Милая и самая дорогая моя Клавдия Васильевна,

простите меня за это шутливое вступление (только не отрезайте верхнюю
часть письма, а то слова примут какое-то другое освещение), но я хочу
сказать Вам только, что я ни с какой стороны, или, вернее, если можно так
выразиться, абсолютно не отношусь к Вам с иронией. С каждым письмом Вы
делаетесь для меня вс? ближе и дороже. Я даже вижу, как со страниц Ваших
писем поднимается не то шар, не то пар и входит мне в глаза. А через глаз
попадает в мозг, а там, не то сгустившись, не то определившись, по нервным
волоконцам, или, как говорили в старину, по жилам бежит, уже в виде Вас, в
мо? сердце. Вы с ногами и руками садитесь на диван и делаетесь полной
хозяйкой этого оригинального, черт возьми, дома.
И вот я уже сам прихожу в сво? сердце как гость и, прежде чем войти,
робко стучусь. А Вы оттуда: "Пожалста! Пожалста!"
Ну, я робко вхожу, а Вы мне сейчас же -- дивный винегрет, паштет из
сел?дки, чай с подушечками, журнал с Пикассо и, как говорится, чекан в зубы.
"Моя дивная Клавдия Васильевна,-- говорю я Вам,-- Вы видите, я у Ваших
ног?"
А Вы мне говорите: "Нет".
Я говорю: "Помилуйте Клавдия Васильевна. Хотите, я сяду даже на пол?"
А Вы мне опять: "Нет".
"Милая Клавдия Васильевна,-- говорю я тут горячась.-- Да ведь я Ваш.
Именно что Ваш".
А Вы тряс?тесь от смеха всей своей архитектурой и не верите мне и не
верите.
"Боже мой! -- думаю я.-- А ведь вера-то горами двигает!" А безверие что
безветрие. Распустил все паруса, а корабль ни с места. То ли дело пароход!
Тут мне в голову план такой пришел: а ну-ка не пущу я Вас из сердца!
Правда, есть такие ловкачи, что в глаз войдут и из уха вылезут. А я уши
ватой заложу! Что тогда будете делать?
И действительно, заложил я уши ватой и пошел в Госиздат.
Сначала вата плохо в ушах держалась: как глотну, так вата из ушей
выскакивает. Но потом я вату покрепче пальцем в ухо забил, тогда держаться
стала.
А в Госиздате надо мной потешаются: "Ну, брат,-- кричат мне,-- совсем,
брат, ты рехнулся!"
А я говорю им: "И верно, что рехнулся. И вс? это от любви. От любви,
братцы, рехнулся!"