Чтобы как-то исправить создавшееся положение, заняться сержантами поручили Главному управлению боевой подготовки Минобороны. И вот наконец недавно ведомство осмелилось показать результаты своей работы журналистам, среди которых был и спецкор “МК”. 

— Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три — кольцо! Пятьсот четыре, пятьсот пять — купол! — хором твердили курсанты, подвешенные на стапеле, имитирующем парашют. На улице в этот день было минус 25. Несмотря на холод висящие люди уже с полчаса обхватывали себя толстыми варежками, поджимали ноги в коротких валенках, бросали руки в стороны,        обращаясь лицом к небу… При этом они не переставали хором читать свою “молитву” из цифр.  

Рядом занимались те, кто, видимо, уже несколько дальше продвинулся в парашютном деле. Они скользили на стропах по железному желобу сверху вниз, где для страховки их ловили командиры.  

Одним из прилетевших сверху оказался Константин из Иркутска. Он рассказал, что до этого отслужил полтора года в Хабаровском крае в авиационном гарнизоне Перьясловка-2. Здесь, в центре, его будущая специальность — связист — старший техник аппарата канала образования и шифрования.  

— Зачем с такой специальностью прыжки? — спросила я.  

— Мы проходим общевойсковую подготовку в том числе и по программе ВДВ. Я уже 4 раза с парашютом прыгнул. С детства мечтал попасть в ВДВ. 
О ВДВ здесь все говорят с придыханием. Единственный в стране центр подготовки сержантов создали именно на базе десантного училища, хотя официально подчинен он сухопутчикам и сержантов здесь готовят в основном для них. Поговаривают, что и сами десантные войска вскоре сократят и передадут в подчинение главкомату Сухопутных войск в виде сил быстрого реагирования. Так что, возможно, через 2 года и 10 месяцев — к тому времени, как будущие сержанты закончат учебу, — исчезнет даже сама аббревиатура “ВДВ”.  

— Ты слышал, что поначалу некоторые ребята даже президенту жаловались? Они писали, что у вас тут сплошной обман и неразбериха. Сейчас что-то изменилось?  

— Да. Летом тут народ собрали, а что с ним делать, не знали. Программ обучения не было. Но теперь все нормально. Мне даже нравится. 
Неразбериха, похоже, случилась потому, что по плану реформы военного образования три рязанских училища — связи, автомобильное и ВДВ, при котором создавался сержантский центр, — приказано было слить в одно. Пока штаты офицеров резали, все находились в подвешенном состоянии, и до сержантов никому не было дела.

 Теперь ситуация более-менее утряслась. Создан единый вуз, где один из пяти факультетов — центр подготовки сержантов. Название вуза осталось старым — Высшее рязанское воздушно-десантное командное училище, а вот специальности в нем новые.  

— Там, где раньше для ВДВ мы выпускали специалистов многоцелевых гусеничных машин — инженеров по эксплуатации автотранспортной техники, — пояснил мне один грустный подполковник, — теперь по стандартами “нового облика” мы будем готовить специалистов по управлению персоналом с дипломами менеджеров (вторая специальность — “перевод и переводоведение”).  

— Вы шутите? — не поверила я.

— Ничуть.  

— Это ж бред какой-то, сюрреализм: менеджеры ВДВ!  

— У нас говорят: нет задач невыполнимых, есть десантные войска, — поставил точку подполковник и зашагал в сторону плаката, где крупными буквами было написано: “Кто обидит Россию, тот будет иметь дело с ВДВ”.  

— Устаревший плакат, — крикнула я ему вдогонку, — надо написать по-новому: “Кто обидит Россию, тот будет иметь дело с менеджерами ВДВ”.  

Подполковник не обернулся, а один из сержантов засмеялся. Что ж, сержантам можно веселиться, теперь они — надежда армии и любимчики Минобороны. Правда, поначалу планировалось, что их будет в 5 раз больше, но крепкие объятия военного ведомства выдержали не все.  

Ребята рассказали, что в рязанский центр собирались набрать 1700 курсантов. Для этого по всей стране и в войсках, и через военкоматы отобрали 9000 желающих. Чтобы выполнить план набора, им обещали золотые горы: и собственное жилье, и большие деньги, и службу исключительно в десантных войсках… На это клюнули многие.  

Правда, большинство отсеялось сразу же на местах: кто-то оказался не годен по здоровью, кто-то — по уровню знаний. Затем тех, кто попал в кандидаты не с “гражданки”, а из войск, по приказу министра обороны вернули обратно — из частей пошло много жалоб, что забрали лучших. В результате из 9000 человек на экзамены в Рязань прибыло лишь 2700. Из них после экзаменов по математике, русскому и физподготовке осталось всего 239. Зато после такого отбора про них уж точно можно сказать, что это — лучшие.  

— Нас, брянских, из 20 человек поступили только трое, — рассказывает Анатолий Соколов. — Брянский военком Игорь Геннадьевич часто звонит мне, интересуется нашими успехами. До этого я срочную служил 2 года в учебном центре ВДВ в Омске. Потом еще 5 лет работал на гражданке дальнобойщиком. Но мне всегда хотелось в армию. И вот когда вдруг позвонили из военкомата с предложением поехать в Рязань, мы с женой сели, подумали и решили: у нас с работой плохо, а в армии порядок, стабильность, да и деньги хорошие предлагают… Правда, поначалу действительно была неразбериха: никто толком не знал, где с нами должны заключать контракт. Были такие, кто его подписал уже в военкомате. Им сразу выплатили тысяч по восемь. А были такие, с кем заключили контракт лишь недавно, уже здесь.  

