Украина вошла в фазу Второй Руины. Население раскололось ментально, а территория – географически-административно.

Можно наблюдать сейчас и немало исторических параллелей с Первой Руиной. Формально ее активный период относят к 1657 – 1687 годам, когда на Украине бушевали гражданские войны. Вместе с тем, больше правоты видится в рассуждениях историка и первого украинского президента Михаила Грушевского, который началом Первой Руины считал гетманат Богдана Хмельницкого.

С этим можно согласиться. Не сумев договориться с Варшавой и пойдя потому на Переяславской раде на личную унию с русским царем Алексеем Михайловичем, авторитарный гетман запустил череду майданов казацкой черни, подогреваемой теми или иными полковниками и представителями старшины, которые спровоцировали вооруженные конфликты между силами различных геополитических ориентаций. И вовлек в решение украинских проблем великие державы того времени, включая Речь Посполитую и Россию. Ровно как осенью-зимой 2013-2014 годов в Киеве это проделал президент Виктор Янукович, совершивший резкий разворот от Европейского союза к Российской Федерации.

Так что позволим себе сделать несколько предположений, чего ждать сегодня от Второй Руины.

Во-первых, это надолго. Первая Руина начиналась при царе Алексее Михайловиче, а состояние украинских территорий более-менее стабилизировалось при его сыне, императоре Петре Великом. Конечно, социальные и политические процессы в наше время идут быстрее и ускоренными темпами, нежели в XVII – XVIII веках. Но в любом случае современная Украина успокоится не за год и не за пять лет.

Поэтому любая стратегия российской политики на этом направлении должна рассчитываться на длительное время. Еще много раз мы увидим краткосрочные перемирия под шапкой «вечного мира», переделы административных границ, возвышения и падения украинских гетманов и полковников.

Во-вторых, высокая турбулентность и постоянный передел политической элиты ставит перед Москвой задачу пересмотра своей прежней доктрины опоры на действующую на Украине государственную власть (президент, правительство, парламент и так далее), поскольку их «легитимность» и «суверенность», на наш взгляд, будут порождаться не внутренним волеизъявлением избирателей, а фактором признания или непризнания ведущих внешнеполитических сил.

Соответственно, ставка на те или иные институты и конкретные персоналии может носить, преимущественно, краткосрочный характер без предоставления каких-либо серьезных гарантий. До тех пор, пока это в российских интересах. Разумеется, все перечисленное не относится к Новороссийскому плацдарму, который на фоне Украины должен стать зоной стабильности.

В-третьих, политический интерес в российской доктрине на украинском направлении должен получить приоритет над экономическим. Экономические проекты и как средство продвижения интересов России, и как способ получения прибыли важны. Но сейчас становится очевидным, что сами по себе, без аналитических просчетов, они грозят в ряде случаев обернутся еще большими потерями для бизнеса и страны.

В результате может получиться так, что доходы государственных и частных российских корпораций от семи «сытых лет» хозяйствования на Украине будут проедены, да еще с процентами, за семь «голодных лет».

В-четвертых, рискнем также предложить, что окончательно «украинский вопрос» будет решен, когда эта земля перестанет быть нейтральным пространством между Россией и Евросоюзом (либо доминирующей на тот момент европейской державой в случае каких-либо пертурбаций в ЕС). И здесь Москва столкнется в первую очередь с Польшей, которая после развала Варшавского договора взяла на вооружению концепцию Ежи Гейдройца, рассматривающую Украину и Белоруссию в качестве буферного пространства между III Республикой и Российской Федерацией, которое, тем не менее, должно сдерживать экспансию Москвы.

Реальность альтернативного варианта, предполагающего существование нейтральной Украины, будет зависеть от взаимного желания ЕС. Однако, как показала практика с распространением программы «Восточное партнерство», Брюсселя надолго не хватает.