Сергей Фролов погиб на второй день после того, как отметил свое 35-летие. Такое ощущение, что эта костлявая дама с косой вдруг спохватилась под конец года и ринулась выполнять свой неумолимый план именно по врачам. Маленький городок еще не успел оправиться от шока после гибели в ДТП стоматолога Ляпина, причем вместе с сыном и женой, - а тут еще и Сергей.
Кто-то где-то когда-то ляпнул – и покатилось по России, и по сию пору катится: Господь любит дураков и пьяниц. И, дескать, от этой большой любви бережет их. Ни стоматолог Ляпин, ни анестезиолог-реаниматолог Фролов пьяницами не были. Тем паче, дураками. Редкий случай: даже самые рьяные любители покопаться в чужом белье и перемыть ближнему своему все какие ни на есть косточки ничего «такого» не могут сказать об этих двух врачах после их смерти. Что один, что другой – светлые были люди, солнечные.
Видно, от очень уж большой любви Всевышний призвал их к себе молодыми да красивыми…
Не панихидные речи стану говорить. Хочу поведать о том, как Сергея искали.
Отпахал он в пятницу свое очередное суточное дежурство, а тут – два выходных. Плюс морозец прижимает. Ясное дело: перволедье на носу, чешутся у рыбачков руки, застоялись пешни и буры с прошлого года.
- Я его таким веселым давно не помню, - признается Степаныч, Фролов-старший, давным-давно «заразивший» сына рыбалкой. – Поеду, говорит, посмотрю, как ледок – не пора ли.
И поехал. Один.
Все, кто знал его, сейчас удивляются: как это, дескать, Серега – такой здоровенный, за метр девяносто, мышца на мышце, не выбрался из-подо льда. Да на пруду, да без течения!
А вот - не выбрался…
Видно, памятуя о своих ста с лишком килограммах веса и будучи не новичком на перволедье, захватил Сергей в машину свои беговые лыжи. Вот одну из них и заметили рыбаки на льду, возле полыньи. А рядом – лыжную палку. И на берегу – Серегину «семерку» пустую. А рядом – никого. Позвонили в милицию.
Немножко вперед забегу. Наверное, мало кто удивится, узнав о том, что и бензин кто-то успел из машины слить, и аккумулятор заменили на нерабочий. Слышу от наших общих с Сергеем друзей: «Да ведь менты поганые – кому ж еще! Первыми приехали – и поживились. Блин, даже на покойниках наживаются!».
Не знаю. Не суди – да не судим будешь. Не пойман – не вор. Что там у нас еще в арсенале оправдания пошлейшего мародерства? А если уж о «ментах», то могу вам сделать страшное признание: есть у меня пара-другая знакомых в ментовских погонах – порядочных людей. Бывает же…
Сейчас, конечно, у Сергея не спросишь, как все произошло. Но вероятнее всего, надел он одну лыжу, чтобы увеличить площадь опоры, а палкой пробовал на прочность лед. Ему б еще веревкой с берега подстраховаться – глядишь, сейчас бы сидел вместе с друзьями да со смехом вспоминал, как «курнулся», «отметил» перволедье.
Было это в субботу, 3 декабря. Приехали по звонку от рыбачков местные чины кому положено (на их территории пруд), была попытка найти пропавшего по-быстрому, «кошками»: побросали, побросали – не нашли.
Теперь о том, что я наблюдал воочию в течение следующих двух дней.
Вызвали спасателей из райцентра. Свеженькая «Газель», молодые, энергичные ребята в камуфляже, водолазные костюмы, много телодвижений, ничуть не меньше русского мата и… и все.
- Лед надо рубить, до полыньи.
- Да тут ведь метров двадцать!
- А как по-другому? Сашке, что, подо льдом идти?
- Ну, давай рубить. Правда, часа два прому…емся. А там, глядишь, и темно станет.
Начали рубить. Причем какой-то железякой – ни пешни, ни даже примитивного лома у спасателей не оказалось. С помощью этой самой железяки, грубой физической силы и такой-то матери дорожку до вмерзшей в лед Серегиной лыжи проковыряли. При этом пропороли свою резиновую лодку и едва успели эвакуироваться на берег.
Пошел в воду водолаз. Возраст - двадцать один год, подо льдом, как выяснилось позже, никогда не работал. Проходит три-четыре метра от берега – уводит его вправо от прорубленного «канала». Повторяется это раза четыре.
Концентрация мата и спиртных паров («для сугрева») возрастает по мере угасания светового дня. Мало того, что все как черти устали и замерзли, всем нам невыносимо трудно смотреть в глаза родителям и срочно приехавшей из Москвы сестре Сергея: они здесь, на берегу, ждут.
- Щас, не беспокойтесь. Позвонили в райцентр, уже выехал другой спец, он подо льдом работал.
