Заметки о Ярославском мятеже.
В данной статье не ставится цель подробного описания, навязывания мыслей и трактовок. Предоставим слово очевидцам и в процессе будем отмечать интересные моменты. Что бы была понятна логика событий, придется начать описывать подготовку и мятеж в целом. Потом перейдем к последствиям мятежа, и как трактуют мятеж отдельные авторы и СМИ. Синий текст, это цитаты. Начнем-с.
Полковник Перхуров
При возвращении с фронта домой
Невеселую картину застал и дома: больная жена, дочь, лишившаяся места учительницы потому , что у нее отец офицер, и маленький сын, ютящиеся в одной комнате. Полное отсутствие денежных средств и сколько-нибудь ценного имущества….
Примерно в первых числах марта встретился со своим старым знакомым Д.В. Кошелевым, который сказал мне, что в Москву приехал Б.В. Савинков и хочет познакомится со мной, так как затевает какое то дело.
Знакомство меня не привлекало. Эсер, террорист, комиссар в армии при Керенском - все это не располагало в пользу знакомства. Однако через несколько дней, при вторичной встрече с Кошелевым, я решил познакомиться с Савинковым. Он произвел на меня самое отрадное впечатление, как человек в высшей степени разумный, энергичный и решительный, любящий Родину.
За первые две встречи Савинков высказал мне свои взгляды, познакомил с положением дел и набросал мне план намеченной работы.
Сущность высказанного сводилась к следующему.
Немцы перешли в наступление, угрожают Петрограду, продвигаются к Москве. Старая армия распущена , новой силы для противодействия вторжению нет…
Во вторых заключен сепаратный мир, Россия теряет право голоса при заключении мира союзниками после окончательной победы, в неизбежность которой мы твердо верили.
В третьих, оставив союзников без своей поддержки, Россия тем самым оттягивает решительный конец войны и вместе с этим устройство внутри себя, так как немцы, угрожая своим продвижением, путают все карты.
Следовательно, для парализования таких вредных влиянии необходимо создать хотя бы небольшую, но надежную дисциплинированную армию, с которой могли бы и считаться немцы, и союзники. Начало такой армии было положено на Дону, и крайне выгодно создать то же и на севере России, в районе Москвы и Петрограда.
В основу такого формирования должны поступить офицеры и солдаты старой армии, плюс все те элементы из населения, которым дорога честь и прочное благоденствие России и котлорые понимают, что решение о внутреннем устройстве принадлежат всему народу, а не отдельной какой либо партии или какому то одному классу….
Я согласился со всем высказанным и изъявил полную готовность работать в этом направлении…. [1]
Также есть описания жизни офицеров у полковника Гоппера
…В Сызрани я произвел еще маленькую разведку в офицерской среде. Оказалось, что тут осело довольно много (до 500) офицеров, но никакой организации среди них не было. Сравнительная дешевизна съестных продуктов не заставляла очень бедствовать; офицерство — как это бывает в небольшом провинциальном городе, знало друг друга, и в случае надобности их можно было бы соорганизовать очень быстро. Создавать же организацию заранее было далеко не безопасно, так как все, что совершалось в городе, немедленно знал весь город. Эти данные я сообщил в Москву, но ответа не получил, а 1-го или 2-го июня я выехал в Ярославль...
Описание ситуации в Костроме и в самом Ярославле
…В Костроме в это время был один советский полк, но очень слабого состава, так как он был послан на Екатеринбургский фронт, потерпел ужасное поражение от чехов и разбежался. Остатки его, собравшись на другой день после сражения, по своей инициативе выехали поездом обратно в Кострому. Мой приезд в Кострому совпал как раз с возвращением этого полка. Была довольно жалкая и комическая картина. Полк в составе около 150 штыков по прибытии на ст. Кострому не пожелал оставить вагоны, пока ему не привезут фуражек и мундиров, так как храбрые воины растеряли эти вещи на поле сражения. Кроме того, они потребовали на вокзал музыку. Когда все это было исполнено, полк во главе с оркестром музыки торжественно проследовал со станции в казармы….
