Истории, которые разошлось в качестве баек, притч, анекдотов.
«Нет у меня для Вас других писателей!» – сказал товарищ Сталин.
Об отношении Сталина к писателям, поэтам, артистам, музыкантам, всем тем, кого именовали творческими личностями, написано много, но ещё больше историй разошлось в качестве баек, притч, анекдотов. Некоторые из них злые, некоторые смешные, но в целом они передают и характер вождя, и отношение его к интеллигенции, и восприятие этой интеллигенцией личности Сталина.
Председатель Комитета по делам искусств Храпченко, чтобы показать вождю, как мучается он с этими писателями, поэтами и прочими «творческими личностями», стал докладывать, какие они склочники, завистники, как постоянно чего-то требуют, как всем недовольны, на что Сталин отчеканил:
– Идите и работайте, нет у меня для Вас других писателей!

Сталин любил после приёмов в Кремле устраивать небольшой концерт известных артистов, очень нравился ему певец Марк Рейзен, но после начала борьбы с «безродными космополитами», под которыми подразумевались евреи, директор Большого театра на всякий случай уволил Рейзена. На следующий концерт в Кремль Рейзен ехать отказался – Сталин, удивлённый, позвонил ему сам, узнал, в чём дело, и вызвал и директора, и артиста, показал директору пальцем на Рейзена и произнёс:
– Это народный артист СССР, солист Государственного академического Большого театра Союза ССР Марк Осипович Рейзен. Повтори.
Бедный директор испуганно повторил.
Сталин сказал:
– Теперь правильно. А ты кто такой?
– Я… я директор Большого театра, — растерянно ответил тот.
Сталин покачал головой:
– Нэправильно. Ты – гамно. Повтори.
Михалков и его соавтор Эль-Регистан работали над гимном СССР под прямым руководством Сталина, поэтому, когда кто-то Михалкову заявил, что слова-то не очень, поэт ответил:
– Очень или не очень – а слушать будете стоя!
Особое отношение у Сталина было к Фадееву. Однажды он вызвал писателя к себе, но доложили, что нигде найти не могут. Наконец Фадеев появился, Сталин поинтересовался, где секретарь союза писателей пропадал, и тот откровенно ответил:
– Был в запое!
– И сколько дней у Вас такое продолжается?
– Дней десять-двенадцать.
– А не могли бы Вы по-большевистски сократить до двух-трёх?
Фадеев задумался и ответил:
– Трудно, товарищ Сталин, не уложусь.
Фадеев поссорился с Авербахом, считавшим единственно правильной непримиримую позицию по отношению к писателям – не членам партии. Сталин на одной из встреч обратился к ним:
– Помиритесь, подайте друг другу руки!
Те неохотно подали руки.
– А теперь обнимитесь!
Так же нехотя они обнялись.
– И тогда уж и поцелуйтесь для полного мира!
Они поцеловались. Сталин отвернулся и сказал:
– Эх, Фадеев! Слабый человек!

Директор Большого театра В. Федоров, В. Молотов, В. Владимиров, К. Тренев, М. Горький, И. Сталин, Е. Пешкова, В. Масалитинова и др. в кабинете директора Малого театра. Москва. 1928
Сталин распорядился дать в «Правде» остро критическую статью о романе Фадеева «Молодая гвардия». Общий смысл критики был в том, что роман никак не отразил руководящую и направляющую роль партии в борьбе молодёжи против фашистов. Фадеев принял критику как руководство, начал работу над новым вариантом романа. Когда кто-то из друзей спросил, чем занят сейчас писатель, Фадеев ответил:
– Сижу в Переделкине, переделываю молодую гвардию в старую!
Возможно, именно про Фадеева Михаил Михайлович Зощенко сказал однажды, что так называемые хорошие люди хороши только в хорошие времена. В плохие времена они становятся плохими, а в ужасные времена они – ужасны.
В стране любили Ворошилова: простой, понятный, из народа, ходит в шинели, заботится об армии. Возник термин «ворошиловский залп», вручали почётный знак «Ворошиловский стрелок», звучали песни: «Климу Ворошилову письмо я написал», «С нами Ворошилов, первый красный офицер». И появлялся он каждый год на парадах, верхом, подтянутый, энергичный, и было это своеобразным символом стабильности – кто-то из поэтов ласково срифмовал: «Все нормально, все в порядке — Ворошилов на лошадке».
На каком-то правительственном приеме известный актёр Василий Иванович Качалов, слегка подвыпив, прочел несколько басен, сочиненных Эрдманом и Массом.
Вороне где-то Бог послал кусочек сыра…
— Но Бога нет! — Не будь придира:
Ведь нет и сыра.
Раз ГПУ, придя к Эзопу,
Схватило старика за …опу.
Смысл этой басни прост и ясен:
Не надо басен!
«Вожди» возмутились. И Эрдман оказался в ссылке. Качалов страшно каялся, посылал Эрдману деньги, тёплые вещи, продукты, просил прощения.
А в целом советские писатели не бедствовали: им полагалась особая, увеличенная норма жилой площади – для творчества, бесплатные поездки по стране – для проникновения в гущу советской жизни, санатории, дома творчества – для создания шедевров, и, конечно же, особые нормы снабжения продуктами, поскольку это только в творчестве некоторых авторов Дзена в 30-е годы по стране текли молочные реки в кисельных берегах. А писатели ходили и ездили в спецмагазины.
Какой-то остроумный (а может, желчный, лишённый льгот писатель не первого ранга) разделил всех пользователей спецраспределителя на группы: за пайками ходили, чтобы не отрывать писателей от творчества, «жописы» – жёны писателей, или сыновья – «сыписы», а также дочери писателей, соответственно, «дописы», а мужья писательских дочерей именовались «мудописы».
На столе поэта Владимира Луговского стояла фотография молодой, элегантной Анны Ахматовой. После разгромного постановления ЦК, где Ахматову назвали «полумонахиней, полублудницей», а её стихи – поэзией «взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельней», жена Луговского «от греха подальще» убрала портрет Ахматовой и на его место поставила изображение одной из химер собора Парижской Богоматери.
Михаил Аркадьевич Светлов, увидев перемену, задумчиво произнёс:
– Как за эти годы изменилась Анна Андреевна!
Естественно, что всё творчество советских писателей было проникнуто историческим оптимизмом, именно об этом прочёл на одном из заседаний свой доклад писатель, допустим, Энский. Его внимательно выслушал Михаил Светлов и задумчиво сказал:
– Подумать только! Байрон, лорд, умница, красавец, любимец женщин – и пессимист! Лермонтов, талант, умница, храбрец – и тоже пессимист! А наш Энский, плюгавенький, лысенький, бездарный – и оптимист!