1. 

Эту ёлочку придумала упростив более объемную (отсюда - http://www.liveinternet.ru/users/urlena/post92393367/). Её можно использовать самостоятельно, как сувенир, ёлочную игрушку, либо как элемент для декора открытки/подарочной упаковки, или в сервировке новогоднего стола.

 Время разбрасывать яблоки
Господи, сколько ж их будет нынешней осенью, этих яблок. Центнер, два? На наших-то старых яблонях, ветки которых уже сейчас свисают до земли под
тяжестью.
Как это все, черт возьми, собрать-переработать-сохранить-съесть? — думаю я вслед за соседкиными стенаниями на тему все того же урожая. Сижу на
крылечке, смотрю на масштабы бедствия: И приходит вдруг спокойная четкая мысль: а никак. Кто неволит-то? Кто заставляет все это обязательно <пустить на корм>? Это твои яблони, это твоя дача, это твое время и силы. Никому ничего не должна. Ну и все. Соберешь сколько надо, сложишь в коробки, пару пакетов домой, свежий сок выжать к завтраку, а остальное пусть валяется. Зачем тебе центнеры фруктов, когда яблоки, особенно эти, кислые, антоновку, ты не особо любишь, есть их целыми днями и печь шарлотки не станешь, а сок из них такой: косым глаза исправлять, чтоб к обратно носу от кислоты сбежались. Чтоб <не пропало>, да?
Ну и не пропадет. Вот прошлогодние банки до этой осени достояли. В них не сахар и клетчатка с пектином, в них превратились в кашу твои собственные
сколько-то там часов времени и немереная прорва сил. Любому куркуллезу есть предел.
Возьмешь малую часть, а прочее пусть удобряет землю: Революционная, просто революционная мысль для таких, как я. Кого учили и кто, даже не соглашаясь,тарых яблонях, ветки которых уже сейчас свисают до земли под
тяжестью.
Как это все, черт возьми, собрать-перерабдоговорившись — отзванивать, роли <хорошей матери> или <приличной женщины> — соответствовать, на работе выкладываться, пороки скрывать, достоинства скромно замалчивать: ну и т.д.
И потом всю жизнь давиться <пятиминуткой> из полутонны на фиг тебе не нужных, нелюбимых, невкусных кислых яблок.
И <сохранять отношения>, даже если они давно себя исчерпали.
Еще и вину подспудную ощущать, что не все собрала вовремя и что-то успело погнить: Все. Конвейер остановлен. Персонал уволился. Новый набор,  весенний призыв — принимайте присягу, а я на дембель.
Девочки, это я вам. Тем, кто пришел нам на смену.

Сколько в моей жизни закручено банок, собрано урожаев, <сохранено и приумножено>, боже ты мой. Сколько вытащено на собственном горбу и сложено к
чьим-то ногам. Сколько сделано хозяйственных и человеческих благоглупостей, сугубо от <правильности>, хозяйственности, ответственности, чувства долга, старательности-старательности: А, да. Еще — по любви. Большой, несуразной, такой же <правильной>, как и все прочее.
Имя нам таким — легион, 40-летним теткам, которые сидят сейчас по своим крылечкам, изучают абрисы гнутых веток в закатном небе и: Что — и?

Мы выходили замуж 20-летними или около того. За таких же, как мы, молодых безденежных и недалеких обалдуев-ровесников. Работали хрен знает кем  хрен знает где за смешные зарплаты. Домашние и неопытные, мы азартно вживались в роли жен и матерей семейств. Рожали детей, не беря академку. Рожали, не задаваясь вопросами <зачем>, <не рано ли>, <сколько это будет стоить>. Если родить их с ходу не удавалось, были затаенно, но тревожно  несчастны.