…Обстановка в Ярославле была следующая. В городе в здании кадетского корпуса был расквартирован один советский полк, в составе 4-х рот, общим числом штыков около 600. Три роты считались малостойкими. И в них были ставленники из организаций, которые утверждали, что эти роты едва ли даже попытаются оказывать сопротивление. Одна же рота, притом самая многочисленная, состояла из мадьяр и считалась стойкой. В центре города, в особняке, был расположен особый коммунистический отряд в двести штыков, считавшийся самой надежной опорой большевиков. Кроме того, был отряд в 30—40 человек конной полиции, который по настроению можно было считать на нашей стороне. Наконец, автопулеметный отряд, состоявший из двух броневиков и пяти пулеметов. Вся команда этого автоотряда — 25 человек — состояла из офицеров, входивших в нашу Ярославскую организацию, а ее начальник — поручик С[упонин] — являлся одним из деятельных членов офицерской организации и одновременно пользовался большим доверием и даже авторитетом в военных делах у большевиков, они приглашали его на все важнейшие заседания и не имели от него почти никаких секретов…. [2]
Март1918 года, Савинков
…в Москве я разыскал тайную монархическую организацию, объединившую человек 800 офицеров, главным образом гвардейских и гренадерских полков. Она возглавлялась несколькими видными общественными деятелями и ставила себе целью подготовить вооруженное восстание в столице. Программа ее не совпадала с программой "Донского гражданского совета". Московская организация определенно отмежевывалась от демократии и мечтала о конституционной монархии в России. Кроме того, впоследствии некоторые из руководителей ее, ослепленные кажущимися успехами немцев во Франции, изменили союзникам и стали доказывать необходимость соглашения с немецким послом в Москве графом Мирбахом. К чести русского офицерства нужно сказать, что эти заигрывания с врагом привели к расколу организации, ибо среди зарегистрированных 800 офицеров едва ли нашлось 60 человек, которые согласились пойти по германофильской дороге.
Ознакомившись с программой и целями указанной выше организации, я решил положить начало тайному обществу для борьбы против большевиков по программе "Донского гражданского совета". Я снова напомню ее. Она заключала четыре пункта: отечество, верность союзникам. Учредительное собрание, земля народу. Я нашел неоцененного Помощника в лице полковника артиллерии Перхурова. Мы начали с ним с того, что отыскали в Москве и объединили всех офицеров и юнкеров, прибывших с Дона и отрезанных, как и я, от Добровольческой армии. Из этого первоначального немногочисленного ядра образовался впоследствии "Союз защиты Родины и свободы"….
….К концу мая мы насчитывали в Москве и в 34 провинциальных городах России до 5500 человек, сформированных по этому образцу, пехоты, артиллерии, кавалерии и саперов. Одновременно с этим наша контрразведка обслуживала германское посольство, Совет Народных Комиссаров, Совет рабочих и солдатских депутатов, Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, большевистский штаб и другие подобные учреждения. Ежедневно мы имели сводку сведений о передвижениях немецких и большевистских войск и о мерах, принимаемых Троцким, Лениным и К-о. Кроме того, мы имели своих агентов на Украине, т. е. в местностях, занятых немецкими войсками…..
….В июне был выработан окончательный план вооруженного выступления.
- Предполагалось в Москве убить Ленина и Троцкого, и для этой цели было установлено за ними обоими наблюдение. Одно время оно давало блестящие результаты. Одно время я беседовал с Лениным через третье лицо, бывавшее у него. Ленин расспрашивал это третье лицо о "Союзе" и обо мне, и я отвечал ему и расспрашивал его об его планах. Не знаю, был ли он так же осторожен в своих ответах, как и я в своих.
Одновременно с уничтожением Ленина и Троцкого предполагалось выступить в Рыбинске и Ярославле, чтобы отрезать Москву от Архангельска, где должен был происходить союзный десант.
