Новые (и непременно широкие) планы освоения природных ресурсов Арктики озвучивают далеко не все «географически арктические» страны. Казалось бы, самым северным из них, тем, чья территория целиком располагается в арктической зоне, громче всех и пристало рассуждать об «объективной необходимости вовлекать богатства арктического шельфа в экономически оправданный процесс комплексного извлечения уникальных ресурсов, прежде всего углеводородов, организованный в интересах всего человечества». Однако и со стороны Исландии, и со стороны Гренландии не слышно горячих благодарностей в адрес транснациональных и национальных компаний, собирающихся откупорить выдержанную нефть из погребов шельфа Северного Ледовитого. Скорее, раздаётся опасливое молчание. Дело, наверное, в том, что и исландцы, и эскимосы опасаются любого разрушения тех природных сообществ, в которых живут веками. Они кормятся от живой арктической природы – прежде всего от моря. Они любуются льдом и волнами, как японец сакурой. Арктика представляет для жителей Арктики ценность, не измеримую в баррелях «Urals». Им некуда будет уйти из разрушенного ради быстрых денег региона.
Пятая часть территории России расположена за Полярным кругом. Десятки народов страны, включая самый многочисленный - русских – коренные жители арктических территорий . Значительная часть биологического разнообразия российской природы сосредоточена в Заполярье и практически не изучена.
Что же лучше – семь раз отмерить или один раз отрезать? «Бережное отношение к природе Арктики необходимо и для России, и для всего человечества. Консервация арктических ресурсов может оказаться оправданной не только этически, но и экономически», - считает Алексей Зименко, бессменный руководитель Центра охраны дикой природы. ЦОДП – ровесник нашей нынешней Родины. Все 15 лет Центр - один из лидеров непопулярного, надоедливого, постоянно противоречащего весомым государственным и частным интересам сектора - природоохранного движения России.
Беседуют Андрей БЕЛКОВСКИЙ (АБ) и Алексей ЗИМЕНКО (АЗ)


А.Б. – Про выгоды, которые вроде как несёт прирастание ВВП российского богатствами арктического шельфа, говорят и пишут много. Хорошо известен и печальный отечественный (впрочем, и мировой) опыт вмешательства в экологические системы. Не несут в себе угрозу стабильному развитию планеты глобальные планы освоения Арктики?
А.З. – Вопросы природного равновесия в Арктике очень мало изучены. Ты понимаешь, что динамика циркумполярных гляциалов или сукцессия холодных аридных полупустынь – малознакомые большинству читателей дебри и углубляться в них, наверное, не нужно. Вряд ли это интересно не специалистам.
А.Б. - Просто специалисты редко объясняют так, чтобы людям было понятно явление, суть происходящего с природой на Севере.
А.З. – Когда говорят об освоении арктического шельфа, речь прежде всего идёт об освоении Штокмановского месторождения углеводородов. Причина понятна. Это – самая близкая по времени возможность получить из Арктики «живые» деньги. К тому же европейский участок Арктики в сознании жителей европейских столиц расположен ближе, чем шельф Чукотского моря или Аляски. Хотя перспективные планы шельфовой добычи распространяются на всё Приполярье. Северо-восточные проекты не привлекают внимания общественности, потому что кажутся далёкими. Их сроки исполнения – 2050 год, 2030 год. Однако коль скоро мы говорим о глобальных проектах, с большим сроком жизни и гигантским событийным шлейфом, целесообразно заранее прогнозировать риски их выполнения. Главный риск в том, что арктические территории и акватории совсем не похожи на другие участки Земли. Поэтому неоткуда взяться опыту хозяйственной деятельности в похожих условиях.
А.Б. – В чём же коренные отличия арктических биосистем?
 

 

А.З. – Точнее говорить о биогеоценозах, потому что природные системы – такая же часть планеты, как геологические породы и воздушные массы. В Арктике холодный климат, из-за этого очень медленно идёт большинство химических и биохимических процессов как в живой, так и в неживой природе. Крайне неравномерно сюда поступает и основной источник жизни – солнечная энергия, потому что до полугода длится полярная ночь. Добавьте сюда засушливость большинства территорий, покрытые ледовым панцирем холодные моря, тонкие скудные редкие почвы, подстилаемые вечной мерзлотой, и станет понятно: жизнь в Арктике развивается на достаточно негостеприимном субстрате. Он, к тому же, сейчас быстро разрушается. Последствия глобального изменения климата именно в Приполярье очень заметны. Там, где все природные системы в нормальном состоянии медлительны, инерционны, быстрые климатические перемены сказываются губительнее всего.
А.Б. - То есть наряду с глобальными климатическими процессами, за которыми мировое сообщество намерено пристально следить, в Арктике идут незаметные и более быстрые региональные процессы изменения природной среды?
