали огромную бахчу и фруктовый сад, имели коров, лошадей, свиней, овец. Однако в 30-е годы в Поволжье прошла коллективизация – образование колхозов на базе отнятых у кулаков имений.

Семью Эйгерис тоже раскулачили и выгнали из собственного дома, а отца семейства арестовали. Адина с матерью, братьями и сестрами вскоре оказалась в Крыму, в немецкой деревне Спат близ Симферополя. После 7-го класса и рабфака власти направили девушку учиться в Крымский мединститут. Будучи студенткой, Адина снимала комнату в Симферополе.

Адина Лоренцовна в санитарной машине. Горный Алтай, 1950-е

В 1936 году выпускница Эйгерис получила красный диплом об окончании КМИ. Вместе с ней учился ее близкий друг, кореец Ким Сек Чен. Сразу же по окончании вуза Кима арестовали как японского шпиона (формальным предлогом послужил пожар в студенческом общежитии, к которому кореец не имел никакого отношения). Из-за дружбы с ним и как дочь «врага народа» Адина была выслана в Минусинск, где некоторое время работала врачом общего профиля.

Но начале сороковых годов, когда репрессии в отношении немцев стали массовыми, молодого врача Эйгерис сослали из Казахстана еще дальше — в Горный Алтай. Здесь она вышла замуж за «сына врага народа» Феодосия Щербакова, чей отец-священник был репрессирован и расстрелян в конце 30-х.

Несмотря на то, что с фамилией Щербакова было жить немного легче (шла Великая отечественная война и оскорбление «фашистка» ей, этнической немке, приходилось слышать не раз), Адине Лоренцовне запрещалось покидать границы поселка без разрешения органов МВД.

Однако клятва Гиппократа была весомей милицейских запретов, а потому, будучи окулистом по специальности, Адина Лоренцовна нередко отправлялась в отдаленные таёжные селения – принимала роды, оперировала пьяниц-охотников от шальных ран, накладывала гипс, вправляла грыжи. Наутро ее неизменно вызывали в МВД и делали «сто первое китайское предупреждение» за несанкционированный ночной выезд из села. Нередко случалось и так, что через день-два после очередной такой «взбучки» в местной газете выходила благодарственная заметка об отважном докторе.

Удивляться тут нечему: доброжелательная, блестяще образованная, играющая на фортепиано и при этом отлично знающая врачебное дело «доктор-немка» везде, где бы они ни работала, неизменно получала признание жителей. Коренные алтайцы при встрече даже уважительно обращались к Адине Лоренцовне «врачка-га», где первая часть слова — производная от слова «врач», а частичка «га» означает высокую степень уважения к собеседнику.

Местные чиновники тоже как могли старались поощрить Адину Лоренцовну за ее самоотверженный труд. Правда, они так и не удосужились практически ни на одной из многочисленных почетных грамот написать ее имя и отчество без ошибок.

Официальное признание заслуг Адины Лоренцовны стало возможным лишь в конце 50-х, когда опала с этнических немцев была снята. Местные власти подали в Москву ходатайство о присуждении ей звания «Заслуженный работник здравоохранения СССР». Однако Адина Лоренцовна не стала дожидаться награды и уехала из Сибири «за 101 километр» — в небольшой поселок Конаково в Калининской области, где в те годы началось строительство Конаковской ГРЭС.

Тогда же она узнала о трагической судьбе многих членов некогда большой и дружной семьи Эйгерис. Выяснилось, что старшие сестры и мать погибли во время ссылки в Казахстан, брат Яков провел 15 лет в сталинских лагерях. Что касается отца — Лоренца Эйгерис — то после ареста в 1930 году он был сослан в Коми, работал в ссылке счетоводом, выпущен и повторно арестован в январе 1942 года и расстрелян в августе того же года. Обо всём этом члены его семьи не знали, да и сам Лоренц Эйгерис едва ли знал о судьбе своей семьи.

На новом месте, на берегу Иваньковского водохранилища Адина Лоренцовна впервые в жизни могла позволить себе достойные условия жизни: трехкомнатная квартира, дача, должность заведующего глазным отделением в районной больнице. Да и трое детей были рядом — двое учились и работали в Москве, а старший, Николай, занимал ответственные должности на Конаковской ГРЭС.

В 70-е годы единственная из выживших сестёр Адины Лоренцовны с семьей перебралась на историческую родину, в ГДР. Через несколько лет с большим трудом оформили приглашение в Германию и для Адины Лоренцовны. Казалось бы, для пожилой и уже изрядно подзабывшей немецкий язык женщины должен был наступить праздник — долгожданная встреча с Родиной. Однако Германия бывшей выпускнице Крымского мединститута не понравилась. «Я ходила по улицам Берлина, — вспоминала позже сама Адина Лоренцовна, — смотрела на эту красоту и думала: «Все равно я вам, гадам, Украины моей не прощу». Она прожила в Тверской области до конца жизни. За многолетний труд в здравоохранении была награждена многочисленными грамотами, медалями, памятными знаками. Умерла Адина Лоренцовна Эйгерис в 1997 году.