Согласно этого плана, союзники, высадившись в Архангельске, могли бы без труда занять Вологду и, опираясь на взятый нами Ярославль, угрожать Москве. Кроме Рыбинска и Ярославля, предполагалось также завладеть Муромом (Владимирской губернии), где была большевистская ставка, и, если возможно, Владимиром на востоке от Москвы и Калугой на юге. Предполагалось также выступить и в Казани. Таким образом, нанеся удар в Москве, предполагалось окружить столицу восставшими городами и, пользуясь поддержкой союзников на севере и чехословаков, взявших только что Самару, на Волге, поставить большевиков в затруднительное в военном смысле положение….
Здесь я сделаю небольшое отступление. В мае, в Москве,
…. выяснилось, что арестовано в Молочном переулке и в других местах в городе до 100 членов "Союза", но выяснилось также, что не арестован ни один из начальников отделов. Полковник Перхуров, Дикгоф-Деренталь, доктор Григорьев, полковник Бреде и другие были целы и невредимы. Это давало полную возможность продолжать дело.
На другой день в большевистских газетах появилось официальное сообщение о том, что "гидра контрреволюции" раздавлена. Появилось также описание моей наружности. Это описание почему-то было перепечатано некоторыми, хотя и не большевистскими, но крайними левыми газетами. После этого Флегонт Клепиков, никогда не покидавший меня, стал носить револьвер не в кармане, а в рукаве, чтобы в случае нужды было удобнее отстреливаться от большевиков. Ему не пришлось стрелять, хотя однажды мы встретились лицом к лицу с комиссаром народного просвещения Луначарским и в другой раз с комиссаром финансов Менжинским. В обоих случаях не мы, а комиссары поспешили скрыться; уклоняясь от каких-либо мер по отношению к нам.
Опасности в таких встречах не было. Полиция на улицах почти, отсутствовала, а сами комиссары, разумеется, никогда не могли бы решиться попытаться нас задержать. [3]
Беспечность власти просто режет глаз. Главный террорист всех времен и народов, спокойно общается с Лениным через третье лицо и встречается лицом к лицу с Менжинским, и Луначарским. Причем министры, на всякий случай поспешают скрыться. Обратим внимание на этот момент, потому что мы еще к нему вернемся.
Говоря о подготовке к восстанию, хочется обратить внимание на еще один момент. Это финансирование.
Б.Савинков
Французы знали подробно о всех ресурсах, которыми мы располагали. Переговоры с французами вел Деренталь. Я лично раза два, а может быть, и четыре, видел Гренара и Лаверна, военного французского представителя. Деньги французы давали мне в мое распоряжение. Вообще денежные средства были сравнительно незначительны и составлялись из поступлений из трех источников. Были пожертвования, но сравнительно незначительные. Я получил также 200.000 р. керенских через некоего чеха Клецандо. Наконец, французы дали около 2 у, млн. керенских рублей. Получка денег от французов производилась таким образом: французский чиновник обыкновенно приносил деньги туда, куда я указывал, и вручал лично мне. Сначала от французов были мелкие поступления: по 40—100тысяч и т.д. Когда же речь зашла о восстании, то на это дело они сразу дали большую сумму,—если не ошибаюсь, 2 миллиона. [4]
Полковник Перхуров
Отсутствие денежных средств до крайности затрудняло работу, так как многие из согласившихся вступить в организацию уезжали из Москвы, не имея возможности прокормиться за свой счет.
Лично мне неоднократно приходилось ночевать на вокзале, так как постоянной квартиры у меня не было, а устройство в гостиницах встречало много затруднений. …
…В апреле дело несколько улучшилось, Савинкову удалось получить откуда то первую денежную субсидию, при помощи которой явилась возможность нанять квартиру и в ней вполне легально, через врача Григорьева, открыть лечебницу для приходящих больных….
….в этот период завязались отношения с представителями союзных миссий.
Переговоры с ними велись преимущественно Дикроф-Деренталем и иногда Савинковым.
