После ухода мужа она слегла на полгода. И к жизни вернулась только благодаря данному любимому человеку обещанию — закончить работу над его автобиографией и издать сборник стихов. А выполнив последнюю волю, решила, что должна снять еще и документальный фильм о нем: сейчас собирает материалы, берет интервью у коллег и друзей. Он — один из самых красивых и любимых в Советском Союзе актеров Олег Видов. Она — его жена, известная американская журналистка, продюсер и дистрибьютор кино Джоан Борстен Видов...

— Джоан, предлагаю начать с вашего знакомства. Где и как оно состоялось?

— В Риме, в доме актера Ричарда Харрисона и его жены Франчески. С ними я подружилась давно, в самом начале восьмидесятых, когда делала серию статей об итальянском кинематографе для раздела Entertainment газеты Los Angeles Times. И вот, в 1985 году, судьба свела меня в их доме с Олегом...

Прекрасно помню день нашего знакомства. Я только прилетела из Каира, была в простом, но элегантном шелковом платье и с популярной тогда стрижкой-асимметрией: с одной стороны лица волосы длиннее, с другой — короче. Этот стильный образ мне самой очень нравился.

Ричард и Франческа предупредили, что у них остановился советский артист, но когда мы столкнулись в саду, я засомневалась: обгоревший на солнце, красный как рак, с мокрыми волосами, в мокрой рубашке — Олег возвращался с пляжа — гость Харрисонов был совсем непохож на актера. Только спустя пару дней, когда загар стал бронзовым, увидела, как он привлекателен.

Чуть ли не с первой минуты Олег стал ходить за мной как щенок: я на кухню — он туда же, я в столовую — он следом. И постоянно рассказывал историю, которая случилась с ним в Советском Союзе, как тяжело ему пришлось, что побег за границу оказался единственным выходом... Его английский был несовершенен, все глаголы он употреблял в настоящем времени, но знал много существительных, прилагательных, поэтому я его понимала. Кстати, потом Олег очень быстро освоил язык.

В Югославии Олег оказался абсолютно легально, женившись на уроженке этой страны. Жил и снимался там полтора года, как вдруг получил распоряжение немедленно вернуться в Москву. Видов понимал, что обратно его уже не выпустят, и обратился за помощью к другу — актеру Марьяну Сриенцу, представителю словенского южно-австрийского сообщества (славянского меньшинства). Тот немедля бросился в Белград и каким-то немыслимым образом — во времена холодной войны это было практически невозможно! — помог Олегу получить визу в австрийском посольстве в тот же день. Вместе с другом Видов инкогнито прилетел в Любляну, а потом на автомобиле Марьяна пересек границу между Югославией и Австрией. У Олега была виза на въезд, но не имелось таковой на выезд. К счастью, югославские пограничники смотрели ответственный футбольный матч и так отчаянно болели, что не стали проверять документы у пассажира.

Австрийцы дали Олегу проездные документы, позволявшие добраться сначала в Италию, а потом — в США.

В 1967 году советского актера Видова включили в свою делегацию на Каннском фестивале датские кинематографисты — в представленной на конкурс исторической драме «Красная мантия» он сыграл главную роль викинга Хагбарда. На кинофоруме Олег, как всегда дружелюбный, безумно обаятельный, познакомился со многими иностранными актерами, один из американских артистов в 1985-м добровольно вызвался ему помочь в получении американской визы: «Чтобы попасть в Соединенные Штаты, нужен спонсор, и я готов гарантировать правительству США, что ты не будешь на попечительстве у государства». А еще спонсор позвонил своему другу Ричарду Харрисону:

— Мой друг из СССР будет в Риме — может он у тебя остановиться?

И Ричард сказал:

— Да! — потому что Ричард всегда говорит да.

Я потом часто думала: «А ведь друг-спонсор мог позвонить кому-то другому из своих знакомых — и тогда бы мы с Олегом не встретились. То, что нашли друг друга, было предначертано свыше...»

Спустя несколько дней после знакомства мы гуляли по Риму, и я купила газету с крупным заголовком над одной из статей: «Интерпол ищет советского шпиона Олега Битова». Поскольку у итальянцев проблема с четким произношением «б» и «в», из-за чего они вечно коверкают имена и фамилии иностранцев, я не сомневалась, что иду рядом с агентом КГБ, и была в полном ужасе от этого. Свернула газету так, чтобы Олег не мог видеть заголовок статьи, сунула под мышку, а принеся домой, показала Ричарду:

— Вот, смотри, кто у тебя в доме! Советский шпион!

Ричард рассмеялся и сказал:

— Шпионы холодны и расчетливы, а этот человек — эмоциональная руина...

И все-таки я пребывала в сомнениях по поводу рода занятий нового знакомого, пока спустя еще пару дней на ступеньках знаменитой Испанской лестницы в Риме мы не столкнулись с известным американским кинокритиком Альбертом Джонсоном, который ездил на Московский международный кинофестиваль. Альберт узнал Видова и сказал, что он известный в Советском Союзе актер, «русский Роберт Редфорд», ставший звездой — как и его американский коллега — после «ковбойского» фильма. Джонсон имел в виду картину «Всадник без головы», где Видов сыграл мустангера Мориса Джеральда.

Когда я — не сразу, а через какое-то время — рассказала Олегу, что считала его советским шпионом, он рассмеялся. А потом, уже в Калифорнии, когда мы стали жить вместе и встречались с кем-то из русских, обязательно спрашивал, не думаю ли я, что этот человек — агент КГБ? Для меня подобное казалось удивительным, потому что у американцев другой менталитет. Я при знакомстве никогда не задаю себе вопрос: а не является ли человек сотрудником секретных служб? Поведение должно быть очень странным, чтобы возникло подозрение, не агент ли он КГБ, ЦРУ или ФБР. Не знаю, права ли, но мне кажется, для советских людей было привычным видеть в каждом втором соотечественнике сотрудника Комитета госбезопасности.

Через два месяца после прибытия в Рим посольство США организовало Олегу перелет в Лос-Анджелес. В американской и западной прессе этот факт освещался как одно из самых главных событий, что немудрено: Видов был первым ведущим актером из Советского Союза, попросившим убежища в Америке.

Спонсор организовал Олегу встречи со многими режиссерами, продюсерами, кастинг-директорами, которые видели его на телевидении и читали о нем в газетах. В Голливуде к нему проявили большой интерес. А поселившийся в отеле на Беверли-Хиллз Олег каждый день звонил мне в Рим: «Пожалуйста, прилетай! Очень нужно, чтобы ты была рядом!»

Мне предстояло принять важное решение, но я отложила его до приезда в Калифорнию и новой встречи с Олегом. Продюсер предложил мне работу в Голливуде, связанную с новым фильмом Романа Полански, — попросил возглавить американский офис его продюсерской компании, чтобы выпустить картину на экраны в Соединенных Штатах. На тот момент я уже знала, что не хочу расставаться с Олегом, поэтому дала согласие на работу.

— А как произошло ваше объяснение? Олег сделал предложение руки и сердца как положено: встав на одно колено и преподнеся кольцо?