Однако вернемся собственно к Крымскому медицинскому институту. Следует заметить, что медицинское образование в Таврической губернии (читай — в Крыму) имеет довольно давнюю историю.

Еще в 1794 году императрица Екатерина II приняла решение об открытии в Симферополе Медико-хирургической академии. Решить-то решила, однако достаточных свободных ресурсов, в том числе и научных, для воплощения этой затеи не нашлось. Впрочем, передовая общественность не оставляла мысли о создании в Крыму высшего учебного заведения. Так, с конца XIX века на частные сборы и пожертвования на полуострове возникает ряд небольших научно-медицинских учреждений. К тому времени Крым уже стал всероссийским курортом — его уникальная природа и климат способствовали лечению легочных, нервных, сердечно-сосудистых, почечных, женских и многих других заболеваний.
Дореволюционная больница в Крыму

После долгого перерыва, в 1916 году, Таврическое губернское земство учредило в Симферополе Таврический университет. Медицинский факультет университета оказался самым популярным: в первый год обучения на него были зачислены 109 человек. На медфаке в ту пору насчитывалось 15 клинических кафедр. Первые выпускники-врачи получили дипломы в 1922 году, а всего за время существования медицинского факультета было выпущено 523 специалиста. При последовавшей в 1925 году реорганизации Таврического университета в пединститут медфак, к сожалению, упразднили. Так, высшее медицинское образование в Крыму с первой попытки просуществовало лишь 7 лет.
Первое здание Крымского медицинского института

Однако развитие Крыма как «всесоюзной здравницы», растущая нужда во врачебных кадрах требовали подготовки специалистов-медиков. И в 1930 году Народный комиссариат здравоохранения предложил к 10-й годовщине Советского Крыма открыть в Симферополе отдельный медицинский институт. Организационное бюро возглавил заместитель наркома здравоохранения Крыма Борис Маркович Волошин, назначенный затем и директором института. Изначально было решено назвать вуз «Крымский медицинский институт имени Перекопской Победы», но в процессе организации название изменили на «Крымский государственный медицинский институт имени Фрунзе» – в честь командующего Южным фронтом. С сентября 1930 года начали работу подготовительные курсы, и уже в начале 1931 года был произведен первый набор – 100 студентов. В августе на первый курс приняли еще 95 человек — тех самых, часть которых запечатлена на представленном нами снимке.
Скульптура, изображающая хирурга в последние минуты перед операцией. У подножия — мраморный камень с мемориальной надписью. Авторы памятника — скульпторы Л.А. Скорубская и Е.В. Попов.

Кстати, лучшим студентам руководство КМИ вручало некое подобие грамот — именные металлические значки «За высокое качество учебы». Впрочем, они были даже удобнее грамоты — бумажку с собой брать не будешь, а значок можно с гордостью носить на груди. Помимо имени студента на лицевой стороне знака имеется пятиконечная звезда с серпом и молотом. Успехи Адины Эйгерис, как мы видим, ректорат отметил 11 апреля 1933 года. Трудно сказать, как долго длилась эта традиция, поскольку в открытых источниках и коллекциях подобные значки не представлены и не описаны.

В 1938 году директором института назначается выпускник-отличник из первого набора Матвей Иванович Сальков. Тогда же начинается создание второго факультета – педиатрического. 1 сентября 1938 года он открыл двери для 100 абитуриентов. К 1940 году студенческий контингент КМИ составлял уже около 1,5 тысячи человек. На 32 кафедрах работали 23 профессора, 16 доцентов, более 100 ассистентов и преподавателей — разумеется, этот состав уже существенно отличался от первоначального.
1941 году институт вступил, пожалуй, в самый суровый период своего существования — оккупационный. В середине сентября 1941 года появилась серьезная угроза вражеского вторжения в Крым. Институт стал готовиться к эвакуации в заранее намеченный пункт – город Армавир Краснодарского края.

Выехали около 500 студентов старших курсов и почти весь профессорско-преподавательский состав. Вывезено было наиболее ценное оборудование и часть библиотеки. Однако враг позже подошел и к Армавиру, пришлось вновь сниматься с места. Скитания длились почти год: Джамбул, Орджоникидзе, Баку, Красноводск, Кзыл-Орда.

Здесь, в маленьком казахском городе, состоялось два выпуска врачей. Всего же с июня 1941-го по июль 1944-го институт подготовил 850 специалистов. В период войны сотни студентов и выпускников КМИ, свыше 40 преподавателей, включая ректора Салькова, находились в действующей армии и на флоте.

