ДМИТРИЙ БЫКОВ НА ЖУРФАКЕ

Писатель навестил журфак Московского университета, где рассказал о специфике журналистских расследований в России, рукопашном бое, стихотворении «Кинологическое» и искоренении страха.

 

Кинологическое         


Новый слух из компьютера вытек, облетел интернет в полчаса: знаменитый российский политик озаботился кличкой для пса



Получил он овчарку-болгарку, симпатичную, полную сил, но название выбрать подарку добрых подданных он попросил. Гордый Запад презрительно лает: демократии нам не дано! Губернаторов, мэров, парламент выбирать мы не можем давно, но имеем, подумавши здраво и других послаблений не ждя, несравнимо важнейшее право — озаглавить собаку вождя. Этот выбор прозрачен и равен, и важнее других двадцати — ибо как мы ее озаглавим, так она себя станет вести. Я, наверное, даже ревную: хоть разбейся страна моя вся, настроенье его напрямую будет больше зависеть от пса. Как мы с вами хвостом ни виляем, как ни лижем хозяйскую дверь — мы почти ни на что не влияем, а собака влиятельный зверь. Даже тот, кто котлеты ей рубит, водит в парк, cetera-cetera… Дело в том, что собаку он любит. И кита. И еще осетра. И простите меня, забияку, — я не требую доли иной: посмотрите на эту собаку и сравните ее со страной.

Вот и думай, мыслитель-дубина: есть собака, рыжа и бела, — как назвать, чтобы крепко любила, и верна, и довольна была? В блогах пишут: когда она сука (как и та, что имелась досель), — есть идея назвать ее Юка, или Юкосом, если кобель. Хвост отсечь, чтоб ходила бесхвосто, или груз привязать на конце б; ощущая свое превосходство, посадить ее в клетку, на цепь… Безусловно, она виновата: и порода, и норов, и стать. Но ее ведь придется когда-то, извините меня, выпускать? Как учил Ориген Диамантий, нет рецептов на все времена; и притом ни малейших гарантий, что собака вам будет верна.

Каждый помнит стишок без финала  — про собаку, попа и про снедь, так что есть оснований немало обозвать ее просто «Транснефть». Это бренд перспективный, реальный, безоглядной успешности знак — раскрутил ее Леша Навальный, но в Кремле ее знали и так. У собаки появится масса, что всегда украшает зверье, а коль съест она лишнего мяса — поощрите медалью ее; приучите к печенью, к варенью — для хорошей собаки не жаль, — но гарантий любви, к сожаленью, не дают ни жратва, ни медаль.

Что еще предложить бы, родимый, чтоб попасть, извините, в струю? Любопытно назвать ее Димой. В чью бы честь? — да хотя бы в мою. Раз уж в тему мы так углубились, я, ей-богу, почел бы за честь, — но зачем вам домашний любимец с тем же именем, раз уже есть? Для чего его вешать на шею, где и так уж питомец один (нет, себя я в виду не имею — в этом мире достаточно Дим). И потом, назовешь ее эдак — и уже не спасешься, увы, от кудахтанья местных наседок: кто хозяин — она или вы? Кстати, жизнь нас уже убедила, что животные нашей страны, наделенные именем Дима, тоже в общем не слишком верны.

Утомленный вечернею грустью и томясь непонятной виной, предложу я назвать ее Русью, или, если хотите, Страной. Дрессируйте при помощи «фаса», ибо враг на родном рубеже; не давайте достаточно мяса, отбирайте и то, что уже; хорошо и побить (не до смерти), приучив ее к твердой руке. Чаще врите. Самой ей не верьте, на коротком держа поводке. О расплате оставьте тревогу: стоит только назвать ее Русь, как она вас полюбит, ей-богу. Объяснить этот факт не берусь. Сразу будете, как за стеною, в нашем общем щелястом дому. Решено: назовите Страною.

А для краткости можно — Муму.