— Нет, ничего такого мелодраматического не было! Объяснением в любви стала его фраза, сказанная при нашей встрече в Голливуде: «Я хочу прожить с тобой всю жизнь». У меня никогда не было недостатка в проявлениях нежности и привязанности с его стороны. Я, к сожалению, хотя и знаю пять языков, так и не одолела русский, но среди сотни слов, которые выучила, — «ласточка», «лапонька», «любимая». Так он называл меня и в своих стихотворениях, и в жизни. Когда Олег пересказывал содержание поэтических строк, я понимала: в них те же ласка и тепло, что и в прозе, которую слышала ежедневно и ежечасно.

А брак мы зарегистрировали после того, как встав с кровати однажды утром, Олег сказал: «Я думаю, нам нужно пожениться. Можешь это организовать?» Так спустя четыре года после знакомства, в 1989-м, мы официально стали мужем и женой.

Вообще все важные, судьбоносные решения принимались им по утрам. Первый дом мы купили в Студио-Сити — районе Лос-Анджелеса, где расположены многие киностудии: из наших окон была видна Universal, в пятнадцати минутах езды на север — Warner Brothers, в двадцати минутах езды на юг — Paramount Pictures. Это было очень удобно во всех смыслах: Олегу не нужно было далеко ездить на пробы и съемки, до дома моих родителей — десять минут на машине, вокруг хорошие магазины и рестораны. Мы прожили в Студио-Сити десять лет, когда однажды, едва проснувшись, Олег сказал:

— Мы переезжаем.

Это было так неожиданно, что я не сразу обрела дар речи:

— Зачем?!

— Так надо.

И мы купили дом в Малибу. Прошло десять лет, и опять как-то утром я услышала:

— Мы переезжаем.

— Но почему?!

— Потому что.

Выяснить причину было невозможно, мне кажется, Олег и сам не очень ее понимал. Просто не мог находиться очень долго на одном месте.

Вы спрашивали о кольце... Олег мне подарил два, и оба необычные. Одно, с синим топазом, принадлежало его маме Варваре Ивановне, второе — мачехе, театральной актрисе Ирине Гарневич-Вавиловой, представительнице знаменитой фамилии, родственнице ученого с мировым именем, генетика и селекционера Николая Вавилова. Ирина была четвертой или пятой супругой Бориса Гарневича, но только с ней из всех жен отца у Олега, который родился вне брака, сложились прекрасные отношения. Когда он уехал в Югославию и потом, во время всех его передвижений по миру, Ирина часто навещала маму и тетю пасынка — приносила еду, лекарства, помогала деньгами. Помню, как меня растрогала эта история...

Теперь о кольце, которое Ирина Александровна передала мне через Олега. Выполненное в технике эмали по золоту, с бриллиантом, оно не только очень красивое, но и весьма старинное, поскольку принадлежало пяти поколениям женщин рода Вавиловых. Вместе с кольцом Олег привез и документ, где написаны имена всех прежних владелиц и годы, когда они носили семейную реликвию.

С Варварой Ивановной мне, к сожалению, не довелось познакомиться, а с Ириной Александровной мы успели подружиться. Часто останавливались у нее, когда приезжали в Москву, а однажды взяли ее с собой в Штаты. Ирина Александровна прогостила у нас месяц, и прощались мы друг с другом как очень близкие, родные люди.

К сожалению, вскоре она ушла, но мы успели доставить ей радость путешествием через океан и знакомством с Калифорнией... Да, а кольца я ношу не снимая вот уже тридцать лет.

— А как складывались отношения между Олегом и вашими родителями?

— Моя родня сразу в него влюбилась! Хотя папа все годы моего девичества твердил: «Ни в коем случае не выходи замуж за актера!» У него было полное право иметь собственное мнение о голливудских звездах, поскольку бо?льшую часть жизни Орин Борстен писал о кино и для кино, а последние десять лет, до самого выхода на пенсию, был одним из топ-менеджеров студии Universal, работая в основном с Джоном Уэйном и Альфредом Хичкоком. Когда Олег получал роли, папа помогал ему учить реплики из диалогов — и лучшего репетитора было не найти.

Главной страстью отца были книги, за ними следовала живопись, в которой он разбирался лучше любого эксперта. В собранной папой и доставшейся нам по наследству коллекции есть полотна Марка Шагала, Александра Колдера, Пабло Пикассо, Фернана Леже, Альфаро Сикейроса.

О том, как Орин Борстен заразил азартом поиска живописных шедевров зятя, я еще расскажу, но сначала — о маме. Лаура Рапапорт Борстен была уникальной женщиной: офицером военно-морского флота США, командиром III ранга. После событий в Перл-Харборе во время Второй мировой войны ее откомандировали на Гавайи, где группа из сорока героических женщин-офицеров оставалась до подписания мира с Японией.

Завоевать симпатию со стороны будущей тещи Олегу ничего не стоило, ведь мама видела, как он меня любит. Да и его обаяние, харизма покоряли с первых минут. Единственным местом, где между ними возникали споры, была кухня. Лаура Борстен всегда готовила голубцы по рецепту, доставшемуся ей от мамы, которая родилась в польском городе Белосток. Блюдо было сладким, с большим количеством изюма. Попробовав его, Олег пришел в ужас и принялся доказывать, что к настоящим голубцам такой десерт не имеет никакого отношения. Однако мама продолжала делать как привыкла, пока однажды Олег, желая отстоять свою точку зрения, не приготовил голубцы по-русски. Маме блюдо в новом исполнении так понравилось, что она больше никогда не возвращалась к старому, сладкому рецепту.

Папа увлекся живописью в пятидесятые годы, побывав в гостях у легенды американского кино Кирка Дугласа. Тогда хозяин дома спросил отца:

— Как ты думаешь, где я держу свои деньги?

— Конечно в банке.

— А вот и нет! — рассмеялся Дуглас. — Я держу их на стенах! — и повел гостя с экскурсией по дому, где повсюду висели картины.

В Америке распространена традиция так называемых гаражных распродаж, которые проходят по выходным. Люди собирают вещи, кажущиеся им ненужными, и выставляют внутри и возле открытого гаража в надежде, что кто-нибудь из проезжающих мимо остановится и купит. Иногда случается, что дети и внуки коллекционеров не понимают культурной и материальной ценности доставшегося им наследства и просят за картины, гобелены, статуэтки совсем небольшие деньги.

У папы всегда был острый глаз, а с годами к редкому дару прибавились еще и обширные знания разных течений живописи, стилей, в которых работали большие художники. Благодаря этому он мгновенно вылавливал среди выставленных вещей ценные предметы искусства. У Олега таких серьезных познаний в западной живописи не было, но он обладал хорошим вкусом и после того как папа его поднатаскал, почти из каждой поездки по распродажам привозил домой что-то ценное.

«Охота за искусством» всегда начиналась с того, что в субботу или воскресенье мы вчетвером усаживались в машину и отправлялись по заранее намеченному маршруту — в руках у мамы был листок с адресами гаражных распродаж, которые семья сочла многообещающими. Когда прибывали на очередную точку, мужчины с горящими от азарта глазами начинали охоту...

Мои родители ушли в середине девяностых, и следующие двадцать лет мы ездили на распродажи вдвоем или Олег отправлялся туда один.

После объединения двух коллекций картин в нашем доме стало столько, что стен уже не хватало, и муж постоянно менял экспозицию: часть полотен убирал в хранилище, а на их место вешал те, что доставал из запасников. Все как в настоящем музее! Иногда, возвращаясь после работы домой, я обнаруживала, что перевешены все картины.