— С тобой заключили сразу?  

— Нет. Нас из Брянска сначала отправили в Таманскую дивизию, сказали, что будем подписывать там. Мы в Подмосковье прожили две недели, несколько раз сдавали физподготовку…  

— Зачем несколько раз?  

— Сначала начфизу Тамани. Потом приехали офицеры из ВДВ. Они не поверили нашим результатам, посчитали их завышенными. Пересдали им. Потом нас отправили в Рязань, но контракт так и не заключили.

  
— Интересно, как же военные финансисты отчитывались за проживание в части гражданских людей, за их переезды с места на место? И на что все это время жил ты и твоя семья?  

— Насчет финансистов не знаю, а мне родители помогали. Жена Светлана и трехлетний сын у меня в Брянске. Я их почти 3 месяца не видел: 2 месяца поступал, а теперь прыжки, подготовка…  

— И много будешь получать?  

— Точно не знаю. Но с 1 января нам за выполнение прыжков добавили по 2 тысячи, и тогда, говорят, троечники получат по 10 тысяч, хорошисты — 17, отличники — по 22 тысячи, а по окончании учебы мы вообще будем иметь не менее 35 тысяч.  

— Семью собираешься сюда привезти?  

— В январе, думаю… Попробуем снимать квартиру.  

— Ее Минобороны будет оплачивать?  

— Нет. Этого не обещали.  

Считается, видимо, что сержанты — люди высокооплачиваемые и могут себе позволить снять жилье. Однокомнатная квартира в Рязани стоит 7 тысяч, “двушка” — 10—11 тысяч. Еще и на жизнь немного останется. Обычные курсанты, которые тоже живут в казармах и через пять лет выйдут из училища то ли менеджерами, то ли офицерами, не могут себе такого позволить. Они получают по 4,5—6 тысяч, а преподаватель-полковник — 22—25, почти столько же, сколько сержант-отличник, который по выпуску будет иметь больше этого полковника.  

Ребята-сержанты прекрасно осознают свое материальное преимущество и стараются не жаловаться на быт. Хотя по секрету они все же признались, что казармы на 120—140 человек их не радуют. Неплохо было бы жить в кубриках на 3—4 человека и иметь душевые кабинки с горячей водой. Ведь им приходится много заниматься спортом, а постоянные тренировки и баня раз в неделю плохо совместимы.  

Но в целом курсанты-сержанты уверены: им крупно повезло, и свою будущую профессию они считают чуть ли не самой перспективной. А все те, кто поначалу куда-то там жаловался, это просто хлюпики и слюнтяи.  

— Тех, кто на гражданке долго проработал и привык сидеть дома пирожки трескать, не отпустила прежняя свободная жизнь, — рассуждает замкомвзвода старшина Александр Поляков. — Были и такие, кто решил, что можно приехать тут водки попить. Но они ошиблись. А большинство все же не выдержало или психологически, или физически. У нас ведь каждый день подъем в 6.00, а когда прыжки, то и в 4.30. Всюду строем: бегом или шагом…  

— Но, с другой стороны, — подхватывает командир отделения Павел Луханин, — рабочий день ровно до 18.00. С 9.00 до 14.30 — занятия: тактика, общевоинские уставы, огневая подготовка, военная топография…  

— Не только, — перебивает Александр, — еще история, русский, математика, физика… Здесь подготовка будет на уровне института, — гордо сообщает он.  

— Ну да, — соглашается Павел, — затем 14.20—14.50 — обед, самоподготовка, и в 18.00 ты уже свободный человек. Можешь идти куда хочешь: в город, в кино, к друзьям…  

— Это самое перспективное училище, — словно настоящий замполит убеждает меня Александр Поляков. — Здесь готовят разведчиков, связистов, ремонтников… А если захочешь стать офицером, ушел на год в войска, а потом снова сюда: 1,5—2 года, и ты лейтенант.  

— Это вы далеко планируете, — остудила я пыл собеседников, — а если глянуть поближе: что для вас будет главным, когда придете в войска?  

— Главное, убрать из армии солдафонство, пошлость, — не задумываясь ответил Александр. — Нельзя орать на солдата. Надо видеть в нем человека. Пусть хоть 10 раз ему придется что-то повторять, терпения все равно должно хватать.  

— А еще практика должна быть на высшем уровне, — подхватывает Павел Луханин, — чтоб на полигон для стрельбы выдавали не по 3—4 патрона. Связь чтоб была современной и не приходилось таскать за спиной по 30 кг. Да много что еще важно… Нам вот тут часто рассказывают про наших американских коллег — сержантов. Иногда, бывает, слушаешь — и завидно. А я вот, думаю, главное — это если бы мы сумеем сделать так, чтоб не мы, а они нам завидовали.  

…Слушая рассуждения этих мальчиков, я думала: не знаю, как там американские сержанты, но их командиры уже сейчас могут позавидовать нашим. Вряд ли их подчиненные смогли бы так же безропотно выдержать всю эту неразбериху с набором, многомесячные повторные экзамены, казарму размером с полковую конюшню, неустроенный быт и четырехмесячное безденежье. Они наверняка стали бы судиться с Пентагоном или трубить на весь мир о нарушении прав человека. Только наши могут все это стерпеть, считая при том, что им крупно повезло. Что ж, возможно, только люди с такой выдержкой и самообладанием смогут добавить по-настоящему яркие штрихи в блеклую и все еще безрадостную картинку “нового облика” нашей армии.