Скребли и мыли свои малогабаритные метры, которые зачастую делили со старшим и не самым дружественным поколением. Спорили с родителями, воевали со свекровями, отстаивали свое право быть <взрослыми и самостоятельными>, не ведая, что действие равно противодействию и все <отринутое> мы на самом-то деле повторяем в такой борьбе — разве что в зеркальном отражении. Свекрови нас не любили. Мы их тоже, но подчинялись и не перечили. На фоне взаимных обид и ревности жили более-менее мирно.
Играли дурацкие свадьбы — с какими-то родственниками, читавшими косноязычные <указы> и напивавшимися под салатики вдрызг. Ехали в свадебное путешествие сначала <по городу>, а потом — к морю. Иногда и женились-то <на живца>, и за свадебным банкетом жестоко страдали от токсикоза. Порой — в пику взрослым!!! — демонстративно <расписывались в джинсах> и потом долго отбрехивались от негодующих и несостоявшихся гостей. Гордились своей
продвинутостью и опять же независимостью в каких-то подобных поступках, а жили все равно во многом <под диктовку> старших. Они тогда были  сильными, мы — неопытными, и прапор салагу всегда переборет.
Трахались в стиле <дас ист фантастиш унд аппетитлих>. Умели краснеть и стеснялись того, что умеем. Знали, в каком положении этот чертов диван
скрипит как подорванный. Старались не скрипеть им.
Заканчивали вузы с дипломами, тоже покрасневшими — от собственной ненужности. Садились дома, обабливались, вели хозяйство, носили дешевую
одежду, красились <перьями>, ходили по дому в старых джинсах, а за его пределы — в стандартной фигне, купленной в вечной борьбе с собственной
жабой, в свитерах и вязаных шапках, ой-ё, <ты слышишь, Зин?> Лечили детям диатезы, а мужьям — их вечные геморрои.
Бились о быт, как об лед, задыхаясь.
Скандалили и ворчали, теряли квалификацию, набирали лишний вес, погружались в детсадовские и школьные проблемы и привыкали говорить местоимением <мы> (<у нас была ветрянка> ). Иногда называли мужей <папами> — <наш папа сказал, что:>. Особо одаренные даже так к ним впрямую обращались: <Папа, картошки купи, а?> Не понимали, искренне не понимали, что это — ужас. Были молодыми недотепами. Были счастливы. Потом переставали быть. И теми, и другими.

Мы удивлялись, что золотое обручальное кольцо на пальце сначала — <господи, неужто это мое?>, потом — <странно, что оно не тускнеет от мытья  посуды>, дальше — <и чего оно стало с трудом сниматься?> Ничего, однажды снималось. Как миленькое. Наши мужья уходили от нас, как уезжают из провинциальной пятиэтажки в пятизвездочный отель, где <все включено> и в холле бьют фонтаны. Как с дачи от грядок и яблонь — спешат в аэропорт, в дальние страны, к приключениям и всяческим экстримам. Наши слегка обрюзгшие, но <выбившиеся в люди> мужья забывали о том, что когда-то у своих <старых клуш> списывали контрольные. И что спали, прижавшись друг к другу, под одним тонким одеялом за хлипкой стенкой в родительской квартире, и мир тогда переставал быть враждебным и становился теплым. Старались забыть, как покупали первые машины, уходили от налогов, отбивались от болезней и бытовых проблем. Они, видите ли, <вырастали> из прежних семей — и из нас вместе с ними. Ну да, действительно вырастали: Вширь. А взрослых, уверенных, солидных и намного более интересных, чем они были в их 20-25, наших бывших мужей уже ждали. Их встречали и им казались куда более подходящими к <новому стилю жизни> совсем другие женщины, нежели привычные до последней родинки мы. Молодые и легкие на подъем, красивые, в тонком белье и дорогих блузках, ухоженные, неворчливые, умелые в постели, но трогательно-неопытные на кухне: Любящие поспать допоздна, изящно курящие тонкие сигареты. Болтающие на куче языков, красиво танцующие, занимающиеся йогой и горными лыжами, тонкие в талии и узкие в запястьях. На первый взгляд, наша полная противоположность. Вы, девочки, вы.