Природа одарила Олега сполна — прекрасной внешностью, актерским талантом, художественным вкусом, музыкальностью. Игре на фортепиано он научился, когда маленьким мальчиком два года жил с мамой в Лейпциге. Варвара Ивановна была откомандирована в Германию корректором типографии, где печатали учебники для советских детей и русскую классическую литературу. Ведь многие книги на оккупированной фашистами территории были уничтожены.

На месте Варвара Ивановна наняла для сына преподавателя, и Олег буквально с первого занятия страстно увлекся музыкой. Однокурсница Видова по ВГИКу — актриса, режиссер и сценарист Нина Шорина вспоминала, как в перерывах между лекциями он садился за пианино в холле и играл, играл, играл. То же самое происходило на «Мосфильме», куда он приезжал на пробы или съемки. К моменту нашей встречи кроме классических произведений Олег исполнял много собственных композиций. Как правило, это были импровизации, отражавшие его настроение в данный момент. Если нас приглашали в дом, где было фортепиано, рано или поздно он откидывал крышку клавиатуры и начинал играть.

— А по хозяйству Олег что-то делал? Судя по тому, что еще подростком взял и соорудил из самоката мотоцикл, он был весьма умелым...

— Ему нравилось ухаживать за деревьями и цветами на участках вокруг наших домов. В каждом из трех домов у нас был садовник, и Олег часто с ними спорил по поводу места посадки и ухода за разными растениями. Поливал все всегда только сам.

Если в доме что-то ломалось, муж тут же выдвигал с десяток инновационных идей, как временно, до прихода мастера, решить проблему. У него вообще был очень изобретательный ум. Однажды захлопнул дверь дома в Малибу, оставив ключи внутри. Проникнуть через окна в комнаты первого этажа было невозможно, и он, прихватив гамак, полез по стремянке на крышу. Там зацепил один конец гамака за дымоход, выставил окно в мансарде и спустился по плетеному шезлонгу, как по канату, в гостиную.

Для меня эта и подобные истории были свидетельством ребячества, которое навсегда осталось в характере Олега. А еще он иногда умилял меня своими простодушием и доверчивостью.

Я старалась дарить мужу то, что ему нравилось. Перехвачу заинтересованный взгляд, который Олег остановил на жакете, костюме, еду в этот магазин на следующий день и покупаю. Муж, увидев подарок, удивляется: «Ну как ты угадала, что я хочу именно такой?!» А с одной покупкой связана целая история.

Олегу всегда нравились ковбойские сапоги, но это довольно дорогая обувь. Мы объездили несколько магазинов, и везде, услышав цену приглянувшейся пары, он говорил: «Нет-нет, такую сумму я потратить не готов». В пятом по счету магазине, пока муж рассматривал сапоги, я отвела женщину-консультанта в сторонку: «Пожалуйста, что бы ему сейчас ни понравилось, скажите, будто пара стоит сто долларов. Разницу я заплачу». Став обладателем ковбойских сапог, Олег так радовался! И всем русским потом рассказывал: «Если вам нравятся мои сапоги, то в таком-то магазине они стоят всего сто долларов!» Свой секрет я ему так и не открыла...

Мои родители — Орин Борстен и Лаура Рапапорт Борстен. В 1950-м, когда была сделана эта фотография, мне исполнилось три года

— Первой ролью Олега в Америке стал советский милиционер Юрий Огарков в фильме «Красная жара» — напарник Ивана Данко, которого сыграл Арнольд Шварценеггер. Еще одна главная роль — сержанта чикагской полиции — досталась Джеймсу Белуши. Неплохая компания для дебюта в Голливуде...

— Расскажу эту историю от первого лица — так, как услышала ее от Олега и как он потом описал ее в своей автобиографии: «Я был приглашен очень талантливым режиссером, сценаристом и продюсером Уолтером Хиллом. Прежде он уже работал с русскими, которые меня ему и порекомендовали — сказали, что я хороший актер, которого знают не только в Советском Союзе, но и в Европе. Первоначально Хилл хотел дать мне роль главного злодея — главы московской наркомафии Виктора Роставили. Для проб я научился говорить с грузинским акцентом, а перед камерой стрелял, подпрыгивал, падал — в общем, делал все, о чем просили. Посмотрев отснятый материал, Уолтер сказал: «Олег, ты хороший актер, но у тебя очень добрые глаза — у бандитов таких не бывает. На роль московского наркобарона мне нужен человек, один раз взглянув на которого, зритель сразу начнет его ненавидеть».

Так мне досталась роль напарника и друга главного положительного героя — хорошего советского милиционера, которого сыграл Шварценеггер. В фильме меня почти сразу убивают, и все остальное время Арнольд мстит мафии за мою смерть...»

В продолжение темы добавлю от себя историю, как Олег полетел в Будапешт. Многие, наверное, знают, что все «московские» сцены «Красной жары» снимались в столице Венгрии. На дворе был 1987 год, глобальные перемены в СССР только начинались, и Олег переживал, что его может схватить КГБ. Однако желание сняться вместе со Шварценеггером оказалось сильнее. С трапа самолета в аэропорту Будапешта он спускался в куртке с поднятым воротником, в надвинутой на лоб кепке и темных очках. Но только вошел в здание аэровокзала, как к нему подскочила девушка-венгерка и спросила на английском: «Вы ведь Олег Видов? Дайте, пожалуйста, автограф!»

Впоследствии подобные истории случались везде, куда бы мы с мужем ни прилетали — в Вене, Бангкоке, Тель-Авиве, Париже, даже на Таити. Подходили в основном, конечно, русские, говорили хорошие, трогательные слова, что на Родине его по-прежнему любят, фильмы, в которых снимался, с удовольствием смотрят хоть в сотый, хоть в двухсотый раз. Меня это нисколько не напрягало — напротив радовало, потому что я знала, как важны для мужа его зрители.

С сыном Олега Сергеем и невесткой Аней мы часто выставляем в соцсетях фотографии, в том числе и портреты, которые были сделаны еще в СССР, и это находит потрясающий отклик у поклонниц актера Видова! Женщины, чьи молодость и юность пришлись на семидесятые, пишут: «Мы с подружками покупали его фотокарточки в киосках, носили в школьных портфелях и целовали украдкой!» После концерта в Израиле одна из зрительниц, дама в летах, принесла за кулисы несколько портретов Олега советской поры и сказала, что они долго висели у нее над кроватью, но когда вышла замуж, муж сказал: «Все, хватит! Снимай!» Она сняла и сорок лет хранила фотокарточки в заветной шкатулке.

Во время холодной войны американцы не видели на экране красивых русских женщин и красивых русских мужчин. Положительных персонажей из Советского Союза в голливудской кинопродукции тоже не было. После приезда Олега в США «Красная жара» стала первым и едва ли не единственным свидетельством потепления отношений между нашими странами. В остальных случаях советские люди представали бандитами, главарями мафий, пьяницами и проститутками. Русскому герою-красавцу просто не было места в голливудских сценариях — Олег оказался заложником этой ситуации. Вот что он писал в автобиографии: «Я честно работал и за четверть века снялся в тридцати пяти картинах — в СССР и за границей. Если бы брался за все, что предлагали, моя фильмография насчитывала бы полторы сотни ролей. Но я всегда был принципиален в выборе, потому что хотел иметь право честно смотреть людям в глаза. В США мне предлагали разные роли, чаще всего, мягко говоря, «малосимпатичных русских». Однажды позвали сыграть тренера по боксу, который сбежал из Советского Союза и взял под опеку двух американских парней, впоследствии выигравших у российских спортсменов на Олимпийских играх. Мне очень нужна была работа, но я поставил условие, что из сценария должны удалить слова «Убейте русских!», которыми тренер подзадоривал подопечных. Когда позвонили в очередной раз и я спросил: «Слов «Убейте русских!» больше нет?» — мне ничего не ответили и звонки прекратились».