Ждем. Приезжает спец. Этот постарше, крепок, трезв, полон решимости. Облачается в костюм, лезет в воду. Судя по уходящему под лед страховочному концу, идет по дну резво, но… как-то не туда. Вот уже Серегина лыжа - место, от которого, по логике, надо начинать обшаривать дно сантиметр за сантиметром - за спиной у водолаза метрах в пятнадцати, а он все прет и прет, уже чуть не на середине пруда, а сигнал с берега, чтобы он возвращался то ли не дают, то ли спец его не слышит. Наконец, на берегу решают, что пора спасателя доставать. Тянут. К тому моменту, когда его вынули из воды, малый был без сознания, а когда сняли с него маску, я, признаться, подумал, что у нас уже два покойника: настолько синим было у парня лицо. Тут же начали делать искусственное дыхание «рот в рот», непрямой массаж сердца. Принял в этом участие и друг Сергея, тоже рыбак, хирург-травматолог, вот только правая, рабочая, рука у него в гипсе – сломал накануне.
Странно, но откачали спасателя быстро.
Выясняется: перемерз клапан подачи воздуха из баллона. Или илом забился. Или и то, и другое. Еще бы минута-другая, не больше…
На мат уже ни у кого нет сил. Общая подавленность, сгущающиеся сумерки и полная безнадега.
Наутро опять мы на месте. Женщин уговорили не ездить. Отец Сергея каким-то чудом еще держится, только все чаще в его интонации проскальзывает отчаяние: это что же за спасатели, которые третьи сутки из стоячей воды утопленника не вынут, как же они тогда живых-то спасают? (Боже правый, есть ли более изощренная пытка для родителей, чем такое «спасение» их любимого чада…)
На сей раз привозят уже и металлическую лодку, есть чем долбать лед, все похмельно смурны и сосредоточены. Вчерашний, едва выживший, водолаз опять надевает костюм. Звоню главному местному спасателю:
- Василий Васильевич, вы вроде бы говорили, ваши коллеги из областного центра должны подъехать.
- Да-да, машина уже выехала, ждите!
Видать, проняло. Даже местные гаишники прибыли – спасателей встречать, чтобы не заблудились.
Чистой воды уже чуть не полпруда – постарались ребята пешнями. Вчерашний спасатель опять облачается в костюм. Серегины друзья-коллеги на берегу:
- Слышь, мужики, да они так и за неделю его не найдут. Я сеть привез, давайте заведем – через десять минут все со дна выгребем.
- Да как ты ее заведешь, лед-то не держит. А если с лодки, то это сколько еще долбать надо.
- А может, с лодки багром поискать? Или «кошки» опять побросать?
- Да ведь пробовали уже…
В этот раз водолаз, надо отдать ему должное, работает спокойно и грамотно. Начинает поиск именно от лыжи и метр за метром расширяет поиск. Минут через двадцать выбирается на берег – не нашел.
Приезжают областные спасатели. Постарше местных, молчаливо-деловитые, уверенные в себе.
Вполголоса:
- Ну и начередили тут ребята. На хрена вообще лед было прорубать? Сделали бы полынью два на два – и иди себе под лед. Ладно, тут ничего сложного, сейчас быстро найдем.
Насчет «быстро» никто из нас уже не верит. Однако не проходит и сорока минут, а Сергей на берегу.
Подойти к нему боюсь, но приходится: нам надо его на крутой берег, к машине, нести. Подошел. Ничего. Такой же большой и красивый. Только не живой.
Самое страшное – неизвестность – позади. Начинается печальное, но, увы, всем знакомое: морг, судмедэкспертиза, хлопоты насчет гроба, места на кладбище, отпевания…
Для чего все это рассказал? Думаете, чтобы покритиковать спасателей? Да, признаться, были такие голоса:
- Ингвар, ты же журналист, раздолбай ты все эти службы через газету, ну разве так работают! Мы все подпишемся, хоть до министра дойдем…
Нет, не «раздолбания» ради пишу эти строки: для кого из нас с вами секрет, что у нас, в России, все делается через… сами знаете, как. Другое из головы не выходит.
Ко всяким там марсам-венерам спутники-зонды посылаем, придумываем компьютеры, во сто крат умнее самих их создателей, по-прежнему мним себя царями природы (все более загаживая и удушая ее), выдаем и получаем премии за очередные достижения в области НТР – и при этом одни из нас недрогнувшей рукой подписывают приказ, посылая совершенно необученных вчерашних пацанов балансировать на грани между жизнью и смертью – то ли под лед в водолазном костюме, то ли на очередную войну, - другие, проявляя абсолютно дурацкий героизм и используя вместо элементарной страховки обычный русский мат, «авось» и что там еще (прости меня, Сергей, это и тебе, покойнику, «привет»), прутся к этой грани, ходят по ней – и что самое удивительное, не всегда ведь сваливаются за эту грань! При этом никто, никогда, ни на минуту не забывает, что «там, за туманами, синими, пьяными» ждут нас наши родные, любимые нами люди. Ждут и надеются, верят, что вернемся. А мы опять поудобнее укладываем вчерашние грабли – чтобы побольнее по лбу бабахнули – и опять премся к этой самой грани, за которой – НИЧЕГО уже нет. И ведь знаем, что, случись непоправимое, - не выплакать слез нашим матерям, женам, сестрам, детям… Знаем – и опять идем.
Где уж каким-то там «просвещенным Европам» нас понять. Самим бы хоть чуточку в собственной героической дурости разобраться…

И. Ч.