Два мира — два детства, ага.
Это мы — правильные, домашние, робкие, обстоятельные и слегка — чего уж лукавить — на почве этой правильности туповатые отличницы — с ходу
впрягались в свои возы и тащили их с упрямством тяжеловозов. Приобретая в пути тяжелые копыта и чугунные бока.

Когда чуть за двадцать переваливало вам, вы были подающими надежды, яркими, свободными и амбициозными. Покоряли столицы, завоевывали Европы, получали престижную работу, занимались собой. <Я никому ничего не должна и мне тоже — никто ничего не должен!> Легко влюблялись и легко — поначалу легко — расставались с мужчинами, готовыми провести с вами вечер и даже отпуск или оплатить <моему малышу> счет в кафе. Ах, говорили вы, я не хочу детей. Я не буду сидеть дома, в запахе котлет и щей. Я и свадебных кортежей не хочу, ибо за ними следует — вот ЭТО (и кивок в сторону <клуш> ). Я не хочу жить, считая копейки, каждое утро просыпаясь под один и тот же храп. Я хочу красивых ухаживаний, дальних стран и при этом свободы, легкости, ярких эмоций и приключений. <Ведь я этого достойна!> Я готова сорваться на край света — в горы, в волны, в сельву, наблюдать за полетом кондора, видеть закат над океаном, засыпать на плече у смуглого мачо, путешествовать автостопом: И у вас все это было. В 20, в 25 и чуть позже.
Правда, еще было и безденежье. И отчаяние, когда мачо в аэропорту не только бросал вам <созвонимся> — но и просто вообще бросал. Съемные квартиры,
родители, вечно талдычившие какую-то скучную муть. Работа, которая заканчивалась в самый неподходящий момент вместе с деньгами. Аборты и
нудные, глупые, тщательно скрываемые <болячки>. Змеи-подружки, начальство, норовящее переспать, но не повысить: И эти поганые утра, когда не хотелось вставать, одеваться и сматывать удочки, но сматывать их приходилось. И это вечное <все сама-все сама>, что самой-то себе врать — осточертевшее.
Была хоть одна, но сильная и горькая любовь, окончившаяся ничем. Была куча увлечений, оставивших стойкую оскомину — <ну что во мне такого, что на меня вечно западают всякие уроды?> Было несколько звонких и оттого особенно болезненных щелчков по самолюбию — профессиональному, женскому,
<социальному>: Ну ничего, вы окрепли и закалились, вас стало не сбить ни с пути, ни с ног. Хотя внешне вы оставались хрупкими и беззащитными, легкими и <порхающими>. И вы к своим 30 вполне уверенно стояли на ногах и имели <товарный вид>. С вами можно было начинать жизнь с чистого листа — да было,
было кому начать и из кого выбрать: В отличие от нас 20-летних, вы уже могли претендовать на большее, чем когда-то мы, связывая свою судьбу с кем-либо.
Генералы женятся лейтенантами, царевны выходят за свинопасов: Вы достаточно вложили в себя, чтобы и отдача была адекватной.