На снимке — с болгарской актрисой Севериной Теневой. Московский международный кинофестиваль, 1971 год

Еще Олега очень расстраивало, что русским персонажам — полным идиотам и подонкам — голливудские сценаристы дают фамилии классиков литературы, которые были у американцев на слуху: Чехов, Пушкин, Достоевский. Не желая участвовать в дискредитации соотечественников и родной литературы, он организовал сообщество русских актеров в Голливуде Reel Russians. В этом названии есть одна тонкость: если его читать, получается, что первое слово — «киношная бобина», а на слух звучит, как «настоящие», и в итоге вместе — «Настоящие русские».

Вскоре после создания сообщества Олег и его сподвижники собрали пресс-конференцию, где заявили, что русские актеры не должны играть только злодеев и бандитов с акцентом. Не уверена, что их выступление что-то поменяло во взглядах Голливуда, но для меня роль Олега в этом деле стала еще одним свидетельством того, что он остается настоящим русским.

Он был насквозь русским человеком даже в мелочах. Когда мы покупали первый дом в Студио-Сити, никто кроме него не заметил, что на участке растет береза. Олег обрадовался ей, как ребенок новогодней елке! Сказал: «Сталин утверждал, что березы растут только в России, но вы посмотрите на эту красавицу!» А после того как мы уже поселились в доме, однажды принес новость: «Мне сказали, что почва на нашем участке особенно хороша для картофеля. Если возникнут проблемы с финансами — будем выращивать картошку!»

Еще он приучал меня к многонациональной кухне своей Родины. Сам готовил редко, но постоянно ездил в магазин, откуда привозил голубцы, салат оливье, чебуреки, лобио, люля-кебаб. Чебуреки и голубцы мне полюбились сразу, а вот с борщом возникла проблема. Понадобилось восемь лет, чтобы этот суп мне понравился.

Удивительно, что оставаясь насквозь русским, Олег был космополитом в лучшем смысле этого слова: чувствовал себя как дома, куда бы мы ни приезжали, мог подружиться с любым человеком, даже не зная языка. Однажды в Бразилии с большим энтузиазмом принялся общаться с водителем такси, который говорил только на португальском. Улучив момент, когда оба собеседника замолчали, я обратилась к таксисту на испанском (он очень похож на португальский):

— Вы вообще понимаете, о чем Олег говорит?

— Да! — уверенно ответил водитель. И после короткой паузы добавил: — Перестройка, перестройка...

— Возможно, это умение быть своим в любой стране, чувствовать музыку чужого языка и интуитивно понимать, о чем идет речь, и помогали Олегу легко вживаться в образы скандинавского викинга в «Красной мантии», югославского партизана в «Битве на Неретве» и наконец швейцарского автогонщика Отто Мюнха в «Дикой орхидее»?

— Это так. Еще и внешность позволяла играть разных европейцев... Вы упомянули «Дикую орхидею», а я о съемках Олега в этой картине до сих пор не могу вспоминать без внутренней дрожи. Он ведь тогда чудом остался жив.

Снималась сцена, когда Отто и Джеймс Виллер, которого играл Микки Рурк, мчатся на мотоциклах по извилистой дороге, проходящей по самому краю глубокого обрыва. Для Олега, который с детства гонял на мотоциклах, ничего сложного в этом эпизоде не было, но вдруг на крутом вираже он теряет периферическое зрение и не поворачивает вслед за Рурком, а продолжая ехать прямо, летит в пропасть. От неминуемой гибели его спасло только то, что колесо застряло в большом кусте и мотоцикл остановился. С этого дня Олег стал чаще жаловаться на головную боль и зрение, утратившее былую четкость. Вернувшись после окончания съемок в Бразилии домой, мы стали ходить по офтальмологам, однако никто не мог поставить диагноз. И тогда мой папа отправил Олега к своему доктору, а тот, подробно расспросив о симптомах, сказал: «На практике я случаев, подобных твоему, не встречал, но в медуниверситете мы разбирали похожие. Боюсь, дело не в глазах, а в опухоли мозга, которая давит на зрительный нерв. Давай-ка я направлю тебя на МРТ».

Томография показала, что доктор прав: возле гипофиза обнаружилась очень большая, четвертой стадии, опухоль. К счастью, доброкачественная. Ее удалили с помощью лазера вместе с гипофизом. Зрение восстановилось, но чтобы компенсировать функции отсутствующего гипофиза, который находится прямо под мозгом, Олегу пришлось постоянно принимать гормоны. Мы считали это мелочью — ведь успешно проведенная операция продлила ему жизнь на многие годы. Олег часто повторял: «Большая удача, что на момент обнаружения опухоли я был в Америке, а не в Советском Союзе. В то время на родине такие большие новообразования удаляли только с трепанацией черепа, а последствия этой операции могли быть совсем другими».

Собирая материалы для документального фильма, недавно я побывала в госпитале Калифорнийского университета и взяла интервью у докторов Мартина Вейсса и Володи Зельмана, которые принимали участие в операции. Они помнили Олега и даже детали проведенного вмешательства.

Олег с Савелием Крамаровым и Ларисой Ереминой

— Вы и Олег очень поддержали Савелия Крамарова в последние дни его жизни. А помните момент, когда были представлены советскому коллеге мужа?

— Момент личного знакомства, к сожалению, не помню, но он точно случился уже после того, как я посмотрела фильм «Джентльмены удачи».

Сначала Олег синхронно переводил советские картины, в которых снимался. Но мне тяжело было вникать в суть, когда слова из разных языков накладываются друг на друга. Поэтому я очень обрадовалась, когда «Мосфильм», сделав английские субтитры практически ко всем фильмам Олега, выложил их на «Ютуб». Я посмотрела каждый по многу раз и неизменно хохотала над эпизодами «Джентльменов удачи». Особенно над тем, где Олег под видом шофера такси возит всю компанию по Москве. Вроде бы чисто советский юмор, но поверьте, даже с английскими субтитрами это уморительно смешно! И еще одна деталь: в какой бы русский дом мы с мужем ни приходили, телевизор всегда показывал «Джентльменов удачи» и мы всегда попадали именно на эту сцену в такси.

И Савелий, и Олег входили в Американскую гильдию киноактеров, что для иностранцев было большой удачей. После какой роли Крамарову посчастливилось стать членом гильдии, я не помню, а Видову эту возможность (а с ней и медицинскую страховку для нас обоих, и гарантированную пенсию в старости) дала маленькая роль в блокбастере «Красная жара».

Помимо прочих благ и привилегий для членов гильдии организовывались премьерные показы всех голливудских картин. Зал в таких случаях был заполнен до отказа, и нужно было явиться пораньше, чтобы получить билет с указанием ряда и места. Однажды приходим с Олегом на кинопремьеру, а нам говорят: «Билетов больше нет». Заглядываем в зал и видим: Крамаров сидит в центре первого ряда, а вокруг него — на десять мест вправо и влево и на три ряда назад — пустые кресла. Очень этому удивились, но когда стали приближаться к первому ряду, почувствовали кошмарный запах. Я спросила:

— Савелий, чем от тебя так ужасно пахнет?