Часть из них работала в санчастях на оккупированной территории, в подполье, в партизанских отрядах. Далеко не все из них вернулись с полей сражений. Длинен скорбный список — более 120 человек. В память о погибших на территории института на небольшом возвышении установлена скульптура, изображающая хирурга в последние минуты перед операцией. У подножия — мраморный камень с мемориальной надписью. Авторы памятника — скульпторы Л.А. Скорубская и Е.В. Попов.
Евгений Илларионович Захаров

Как выяснилось, за основу этого монумента была взята очень пронзительная фотография Евгения Илларионовича Захарова — руководителя кафедры общей хирургии КМИ с 1951 по 1954 годы, после проректора по науке КГМУ.

В мае 1944 года советские войска завершили освобождение Крыма. К началу нового 1944–1945 учебного года КМИ, наконец, вернулся в Симферополь. За годы оккупации основной учебный корпус, клуб, спортзал, общежитие института были полностью разрушены. Ценой неимоверных усилий коллектива в самые короткие сроки было сделано все, чтобы учебный год начался вовремя. В 1951 году директором института, а впоследствии ректором, был назначен доцент Сергей Иванович Георгиевский — его имя КГМУ носит по сей день. С этого момента начался новый этап в развитии вуза — укрепление материальной и учебной баз, создание условий для развития медицинской науки, обустройство студенческой жизни. В пятидесятые годы широко развернулись строительные работы, в которых опять активно участвовали студенты.

КМИ. 70-е годы

Главный корпус постепенно изменялся: вознесся коринфский портик, украсивший вход, появилось левое крыло, пристроена часть здания, где сегодня размещены теоретические кафедры, приняла студентов круглая лекционная аудитория. Тогда же были построены дом культуры, стадион, часть второго корпуса. Самое серьезное и пристальное внимание уделялось кадровому вопросу: в 1956 году в институте работало уже 27 докторов и 116 кандидатов наук.

В 60-е годы в КМИ создаются новые кафедры, появляются собственные научные кадры — и уже выпускники прошлых лет возглавляют кафедры родного института, становятся учеными, видными клиницистами.

С 1961 года вуз начинает подготовку врачей для стран Азии, Африки и Латинской Америки. С 1967 года выпуски медиков-иностранцев были ежегодными. В 1970 году КМИ получает статус вуза первой категории. В 1979 году на 53 кафедрах института работают уже 65 докторов и 252 кандидата наук, обучаются 3,5 тысячи студентов, в том числе 250 иностранцев из 46 стран. Кстати, некоторые из них потом весьма успешно прижились в России.
Дьедонне Селло

Так, в 2002 году Украину облетела новость о том, что впервые на территории бывшего СССР, в крымском городе Евпатория, депутатом горсовета стал местный врач-гинеколог Дьедонне Селло. Он родился в Центрально-Африканской Республике, приехал в СССР, когда ему было восемнадцать лет, чтобы учиться в Крымском мединституте. Дьедонне был весьма способным студентом — не только с отличием закончил КМИ, но и в 1979 году защитил кандидатскую диссертацию.

В 80-е годы для Крымского мединститута был построен спортивный комплекс, новый учебный корпус, лекционный блок, общежития, жилой дом и пансионат для сотрудников, вступил в действие реабилитационно-восстановительный центр, обустроен легкоатлетический манеж. КМИ входил в десятку ведущих медицинских вузов СССР. В 1990 году в его стенах обучалось около 3 тысяч советских и 600 иностранных студентов, аспирантов и ординаторов из 54 стран мира.
С.И. Георгиевский

Вскоре после распада СССР, 8 декабря 1995 года, решением правительства Украины Крымскому медицинскому институту было присвоено имя Сергея Георгиевского. На главном корпусе университета открыта мемориальная доска, а на втором этаже установлен мемориальный бюст ученого. 26 января 1998 года постановлением Кабинета министров Украины мединститут был преобразован в Крымский государственный медицинский университет (КГМУ).

Казалось бы, на этом длинной череде испытаний, выпавших на долю вуза, наступил счастливый конец. Однако история приготовила для КГМУ еще один «сюрприз». В марте 2014 года произошло присоединение Крыма к России. Почти сразу же в научной среде появились слухи о намерении российских властей создать на территории полуострова Федеральный университет и присоединить к нему КГМУ. Для последнего это означало бы потерю всех клинических баз, поскольку они относятся к Министерству здравоохранения. В апреле 2014 года студенческая конференция КГМУ обратилась к руководству России с просьбой подчинить вуз Минздраву РФ. «Мы готовим не педагогов, а врачей — нам нужна практика!» — говорится в обращении.

Практика показывает, однако, что всякий раз политические события в стране оказывали самое непосредственное влияние на жизнь института. Что принесет вузу вторичное «возвращение» Крыма в Россию — покажет время. Хочется верить, что в истории Крымского медицинского это событие не станет роковым.

Крымский государственный медицинский университет. Наши дни
http://little-histories.org/2014/07/05/%D0%B2%D1%8...D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B0/