Но: В 30-35 лет вам начинало казаться, что жизнь идет как-то не так. Вы по-прежнему презирали <обывателей> и <самодовольных самок>, все эти
банки-супы-котлеты, совместный отдых и толстые жопы в шортах. Вас раздражали чужие, конечно же, невоспитанные и тупые дети. Но раздражали хотя бы тем, что у вас этого не было никогда, хоть и <не больно хотелось!> Вам самим (как незаметно пришла эта пора!) хотелось уже не дальних странствий, романтики и ярких звезд, а прочного статуса, материального незыблемого достатка. И детей. Детей. Причем не от кого попало, а — породистых, как клубные щенки. А главное, чего хотелось, — определенности. Сбывшихся планов на жизнь.
Сошедшегося баланса. Мужчин, которые после звезд и кондоров в небесах не сажают тебя в аэропорту в такси. Которые оплачивают не только коктейли и
авиабилеты: Своих мужчин. Бывших наших. Наших бывших. А мы, пережив разводы, приобретя кучу новых навыков и хлебнув бабства так, что мало уже не покажется, в 35-40 тоже вдруг оглядывались по сторонам и понимали, что <надо что-то менять>. Жизнь нас к тому времени тоже успела закалить и направить. Дети подросли. Свекрови состарились и <порастеряли зубы>. Мы научились выживать хоть в серной кислоте, красить глаза, губы и волосы, стильно одеваться и не нервничать по пустякам. На работе — заставили себя уважать <не нытьем, так хапаньем>. Стали видеть мужчин без розовых и без темных очков — а просто такими, какие они есть. Стали к ним снисходительны и терпимы. И они почему-то (ну почему бы?) стали все чаще смотреть в нашу сторону. Другие мужчины, не <наши>, не бывшие. Будущие. Равные нам. С которыми уже нечего строить и нечего делить — кроме тепла и нежности.
Мы оглянулись — а вокруг оказался яркий, пестрый, широкий мир, который мы столько лет, считай, и не замечали за своими четырьмя стенами. Стены рухнули. Нас под ними не погребло.

Девочки, теперь ваш выход. Мы уступаем дорогу <помехе справа> и сворачиваем вбок.
Теперь — ваша очередь.
Мы свой зачет по <обслуживающему труду> сдали. И это уже вам предстоит мириться с рутиной, подчиняться и хлопотать. Это вам не спать ночей с
ноющими детьми (<поздние> всегда болезненнее <ранних>, растущих будто трава у забора). Это вам — жить по чужим правилам, пусть не родительским, а
<окружения>, привычного круга, где вам теперь предстоит быть. И они — уж будьте уверены — куда жестче, чем то, с чем мирились и против чего бунтовали
мы.
Вам тоже надо будет экономить и выгадывать. Не копейки, а тысячи, но что ж с того? И готовить уже не борщи в облезлых кастрюлях, а званые обеды на
сколько-то чопорных персон — ну да, это не легче. И вас тоже будет ломать и гнуть ваша новая жизнь, и ваши новые мужчины, нанявшие вас — при всей
любви — не в няньки и доверенные лица, как в свое время нас, а в <обслугу> в том самом <отеле>, где <все включено>. Что ж, договор дороже денег, обе
стороны получают именно то, что хотели, но сполна платят по счету.

Мы в свои 40 заново учимся улыбаться и перестаем ненавидеть собственные фото. Мы улыбаемся порой криво и неумело, но зато — искренне. Мы перестаем
стесняться своего тела и походки. В нас обнаруживаются громадные, практически не разведанные толком месторождения нежности. А темперамент
прорывается сквозь <годовые кольца> — и рвет жесткую кору вдрызг. Нам хорошо. Нам плевать на то, скрипит диван или нет. Нам не надо замуж, мы там
были и с нас хватит. Нам не важно, кто платит в кафе. Нас не надо знакомить с мамами и бросать ради нас жен. Мы выпрямляемся и сияем. И в графе <причина замены паспорта> на официальном бланке в нужное время готовы написать <Ягодка опять!> без панических задних мыслей, хохоча вместе с
паспортистками.