Он на мгновение задумался, а потом ответил:

— Возможно, это из-за народного средства для укрепления и роста волос. Видишь, я побрился наголо и намазал голову смешанными в миксере луком и чесноком.

— Но зачем?! — взмолилась я.

— Понимаешь, я встретил прекрасную молодую женщину Наталью и не думаю, что она влюбится в меня, если начну лысеть.

Сидеть с ним рядом было невозможно, и мы ушли подальше, в верхние ряды.

Когда Крамаров прилетал в Лос-Анджелес из Сан-Франциско, где жил, то останавливался у нас, и однажды я, Сергей и Савелий — отправились в один из ресторанов Чайна-тауна. Савелий сразу предупредил, что ест только полезную для здоровья кошерную еду. Одним из блюд, которые заказали, был сом на пару с чесноком и имбирем. Эта рыба запрещена кашрутом, поскольку не имеет одного из обязательных признаков кошерности — чешуи. Наличие второго, а именно плавников, ситуации не меняет. Савелий долго смотрел на сома, а потом сказал: «Мне его есть, конечно, нельзя, но чуть-чуть попробовать можно». «Чуть-чуть» обернулось тем, что он уничтожил четыре пятых совсем немаленькой рыбки.

Вкус у Савелия был своеобразным. На нашу свадьбу он подарил кухонную вазу в виде утки для ложек-поварешек. И каждому, кто приходил в дом впервые, мне приходилось отвечать на вопрос: «Что это за подарок?!» Впрочем, небольшие странности характера не умаляют того, что Крамаров был хорошим, искренним человеком.

Когда мы узнали, что Савелий умирает, взяли билеты на самолет и полетели в Сан-Франциско. Из аэропорта — сразу в госпиталь, где он лежал. К моменту нашего приезда Савелий стремительно терял зрение, и это было так ужасно, что я помню до сих пор... Он очень хотел, чтобы его навестила дочка Бася, но ее мать, бывшая жена Крамарова Фаина, была против. Олег позвонил ей и сказал: «Бася очень любит своего папу, и если ты не позволишь ей прийти, однажды она тебя не простит».

Бася пришла со своей бабушкой Розой. Маленькая девочка села рядом с отцом, взяла его за руку, и лицо Савелия озарилось радостью. У всех, кто был в это время в палате — у меня, у Олега, — глаза наполнились слезами.

— Вам известны две истории из советского прошлого мужа: как он подарил два красивых платья в пол женщине-инвалиду, чтобы она не стеснялась выезжать на улицу в коляске, и как не раздумывая бросился спасать тонущего в реке пьяного гримера?

— Он сам не рассказывал, но я слышала эти истории от третьих лиц... Его друзья, приятели — и те, что остались в России, и американские — вспоминают, какие чудесные подарки Олег приносил их детям. И так было всегда...

Из советского прошлого мне известна еще одна история — как Олег отказался от роли Рудольфа-Родиона Рачкова в картине «Москва слезам не верит», впоследствии получившей «Оскар».

В одной из заметок для автобиографии Олег написал: «Мне очень жаль, что не смог участвовать в фильме Владимира Меньшова. Режиссер отвел мне роль телерепортера-соблазнителя, но в тот момент я переживал очень тяжелый бракоразводный процесс и состояние, в котором находился, не позволяло играть мужчину, бросившего на произвол судьбы женщину, носившую его ребенка. Меньшов трижды выходил на меня, уговаривал, за что я ему очень благодарен».

— Я знаю, что в вашем доме постоянно останавливались соотечественники мужа...

— О да! Моя мама даже шутила по этому поводу: «В аэропорту Лос-Анджелеса надо повесить объявление — «Если вы впервые в Америке, вас никто не встретил и нет денег даже на такси, звоните Олегу Видову!» В шутке была большая доля правды: мы часто ездили в аэропорт и привозили домой абсолютно незнакомых людей. Большинство из них очень слабо знали английский, но с ними было весело — правда, до определенного времени, а потом мне как хозяйке, на которую ложились основные хлопоты, присутствие в доме посторонних становилось обременительным. Олег всегда говорил: «Они останутся на пару недель» — но некоторые гости задерживались на год и больше. Им было очень удобно, потому что на втором этаже нашего дома в Студио-Сити имелось все, что нужно: спальня, кабинет, кухня, санузел. И когда Олег заговорил о переезде, я проявила твердость характера и заявила, что соглашусь перебраться в Малибу только в том случае, если дом на новом месте будет меньше нынешнего — чтобы задумавшим задержаться надолго гостям не было так комфортно.

— Многие факты из биографии Олега свидетельствуют о том, что он был не только глубоко порядочным человеком, но и умел прощать. И сына Славу, с которым Наталья не разрешала видеться, после двадцати пяти лет разлуки принял всей душой.

— У Олега действительно было большое сердце. Он с такой нежностью отзывался о своей первой жене Марине, которую очень любил... Ребята поженились совсем юными и расстались из-за того, что оба были максималистами и не умели уступать друг другу. Олег уже много лет жил в Америке, когда Марина отыскала его в соцсетях. Они часто писали друг другу на электронную почту, но никогда больше не встречались.

Недобрый, расчетливый человек не стал бы заниматься перевозками гуманитарных грузов по линии ООН, а Олег впрягся в непростое дело (и я тоже, конечно, — как бы он обошелся без моей помощи?!). Несколько лет в сотрудничестве с одной из украинских авиакомпаний, совладельцем которой был наш хороший друг Станислав Лейченко, в прошлом пилот российской авиации, летавший на самолетах МиГ, мы доставляли продукты, медикаменты, палатки и другие вещи первой необходимости в Сараево, Могадишо, другие африканские страны, где случалась гуманитарная катастрофа. Кстати, на этой работе я выучила несколько русских слов, в числе которых «масло», «шины», «суточные» и «зарплата».

В копилку добрых дел без всякого сомнения нужно отнести и спасение нескольких сотен советских мультфильмов. Вот что сам Олег рассказывал о том, как все начиналось: «Приехав в Россию в начале девяностых, я ужаснулся — пропадает все лучшее, великое, что было создано в стране за несколько десятилетий. Советские мультики всегда были моей слабостью, и вот над ними нависла опасность полного исчезновения. Вернувшись в Америку, мы вместе с Джоан создали компанию по продюсированию и дистрибуции кино Films by Jove, которая купила у «Союзмультфильма» права на зарубежный прокат шестидесяти часов анимационных лент. Доставшиеся нам пленочные копии были в катастрофическом состоянии. Пришлось снова искать деньги, чтобы на компьютерах голливудских студий восстановить утраченные цвета, а потом переписать фильмы «на цифру».