Дмитрий Быков

21.11.2010

Вообще я журналистскими расследованиями почти не занимаюсь. По-моему, это самый безнадежный жанр. Жанр, где ваши расследования невозможно отличить от «слива», который вам так или иначе впаривают. Имеет смысл смотреть, что стоит за событием, чтобы постигать его метафизическую подкладку. А смотреть, кто конкретно кого убил, по-моему, довольно бесперспективно. В России есть один гениальный журналист-расследователь. Это Юлия Латынина, которая всегда четко знает, кто в чем виноват и чьи финансовые интересы задействованы, но, к сожалению, большинство расследований грешат именно отсутствием такой метафизики. Мы прекрасно с вами понимаем, что на месте исполнителя мог бы быть любой. Вот мне и кажется, что журналистское расследование – это жанр, который прекратится. Скажем, сейчас два главных происшествия: нападение на Кашина и убийство в Кущевской. 4 ноября в кубанской станице Кущевская в доме местного частного предпринимателя были убиты 12 человек. Преступники убили всех находившихся в доме людей, а потом пытались поджечь здание. Одной из жертв на момент убийства едва исполнилось 9 месяцев. Большинство людей, по словам экспертов, скончались от колото-резаных ран, еще один человек был задушен, а еще один скончался от отравления угарным газом. Чтобы замести следы, преступники подожгли дом сразу в трех местах Насколько я знаю от Кашина – а дружу с ним довольно давно – большого прогресса в расследовании его дела нет. В расследовании в Кущевской взяты уже все главные исполнители. Думаю, что ни в том, ни в другом случае взятие конкретных исполнителей не подвинет нас к разгадке проблемы. Единственная проблема в станице Кущевской заключалась не в том, что шестеро людей (как теперь выясняется) взяли и убили 12 человек, а в том, что все соседи знали о происходящем в доме. Никто из них не вышел и не позвонил в милицию, не говоря уж о том, чтобы попытаться вмешаться. Когда у них попросили материалы видеокамер, они не дали (а там богатые живут, у всех есть видеокамера, глядящая, в том числе, на соседский двор). Вот здесь проблема гнездится. То есть проблема не в том, кто виноват, а в том, кто позволил, допустил, недосмотрел. Поэтому мне гораздо интереснее заниматься расследованиями чужих удачных биографий, писать книжки художественные. Прошло то поверхностное время начала 90-х, когда казалось, что мы назовем конкретных виновников, и истина воссияет. Она не воссияет. Даже больше того, вечное российское желание найти крайнего, в сущности, означает желание откупиться. И журналистское расследование должно наводить не на конкретных людей, а на огромный гнойник, на системную причину.

Расследование возникает не тогда, когда есть факт убийства или факт массового грабежа. Расследование может базироваться на любом абсурде, на любом идиотизме русской жизни. Возьмем историю с ларьками. Её тоже стоит расследовать. Собянин не отдавал распоряжения рушить ларьки: он не самоубийца. Он поступил проще. Надо избавиться от пробок в Москве – нужны дороги. В Москве ларьки совершенно не мешают дорогам, но он увидел несколько ларьков, и ему, как некомпетентному руководителю, надо обозначить свою крутизну – он снимает двух префектов. За что? Он снимает их за то, что они в нужный момент не оказались на рабочем месте и не объяснили ему, зачем нужны ларьки возле метро. А они там необходимы! Это место встреч, где человек может и затовариться, купить девушке цветок, обменяться новостями, в конце концов, пожрать шаурмы. Теперь он там этого сделать не может. При ближайшем рассмотрении оказывается, что не только письменного распоряжения о сносе ларьков не было, но не было даже его и устно. Просто было увольнение двух префектов, и пошла череда таких спецэффектов. Когда мы это расследуем, мы можем выйти на конкретного исполнителя. Прибавит нам что-нибудь такая информация? Нет! Мы должны выйти на корень явления. На ситуацию, когда человек, никогда в жизни мегаполисом не руководивший, оказывается его руководителем и должен как-то позиционировать себя. Я бы хотел увести расследование от той провинциальной точки зрения, что в конце кто-то должен быть наказан.