Вы к нашим годам приобретете жесткую складку у губ от вечной улыбки и сдерживаемого гнева. Она есть у вас даже сейчас. Вам надо сдерживаться. Вам
уже нельзя бунтовать и проявлять характер. Вам приходится отвыкать от слова <я> и мыслить протяжным (коровьим, как вы раньше сказали бы) <ммммы>. И вы прекрасно знаете, для чего все эти жертвы. Да, ради рутины, которую еще именуют <стабильностью>. Чтоб уже не стоять круглосуточно у руля собственной жизни, а передать наконец этот руль в надежные руки, а свои права всяческих категорий с облегчением забросить в бардачок.
На <всю жизнь>. Нам тоже это казалось когда-то. Но жизнь длинная — и неизвестно, как она повернется. Вы еще что-то пытаетесь загадывать, а мы уже нет. Скоро и до нас дойдет, что <сдав на права>, оплатив ОСАГО и вырулив на трассу, мы с вами расстались не у распутья. Всего лишь у выезда на кольцевую. Вам по часовой стрелке, нам — против. Но где-то там, на дальней границе меж городом Молодость и пригородом Старость, мы снова встретимся и снова сравняемся. И нас будет не отличить друг от друга.
Мы летим по кольцу и не знаем, когда оно замкнется. Не хотим знать. Не будем. Вот и я, одна из этих сорокалетних, сижу на крылечке и смотрю в небо. Падают яблоки. Время собирать их сменилось временем разбрасывать. А облака превращаются в горы, в Альпы, в Кордильеры, в Анды. И над ними медленно,
мощно и плавно парит кондор. El condor. El condor pasa. Pasaaaa. El condooooor.

Так созвучно настроению. И яблоки уродили.

Давно занимаюсь декором различных предметов, но чаще всего почему-то заказывают декорировать именно бутылки). Ну а что делать, если хорошие алкогольные напитки исторически относятся к настоящим мужским увлечениям, таким же как машины, спорт, охота и рыбалка. Поэтому если захотите быть ближе, говорите с мужчинами про Манчестер Юнайтед, пороги skoda yeti или подледный лов...

А сейчас посмотрите как можно задекорировать бутылку водки (коньяка, другого спиртного) в качестве сувенира для именинника или просто на праздник (скоро совсем 23 февраля, помните?) :)

Выше - бутылка с фото, можно и так, если не лень и умеете управляться с Фотошопом. Другой вариант проще)

Видео одной рукой снимать неловко, потому - фото и мои комментарии. Качество фото не ах, но  - или работать, или позировать :)

Итак......Жила была бутылка водки"Ц...й" (не рекламирую марку :) ) Потом ее купили добрые люди и решили украсить для вручения какому-то знакомому рыбаку. Сами они ничего не умели, поэтому бутылка приехала в мой дом.

"Голой" совсем у меня нет, первый этап уже. Тут я рисую рыбью чешую горячим клеем из термо-пистолета.

http://handmadeidea.com.ua/sad-i-dacha/vdoxnovenie-dlya-dekora-mesta-otdyxa-na-otkrytom-vozduxe.html?utm_source=feedburner&utm_medium=email&utm_campaign=Feed%3A+handmadeidea+%28HandMadeIdea%29

Для изготовления елочки высотой примерно 25см. необходимо:

рубка зеленая 250гр.

проволока d 0.3мм примерно 140м

электрод (30 см)

нитки шелковые

гипс

клей ПВА

флористическая лента

горшочек

Берем проволоку 50см и плетем «штучки-иголочки» плетеньем коралл, каждая иголка состоит из 6 бисерин, на одной проволоке 9-11 иголок

таких «иголочек» для большой елки плетем много у меня из 250гр. бисера получилось 280шт.

Затем берем проволоку потолще, для веточек, предварительно обмотав каждую флористической лентой. (Для верхних веточек проволока потоньше, для нижних – скручивала проволоку вдвое, чтобы ветки были покрепче)

и наматываем на них получившиеся «иголочки» по спирали получается вот такая веточка

верхние веточки короче, нижние подлиней

теперь остается только прикрутить получившиеся веточки на ствол (я обычно беру электрод, предварительно очищенный, веточки приматываю флористической лентой, обматываю шелковыми нитками и сверху покрываю клеем ПВА) и елочка готова. Сажаем ее в горшочек и украшаем.