А.З. – Да. Они менее заметны, но, тем не менее, именно изменения в Арктике могут дать самые тяжёлые последствия для всего Северного полушария. Уменьшение ледниковых щитов, общее таяние льдов и непредсказуемое поведение оставшихся ледовых полей, непредсказуемое поведение изменившихся морских и воздушных течений меняют температуру, влажность, всерьёз меняет среду обитания и морских организмов, и организмов побережья. То есть как раз того звена природной цепи, в котором находится животное Homo sapiens. Поскольку мы – вид, занимающий всю Землю, наивно верить в то, что воздействие на одну часть ареала человечества не ощутят на всей остальной территории.
Логика очень прозрачна. Раз на Арктику за счёт изменения климата уже оказывается мощнейшее воздействие, которое передаётся на всю территорию проживания человечества, нужно прежде всего думать о том, как попытаться не увеличивать антропогенные разрушения в будущем. Тогда сохранится хотя бы надежда, что потом, когда-нибудь мы сможем уменьшить последствия разрушения нашей среды обитания.
А.Б. – Неужели есть какие-то наглядные примеры деградации Арктики? Она же такая большая, безлюдная, практически без промышленности?
А.З. – Уже сейчас изменения, произошедшие в Аркитке из-за хозяйственной деятельности человека, очевидны и наглядны. Например, состояние популяции моржей на востоке России сегодня – глубокая депрессия. Тихоокеанский подвид потихонечку начал вымирать. Судя по всему, ухудшились кормовые условия, за счёт даяния льдов у моржей (как и у многих других тюленей) стало меньше места для отдыха во время периода их пребывания вне лежбищ – углитов. А для моржей наличие мест для отдыха принципиально. Судя по всему, аналогичная ситуация ожидает гренландского тюленя. Тревожные процессы происходят с белым медведем. У него меняются миграционные маршруты – сплошных ледовых полей, по которым он привык бродить и кормиться, становится всё меньше. В некоторых местах поэтому он вынужден выходить на берег, в места, населенный людьми. Разумеется, тут же учащаются конфликты с человеком, и медведь подпадает под дополнительный пресс как опасное животное.
Крупные, заметные виды млекопитающих – это индикаторы, которые первыми бросаются в глаза. Такими видами занимается гораздо больше людей, чем, допустим, морскими козочками или офиурами. Процессы, происходящие в слабо исследованной фауне морей Северного Ледовитого океана, практически не отслеживаются. Насколько я знаю, совершенно неизвестно, что ж происходит в самом океане. Даже мониторинг таких удобных индикаторов благополучия и неблагополучия среды, как птицы, налажен очень слабо. Невооружённым глазом легко заметить глобальные по площади распространения и по последствиям процессы. Например то, что Чукотское побережье съедено морем за последние пять-семь лет на 300 метров. Почему съедается берег? Потому что раньше он был защищен льдами, а сейчас льды сократились и арктические пляжи съедает прибой. Вместе, кстати, с огромным количеством мест обитания животных, растений, с неоткрытыми памятниками истории и культуры человечества. Вечная мерзлота в тех местах, где она летом оттаивала на полметра, оттаивает на два метра. Если мерзлота начнёт оттаивать ещё на пару метров, боюсь, посыплются все города, атомные электростанции. Про местообитания живых существ даже не говорю. А наша Восточная Сибирь вполовину стоит на мерзлотных грунтах. Атлантическое Заполярье – тоже. Это как бы не треть России. Предсказать, как изменится геологическая, гидрологическая, биологическая ситуация в результате такого таяния, сегодня не способен никто. Зато очевидно, что деградация Арктики – результат неумного природопользования как минимум во всём Северном полушарии.
А.Б- Если даже отдалённая территориально деятельность человека ведёт к такой быстрой деградации Заполярья и Приполярья, а то результаты хозяйственного освоения шельфа могут быть ещё печальнее. По логике, лучше не трогать Арктику, пока мы не выучимся достоверно понимать результаты вмешательства в арктическую природу?
А.З.- Наверное, это единственное разумное поведение человека. Раз нет надёжных прогнозов, то должна быть презумпция опасности. И практика человечества об этом свидетельствует. Пока что все крупные проекты, результаты которых было невозможно по тем или иным причинам просчитать на длительный срок с экологической точки зрения, оканчивались очень неприятными последствиями. Даже катастрофическими, если вспомнить нефтедобычу в достаточно мягких условиях Аляски. Моря, покрытые льдом, всегда были проблемой для любой хозяйственной деятельности (кроме морского и ледового зверобойного промысла, который вели эскимосы, поморы, чукчи и кереки. Технологии нефтедобычи в местах, окруженных разного рода льдами, очень слабые. По крайней мере, в России они не освоены. Норвежские нефтяники не сталкиваются со сплошными покровными льдами. В некоторой степени ледовую нефтедобычу освоили на Аляске. Технология разработки месторождений во льдах на порядок сложнее, чем в любом другом месте. Учти - это не мелкий шельф, а большие глубины. Так что даже разведка нефти в арктическом шельфе трудна и опасна. Самое непонятное – как ликвидировать последствия аварий на нефтепромыслах, если они, не дай Бог, случатся. Никто не знает, как собирать аварийные разливы нефти в ледовых условиях.