Сделав переводы закадровых текстов и диалогов, мы пригласили для озвучания ведущих актеров Голливуда. Царевна Лебедь заговорила голосом Джессики Лэнг, Кот Базилио — Билла Мюррея, царь Гвидон — Тимоти Далтона, Снежная королева — Кэтлин Тернер, а во французской версии — Катрин Денев. «Щелкунчика» озвучивал на испанском Хулио Иглесиас. Привлечь звезд удалось с помощью Михаила Барышникова, которого в Америке все знали и которым восхищались. Он был другом Олега и вызвался стать одним из продюсеров проекта, подарив самой популярной серии на DVD из четырех дисков свое имя: «Михаил Барышников. Сказки моего детства». Еще голливудских актеров привлекало то, что нашу работу поддерживал голливудский Детский фонд Одри Хепберн. А уж когда они видели лучшие творения русских художников-мультипликаторов, то просто влюблялись в них и готовы были работать в тон-студии сколько потребуется. Очень нравились всем и диалоги героев.

Спасенные компанией Films by Jove мультфильмы демонстрировались на американских телеканалах HBO, PBS, Bravo и покупались американскими военными для показов детям военнослужащих на базах США по всему миру. Эти показы сильно повлияли на мнение о русских людях и русской культуре в Соединенных Штатах.

А теперь представьте, как больно и обидно было Олегу, когда его обвинили чуть ли не в воровстве! Десять лет мы провели в судах, доказывая новым хозяевам, что выполняли и выполняем все обязательства по договору с арендным предприятием «Союзмультфильм», унаследовавшим авторские права старой государственной киностудии, а советской общественности — что приобретенное нами право на прокат мультфильмов за рубежом вовсе не означает их потерю для России. Однако бюрократы, поняв, что анимация имеет материальную ценность, в своей жадности были неумолимы. Моральный дух Олега поддерживало то, что на его защиту встали классики советской мультипликации — Федор Хитрук и Юрий Норштейн. Они публично заявили, что никто так хорошо не отреставрировал бы анимационные ленты, как Видов, и что ему еще нужно сказать спасибо за то, что распространил советские мультфильмы в более чем пятидесяти странах, удивляя мир красотой и добротой нашей анимации.

В последние годы, щадя Олега, я одна ходила на судебные заседания и была очень рада, когда мучительная ситуация разрешилась. В 2007 году бизнесмен Алишер Усманов выкупил у Films by Jove права на прокат советских мультфильмов за рубежом.

Полученные деньги мы вложили в клинику для наркозависимых, пациентами которой были и некоторые голливудские актеры. В 2007 году пожар в каньоне Малибу уничтожил часть здания, где располагалась клиника, и наши добрые друзья и соседи — супруги Харрисоны — предоставили свою виллу реабилитационному центру на целых три месяца, пока шел ремонт.

Очень красивый, похожий на итальянское палаццо дом в Малибу Ричард купил в 1987 году у дочерей кинопродюсера, который однажды сдавал его в аренду музыкантам рок-группы The Beach Boys. Ходит легенда, что именно здесь ими был написан главный хит California girls.

Недавно состоялась мировая премьера фильма Тарантино «Однажды в... Голливуде». Я знаю, что и в России картина вызвала интерес, поэтому поделюсь некоторыми подробностями. У сыгранного Ди Каприо Рика Далтона есть два прототипа — голливудский актер Берт Рейнолдс, который был очень дружен со своим дублером каскадером Хэлом Нидэмом, и Ричард Харрисон, уехавший из Америки в Италию, где стал звездой ста пятидесяти спагетти-вестернов и фильмов про гладиаторов. Заметьте, жену-итальянку Рика Далтона тоже зовут Франческа. А дом героя Ди Каприо очень похож на виллу Харрисонов, что немудрено: половина Голливуда побывала у Ричарда в гостях и те, кому нужно, хорошо запомнили интерьеры.

На вилле «Франческа» — Ричард дал поместью имя жены — мы познакомились со многими известными актерами, участвовали во всех веселых вечеринках и дважды устраивали праздники-сюрпризы в честь дня рождения Олега.

— Вы много рассказали о большом сердце Олега. Но ведь и у вас оно такое же. Далеко не каждая женщина примет внебрачного сына мужа как родного...

— Знаете, я выросла в замечательной семье и всегда хотела, чтобы у меня была такая же. Мы с Олегом очень долго пытались родить ребенка, но не получилось. И вдруг в 1994 году муж узнает, что у него кроме старшего сына Вячеслава есть еще младший — Сергей. Живет со своей мамой в Одессе, учится в обычной школе. В середине девяностых обстановка во всех бывших республиках Советского Союза была катастрофической, и Олег решил привезти Сережу в Лос-Анджелес. Я сказала: «Если тест ДНК подтвердит ваше родство, мальчик может остаться с нами». Целый год Сережа жил у нас, не зная, что Олег его отец. Мы все придерживались версии, что мама Сергея и актер Олег Видов — друзья молодости и теперь сын Татьяны приглашен в Америку в память об этой дружбе. Почему тянули с тестом ДНК, не помню, но когда он показал 99,9 процента вероятности родства, мы сказали Сереже правду. Для него это стало потрясением — в шестнадцать лет мальчик, воспитывавшийся мамой и дедушкой, обрел отца...

Сергей оказался очень способным и после окончания двенадцатого класса поступил в Калифорнийский университет в Санта-Барбаре. Получив диплом, работал на нашу с Олегом кинокомпанию Films by Jove, потом — на наркологическую клинику, а пять лет назад открыл свою — с тем же профилем, но в Северной Калифорнии. Теперь я иногда работаю на него. В нашей семье у нас всех: Сережи, его жены Ани, его мамы Татьяны, которая с недавних пор живет в Лос-Анджелесе неподалеку от меня, сына Сергея от первого брака Самуила (ему недавно исполнилось четырнадцать) — очень теплые, родственные отношения. Недавно в нашей семье появилась моя внучка Шурочка, сводная сестра Самуила. Ей почти девять месяцев — и мы дружно ее обожаем. Я знаю, что и дед очень сильно ее любил бы.

С внуком у Олега были совершенно особенные, удивительные отношения и свой, только им понятный мир. Дед часто сажал Сэма на плечи, и они отправлялись в путешествие по окрестностям. Рассматривали птиц, подражали их голосам, пытались приручить обитавших в Малибу зеленых попугаев, собирали ягоды. Однажды на открытом рынке купили живую морскую рыбу, перешли дорогу и выпустили ее в океан. Не факт, что рыба была из этого региона и прижилась в новых условиях, зато сколько радости это принесло обоим!

— А как вы относились к тому, что нет-нет да и объявлялся какой-нибудь очередной отпрыск известного актера Олега Видова?

— С юмором. Давно, лет десять назад, позвонила девушка:

— Здравствуйте! Я дочка Олега Борисовича из Донецка. Хочу переехать в Америку и жить в вашей семье.

Разговаривал с ней Сергей, который сказал:

— Я буду очень рад познакомиться с сестрой, но прежде чем мы пришлем приглашение, отправьте, пожалуйста, образец вашей слюны. Просто проведите внутри щеки ватной палочкой, положите ее в конвертик и отправьте по адресу, который я вам сейчас продиктую...

В трубке раздались гудки, и больше «дочка» не объявлялась. Когда Олег пришел домой, мы рассказали ему о странном звонке. Помню, как пристально посмотрев на мужа, я спросила:

— Ты в принципе в Донецке бывал?

— В принципе — да. Один раз, — ответил Олег и добавил: — Так что всякое может быть...

Объявлялся еще парень из Албании, который в соцсетях вышел на наших друзей и заверил, что мы с Олегом — его родители, поэтому должны приехать и забрать сына из Тираны. Даже написал целую историю, как я, будучи в Албании в командировке, родила ребенка, который потом то ли потерялся, то ли мать-кукушка его бросила.