Девушки и журналистика

Я сейчас веду в МГИМО большой семинар по журналистике, там у нас тоже было занятие по расследованиям. Девчонки все гордо сказали, что они имеют преимущество и больше возможностей для поиска информации. В каждом американском фильме обязательно есть героиня-журналистка, которая, сидя верхом на генерале ЦРУ, вытаскивает из него какую-то редкую информацию. Это очень, как вы понимаете, неверно. И вообще, журналистское расследование – жанр не женский. Как у Куприна в «Суламифи» говорится о мелочной мудрости женщины. Вот эта мелочная мудрость, она позволяет увидеть конкретного виновника, но мешает увидеть явление в целом. Поэтому расследования Юлии Латыниной так увлекательны и так недостаточны. Тем не менее, я всегда приветствую тех отважных девушек, которым непременно хочется оседлать злодея.

Влиять на власть бесполезно

Возможна ли реакция на неадресную критику? Возможна. Если вы выявляете тенденцию, вы влияете не на власть (а влиять на власть в порядке расследования совершенно бесполезно), но влияете на читателя. Что сейчас нужно делать? Менять окончательно отделившуюся от власти, где-то там болтающуюся страну – пытаться реформировать власть не нужно, пытаться играть в её игры не нужно. Ведь честный воин, живущий по уставу, гораздо быстрее получит себе пулю в лоб, потому что этот устав так написан. Вот почему Навальный тот же обращается не к власти, а к стране. Разоблачать подонков, где подонки все, бессмысленно.

Самое страшное – это страх

Я стараюсь писать о действительности так, как будто её нет. Это самый надежный способ её изменить. Пишу о том, что меня занимает. О том, что мне кажется наиболее нетерпимым и отвратительным. Надо менять действительность, главным образом, интонационно. Как было сказано у Булгакова, самым страшным пороком является страх. Я тоже так считаю, ведь страх – это вещь, которая разъедает душу, делает её прокаженной. И тут самое полезное себя спросить: « А чего мы боимся?» Ну, я и пытаюсь показывать, что это смешно, когда боишься, что мы отвратительно выглядим, когда боимся. Думаю, что какими-то стишками и книжками прозаическими я делаю все-таки гораздо больше, чем журналистикой. Журналистика – это такой дворник, а проза – это такой мэр. От дворника, может, и больше пользы, но мэр все равно главнее. Поэтому я вас хочу призвать к литературе.


О самообороне

На журфаке МГУ недавно окрыли секцию рукопашного боя. Быков высказался по поводу того, поможет ли это будущим журналистам.

Кашин – человек не слабый. Он дрался довольно часто и чаще всего успешно, если это не было неожиданно. Он все-таки из Калининграда, он прошел школу юнг, он моряк и здоровый парень. Но никакая секции рукопашного боя вас не спасет. Или надо ходить с битами, что обременительно. Если вы с битой придете на интервью, вас неправильно поймут. Секция рукопашного боя – приятное, полезное времяпрепровождение, но как это вам поможет, я не знаю. Тут нужно что-то другое: обезоруживающе улыбнуться, сказать глупость, не ходить в одиночку, кстати. Вот это самое, наверное, надежное. Или – что правильно – надо научиться хорошо шифроваться. Не говорить по мобильному, куда ты идешь, смотреть во двор, не стоит ли там кто с цветами… В общем, посматривать. Самый полезный совет, который я могу вам дать. Хотя меня тоже как-то подкараулили, и все мое подсматривание никак не помогло. А помогло то, что рядом шли прохожие. И то, что очень крепкая голова. Как сказал врач, голова оказалась «удивительной твердости». Значит, имейте крепкую голову, больше кальция, ребята!

Записала Аня Радаева
.