А.Б.- Конечно, если вспомнить, что не справились с небольшим разливом мазута в мелководном, крошечном по площади Керченском проливе, то про аварию в Арктике думать страшно.
А.З.- Трагедия в Керченском проливе стала, на мой взгляд, результатом полной безответственности всех участвовавших сторон. Примеры более ответственного отношения к нефтедобыче и транспортировке нефти в мире существуют. Их мало, но они есть. Однако в Арктике тех компетенций, которыми располагают даже самые компетентные нефтедобытчики, может оказаться недостаточно. Для арктических морей даже одноразовый, даже одноразовый разлив – это катастрофа. В арктических морях непонятно, как собирать разлившуюся нефть – боны под лёд не запустишь. Естественная переработка углеводородов в холодном климате чрезвычайно замедлена. Значит, разлившаяся нефть долго будет «гулять» в заполярной экосистеме. Соответственно, влияние на экосистему будет многократным по сравнению с тёплыми водами. А это значит, что пострадает вся экологическая цепочка, в том числе те её звенья, от которых зависит жизнь северных регионов, городов, людей, рыба, все морепродукты. Тем более, что в Арктике существует непрерывный сплошной перенос водных масс с запада на восток. Фактически загрязнение в любом секторе быстро приведёт к загрязнению всего Северного Ледовитого океана. Это важно понимать, потому что сейчас в Арктике проходит процесс заявки прав, столбления, выделения, присвоения секторов. Но на самом деле Арктика едина, и должна вырабатываться единая политическая и экономическая схема солидарного пользования и солидарного обеспечения безопасности хозяйственной деятельности между Северным полюсом и Полярным кругом. Это относится не только к нефти, но к любому ресурсу, который доступен для многих пользователей. Таковы, например, рыбные запасы Баренцева моря, где ловят разные страны. Если не будет солидарной ответственности за устойчивое развитие и неразрушающее использование ресурсов арктического шельфа, мы моментально столкнёмся с разрушением биоценозов и быстрым исчерпанием ресурсов.
АБ- Насколько я знаю большая часть океанов не слишком продуктивна. Шельф – это наиболее продуктивная зона, шельф невелик по площади, но именно на шельфе воспроизводится большая часть морских биологических ресурсов. Верно я понимаю, что именно эти зоны постоянного воспроизводства пищевых ресурсов подвергаются наибольшей опасности при освоении полезных ископаемых арктических морей?

А.З.- Да, фактически предлагается краткосрочная добыча невоспроизводимых ресурсов на местах, где могут неограниченно пополняться запасы воспроизводимых ресурсов.
А.Б.- Это достаточно порочная, как мне кажется, мысль.
А.З.- Конечно. Для человека или страны важнее определить стратегию на достаточно длительный период времени, не просто придумать. Что бы ухватить за 10-15 лет. Исходя из этого нужно строить логику пути экономического развития. Известный пример: у большевиков был краткосрочный интерес - обеспечить Поволжье вроде бы бесплатной электроэнергией. За выполнение этой задачи заплатили потерей волжских рыбных ресурсов, заливных пастбищ, боровых лесов. И это – наша национальная трагедия. А подобная беда в Арктике будет интернациональной. Арктика имеет общечеловеческое значение – значит, ей нужен международный, надправительственный пригляд. Первая ласточка общечеловеческого подхода к решению глобальных экологических проблем есть – это Киотский протокол. Конечно, он проблемы природоохраны переводит в экономическую плоскость, но так понятнее и политикам, и субъектам экономики. Говоря на языке финансов, можно легко сообразить, кстати, что для стран – хозяев арктических месторождений выигрышной стратегией будет консервирование многих запасов на будущее. Арктика – «мировой холодильник», который не даёт быстро возрастать мировой энергетической энтропии, увеличивает упорядоченность мировой климатической системы, системы живой природы. То есть это природный запас стабильности планеты.
А.Б.- Арктический регион ещё и красив. Это, наверное, и эстетическая сокровищница.
А.З.- Которую мы обязаны сохранить в максимальной полноте. Немногочисленные особо охраняемые природные территории (ООПТ) Арктики большей частью – маленькие участки суши, возвышающиеся над шельфом, и сами шельфовые скаты. Они, конечно, все оказываются в зоне риска – ведь это эталонные участки биосферы. А если эталон нарушить, он перестаёт быть эталоном. Потеря такого рода для человечества в принципе невосполнима. Морские же акватории мало того, что слабо изучены, так вдобавок почти не охраняются. Хоть сколько-нибудь адекватной системы ООПТ в арктических морях просто нет. Её нужно создавать безотлагательно. Эта система реперов состояния природной среды, база для сети экологического мониторинга пригодится и тем компаниям, которые намерены ответственно подходить к освоению богатств арктического региона – им нужно будет определять силу и последствия своих воздействий на природу.
А.Б.- Сравнительные исследования позволяют определить, где развиваются патологические изменения природной среды. Сравнивая изменённые участки Арктики с ООПТ, можно будет понять, что нужно сделать, чтобы изменения минимизировать и ликвидировать.