Однажды кто-то из знакомых скинул ссылку на статью, по-моему, в русскоязычной «Википедии», где некий молодой человек Алексей Видов, актер и телеведущий, представлен сыном Олега. Думаю, у авторов публикации не очень хорошо с арифметикой. Алексей, как значится в той же статье, родился в 1987 году, а Олег уехал из страны в 1983-м. Проблематично ему было обзавестись сыном через океан.

— Несмотря на мягкость характера, добросердечие, Олег ведь мог и вспылить. Ушел же с площадки «Руслана и Людмилы», когда известный своей жесткостью и требовательностью режиссер Александр Птушко позволил себе некорректные высказывания в адрес актеров. Ушел и не вернулся. А вы когда-нибудь видели Олега в гневе? Что вообще могло вывести его из себя?

— У Олега действительно был характер. Он не выносил идиотов и подлецов, о чем говорил им прямо в глаза. Когда мы занялись восстановлением советских мультфильмов, один из журналистов оклеветал нас во многих российских СМИ. Основываясь на публикациях в желтой прессе, русскоязычная «Википедия» обвинила нас в воровстве и жажде наживы. Олег целый год боролся с владельцами популярного интернет-справочника, требуя, чтобы они убрали порочащую его честь статью, и с руководством редакции газеты, где работал журналист, настаивая на его увольнении. И то и другое ему удалось.

На меня Олег тоже мог рассердиться, но случалось это нечасто и длилось недолго. Поводом могло стать позднее возвращение с работы или неохота, с которой иду на вечеринку, где все говорят по-русски и мне не с кем общаться. Если видела, что Олег злится, просто уходила на полчаса из дома. А когда возвращалась, он обязательно извинялся.

Несмотря на непреходящую любовь к путешествиям, в последние годы Олег отказывался от длительных перелетов. Я много раз пыталась уговорить его полететь в Израиль, где когда-то работала журналистом и приобрела много друзей. В течение нескольких лет мы вроде бы договаривались, но он всегда передумывал. И всякий раз я слышала: «Нет, нет, нет! Я не полечу так далеко!» Летом 2016 года мы с Аней, на тот момент моей будущей невесткой, купили билеты до Тель-Авива и сказали мужчинам, что полетим одни. Олег страшно разозлился, но, ворча и чертыхаясь, стал собираться. В путешествие отправились вчетвером.

Олег простил меня в первые же часы пребывания на израильской земле. Поклонники подходили к нему всюду: на улицах, в магазинах, в ресторанах. Они знали, как любимый актер выглядит сейчас, благодаря Первому каналу, который показал передачу об Олеге в день его семидесятилетия.

Почитательница таланта Олега, профессиональный организатор гастролей, устроила две творческие встречи — в Бат-Яме и в Ашкелоне. Оба зала были переполнены поклонниками актера Видова из всех уголков бывшего СССР. Он пел, читал стихи из сборника поэзии, который скоро будет доступен и в России, показывал отрывки из советских, югославских и американских фильмов со своим участием, и на сцену из зала лились такое обожание, такой восторг!

Олег с сыновьями: младшим Сергеем (слева) и старшим Вячеславом

Олег раз сто поблагодарил меня и Аню за то, что уговорили лететь в Израиль. Тогда ни он, ни мы еще не знали, что это наше последнее семейное путешествие...

— Болезнь, из-за которой Олег ушел так рано, была обнаружена внезапно?

— Можно и так сказать... Мне кажется, это случилось в 2009 году, когда Олег был в Москве и почувствовал себя не совсем хорошо. Вместе со старшим сыном Славой они пошли в какой-то медцентр, где врачи выявили неизлечимую болезнь — тлеющую миелому — и сказали, что пересадка костного мозга может продлить жизнь на шесть лет.

Узнав о диагнозе, я стала искать доктора, чьи пациенты жили дольше всего. Олегу сказала: «Где бы этот врач ни работал, мы переедем к нему — в Бостон, Нью-Йорк, Вашингтон — куда угодно!» Но оказалось, что лучший специалист по лечению миеломы работает рядом — в Беверли-Хиллз — и также, что было немаловажно для Олега, проводит исследования в этой области в своей лаборатории.

В течение семи лет доктор Беренсон помогал Олегу бороться с болезнью — следил за размером пораженных участков, пробовал самые передовые терапии. И всякий раз муж возвращался домой из госпиталя бодрым, энергичным. Мы надеялись... Да что там — были почти уверены, что он проживет еще много лет!

Первого мая 2017 года Олег не смог подняться с постели. Я повезла его в ближайший госпиталь, не подозревая, что болезнь перешла в финальную стадию. Ведь еще накануне он чувствовал себя нормально: ходил с другом на вечеринку, подолгу плавал в бассейне. И вдруг как гром среди ясного неба — приговор врачей: «У пациента не осталось здоровых клеток, за которые лекарства могли бы зацепиться и начать действовать. Все, что могли, мы сделали — дальнейшая терапия бессмысленна».

В течение восьми лет Олег никому из друзей не говорил о болезни, с которой борется, поэтому наши звонки с просьбой приехать и попрощаться у всех вызвали шок.

Он сгорел буквально за неделю. Я, Сережа и Аня безотлучно находились рядом, выполняя любую просьбу. Принесли в комнату самый большой телевизор и ставили диски с его фильмами, читали по очереди любимого Хемингуэя. Потом Олег все чаще стал впадать в забытье. Когда медсестра сказала, что осталось совсем немного, он вдруг пришел в сознание. Мы все успели с ним попрощаться.

Я пошла за книгой «Старик и море», а Сергей остался с отцом. Потом он рассказал, что Олег снова впал в забытье, но вел себя нервно и успокоился, только когда услышал Сережины слова: «Мы любим Джоан, и я обещаю о ней заботиться».

Сев рядом, я стала вслух читать «Старика и море». И вдруг в какой-то момент поняла, что не слышу его дыхания. Олег ушел спокойно, словно уснул...

К сборнику стихов он успел написать предисловие, в котором рассказал, что обращался к поэзии всякий раз, когда было тяжело на душе, когда что-то оскорбляло, ранило. И советовал своим читателям в самые трудные моменты следовать его примеру — писать стихи, прозу или просто вести дневник.

Олег всегда хотел поделиться своей поэзией с фанатами, и я попросила помощи у его друга Александра Половца, который возглавляет Фонд Булата Окуджавы. Сотрудничающие с этой организацией профессиональные редакторы отобрали сто лучших стихотворений. Сборник уже издан в Америке, и сейчас мы ищем типографию, которая опубликует книгу в России.

Я собрала много материалов для документального фильма, над которым сейчас работает австралийский режиссер Надежда Тасс, лауреат многих важных международных премий. Ее бабушка и дедушка покинули Волгоград после революции и воспитали ее на русской поэзии и драматургии.

В прошлом году, прилетев на три недели в Москву, я успела взять двадцать три интервью: у близкого друга Олега актера Владимира Андреева, у актрис Ксении Рябинкиной, Валентины Титовой и Любови Полехиной, сценариста Павла Финна, режиссеров Александра Митты, Александра Орлова и Нины Шориной, артиста Владимира Винокура... В сентябре уже этого года встретилась с художником-аниматором Юрием Норштейном, писательницей Викторией Токаревой — автором сценария «Джентльменов удачи», актрисой Ириной Скобцевой — они с Олегом вместе снимались в картине Сергея Бондарчука «Ватерлоо». Все эти люди представляют особое поколение российской культуры, и соотечественники вправе ими гордиться.

У моего мужа была длинная интересная жизнь, и бюджет документального фильма оказался больше, чем изначально планировалось. Думаю, мы обратимся к поклонникам Олега с нескольких веб-сайтов и будем благодарны за любую посильную помощь. К тому времени на этих же веб-сайтах можно будет заказать и сборник стихов.
— Многое из рассказанного вами свидетельствует о том, насколько близки вы были с мужем — образом мысли, душой. За многие годы, проведенные вместе, в вашем характере появились русские черты?

— Это вопрос, над которым нужно подумать... Тридцать два года я была окружена друзьями и поклонниками Олега, большинство из которых — умные, добрые, интеллигентные люди, прекрасно знающие русскую литературу и искусство. Мы всегда с размахом, большим числом приглашенных гостей отмечали русский Новый год. В течение двух лет я сотрудничала с авиакомпанией, доставлявшей гуманитарные грузы, и пятнадцать лет занималась восстановлением, озвучанием и прокатом советских мультфильмов. Наконец, в нашем доме тринадцать лет жил русский кот!

Как он к нам попал — целая история. Прилетев в очередной раз в Москву, я и Олег остановились у его мачехи Ирины Александровны. А ее кошка за неделю до нашего приезда принесла котят. Ночью они все вылезли из коробки, самый маленький забрался на кровать, где спал Олег, устроился у него на плече и остался там до утра. История повторялась и все следующие ночи.

Я улетала в Лос-Анджелес раньше мужа на две недели, и он стал просить меня забрать домой котенка, которому дал имя Марко Поло. Я сказала, что в Калифорнии много брошенных котят и мы можем взять кого-нибудь из приюта. Олег промолчал, но когда приехал из аэропорта домой, Марко Поло дремал у него за пазухой. Вообще, это был очень интеллигентный кот: никогда не безобразничал и мог часами завороженно слушать, как Олег читает Пушкина.

Сейчас у меня нет никого ближе, чем Сергей и Аня, родившиеся в СССР, и их дети — мои внуки. Я окружена живописными полотнами русских художников и шкатулками из Палеха. Утренний кофе пью из фарфоровой чашки Ломоносовского завода... Не знаю, что именно стало русским в моем характере и душе, — но, наверное, стало...

Стихи Олега Видова

Друг мой Колька.

Обвалакивал лаской
Легкий ялтинский ветер
Мотыльки танцплощадки
тонули в истоме цветов.
Море теплой волной
Нежно гладило вечер.
А мне было, всего то
Шестнадцать годков.

Восемнадцать
Лечу и падаю,
и вновь взлетаю,
остроту ощущений
в себе открываю:
поцелуев, прощаний
пониманий, незнаний,
не умений, страданий,
неуёмных мечтаний.
Все до боли, на грани
Сумасшедшего сна.
Просыпаюсь.
Я ранен.
Восемнадцать. Весна.,

Первая

Колеса на стыках тикают
Мелькают заборы, дома.
Мне улыбнулась Вика.
Сама улыбнулась, сама!
Словно ребёнка за плечи,
Бережно обняла.
Нежно сказала: «Милый мой».
Костюмчик невинно сняла.
В том доме забитом, бревенчатом
Впервые сумел я познать
Великое счастье быть с женщиной
Великое...обладать...
Великое счастье раскрытия...
Таинственный радостный бой.
Где всем управляло наитие,
Где стал я самим собой.

Колёса на стыках тикали,
бурлила вокруг весна...
Куда то уехала Вика
Чудесная фея из сна.

Не прикасайтесь...

Не прикасайтесь крыльями желаний
К тому чей путь вдали от нас.
Подумайте, чтобы не ранить
Того, кто вдруг поверил в вас.
Не увлекайте неумелых
Уменьем смело увлекать.
Через печальный опыт зрелость
Не нужно им преподавать.

Их путь в горенья и ошибки,
Их крест, зачем же подчинять
Себе их ждущие улыбки,
Чтоб жар открытия отнять?

Что будет дальше? День трескучий
В ночную канет темноту.
Не посылайте злые тучи
Садам проснувшимся в цвету.

1978

В музее

Глаза в глаза с портрета из веков
пытливо девушка взирает.
Я улыбаюсь, сердце тает.
Она понятна мне без слов.

И в сговоре меж ней и мной,
она и я между собой
в одно мгновение слились,
через столетья обнялись.

Бог мой, какое откровенье,
спасибо за моё прозренье.
Р.С. Весна... Нью-Йорк...
Музей... и озаренье!

* * * * *
Сказала ты: « Я не такая,
я не святая из лучей,
совсем обычная, простая,
без бьющих таинством ключей.

Совсем спокойна там, где страсти
в воображении твоем,
и легкомысленна отчасти,
обыкновенна с каждым днем.»

Любимая, ты воплощаешь
мои фантазии собой,
во мне чудесно открываешь
восторг, не пережитый мной.
Пусть это сон, пусть заблужденье,
но просыпаться нету сил.
Свою мечту и наважденье
придумал я и полюбил..

* * * * *
Французский шансон.
Где шемяще похожи
Мелодии счастья и сон.
О Франция, ты нас свободой тревожишь.
Зовёт воскрешающий акордеон.

Зовёт с Белой гривой,
С Фанфаном-Тюльпаном,
Каскадами Жана Маре.
С Пиаф и Бурвилем,
И с Трентеньяном,
Где шарик живой в вышине.
О Франция, нашей души возвышенье
Через суконность границ
Ты нас научила
Тончайшим спряженьям
Любви,
где страстью владел
романтизм.

* * * * *
Вновь земля родная под крылом.
Вновь меня в Россию занесло.
С детства так знакомый старый дом.
Помню материнское тепло.
Здесь мои и беды, и успех,
Слёзы, мука и счастливый смех.
Здесь неразбериха и беда,
но привязан я к России навсегда.
Боль людей - моя большая боль.
Я один из них и не король.

Чувствую души их глубину.
Узнаю родную сторону.
Вновь земля родная под крылом,
В каждой точке мне родимый дом
Добрых душ ведь больше чем плохих.
Прилетаю, чтоб увидеть их.

1991

С чёрного обрыва

Словно чёрной ночью,
с черного обрыва
в неизвестность, вниз
бросился. Куда?

В черной глубине
черная вода.
Гибельная пропасть.
Боль нарыва.
Страшно перейти
чрез «не могу»,
но сознание диктует:

«Бросься!.... Надо!»
Потому что сдохнешь
в замкнутом кругу
невозможностей.

Так лучше пробуй.
Падай.
Лучше в неизвестность,
словно в смерть.
Что за этим?
Есть ли возрожденье?

Надо! Научись хотеть и сметь.
Цели постигаются стремленьем.
Холодею,..... душит переход.
Пусть дорога новое находит,
пусть меня сжигает мой полёт -
Человек рождается,
когда уходит...

1985 Белград


* * * * *

Мне дороги Руси поля и реки,
Цветы, коровы, избы на холмах.
Средь них я вырос и во мне на веки
они со мной и на яву и в снах...
Здесь дома в Малибу, в горах.

Беседовала Ирина Майорова
https://7days.ru/