Союзников сильно интересовала возможность возникновения каких-то сил, могущих действовать против немцев со стороны России тем самым удержать на этом фронте возможно большее количество немецких сил, которые могли бы быть при других условиях переброшены на Западный фронт и тем затруднить конечный результат войны.
Со своей стороны союзники предлагали помощь, о виде и характере которой и шли переговоры…
…В июне переговоры с союзниками приняли такой характер: союзники обещали не только денежную помощь, но и помощь войсками, оружием, и техническими средствами. Помощь эта не могла быть большой и должна была явиться через Архангельск….
Полковник К. Гоппер
… я собрался было прежде всего поехать в Москву, но неожиданно приятно был поражен, встретив в Ярославле на бульваре д-ра Григорьева вместе с капитаном Скраббе, бывшим начальником хозяйственной части 2-го Латышского Стрелкового полка, который еще летом 1917 года так энергично боролся с большевистскими ораторами на собраниях полковых комитетов. От них я узнал много новостей, еще более поразивших меня, которые в общем сводились к следующему: Союз за последние месяцы сильно вырос, преимущественно за счет провинциальных городов. Чудодейственную силу оказали также средства, полученные Савинковым в достаточном количестве. По словам Н.С., в союзе в настоящее время числилось до 3000 организованных офицеров. Я этим цифрам особенно не верил, так как Москва меня уже научила, что далеко не все, числящиеся на бумаге, могут считаться за настоящую боевую силу, а точной проверки, особенно в провинции, конечно, никто не производил.
В дальнейшем, после подавления мятежа, во время допросов были получены показания о получении денег за участие
Я, нижеподписавшийся, прапорщик Никитин Виктор Васильевич, участвовал в отряде поручика Соколова рядовым бойцом, между мельницей Вахромеева и Американским мостом, получил авансом 100 рублей…. [5]
Числа 3–4 июля в Калуге на улице я встретил Ивана Плотицкого, который предложил мне поехать в Ярославль, говоря, что на днях там должно быть восстание. Я согласился и получил от него же 750 рублей…. [6]
Теперь перейдем непосредственно к мятежу.
Перхуров.
От Савинкова я получил уведомление (он сам приезжал в Ярославль за 5-7 дней до выступления), что он посылает ко мне более двухсот человек из московской военной организации и подтверждает необходимость выступления в ночь с 4-5июля.
На мой вопрос «сколько времени надо удерживать город до подхода подкрепления и присылки артиллерии и снарядов из Рыбинска?» он ответил, что союзники категорически обещали не позже как через 4 дня после начала восстания высадить десант в Архангельске и двинуть его через Вологду на Ярославль (потрясающий оптимизм, особенно если посмотреть на карту. прим.-Критика). Из Рыбинска помощь будет выдвинута немедленно. Условия для выступления в Рыбинске вполне благоприятные и несравненно лучше Ярославских. ….
Примерно с 1 июля в Ярославль стали прибывать члены московской организации.
Прибыло их до 4 июля не более десяти человек.
Полковник Гоппер
Днем выступления было определено 5-ое июля. Накануне этого дня еще раз собрался наш штаб в номерах, в комнате Перхурова для окончательного принятия плана и выяснения могущих встретиться вопросов и недоразумений. При окончательном подсчете наших сил для начала выступления выяснилось, что имеется всего 300, вместо ожидаемых 400 офицеров, т.к. не все ожидаемые прибыли. Приехало 30 чел. калужцев, 12 чел. костромичей и только около 50 чел. москвичей.
Прибытие офицеров не осталось незамеченным, так же как и вся подготовка к мятежу. Например губернский комиссар финансов Г.И. Петровичев пишет, что Месяца за два до мятежа от некоторых товарищей приходилось слышать о появлении в гор. Ярославле приезжих офицеров, и чем ближе к мятежу, тем эти сведения стали появляться чаще и тревожней и уже говорили о численности. Некоторые товарищи говорили, что очень много офицеров бывает на бульваре и что начинают держать себя вызывающе, даже нацепляют значки былого царского времени. [7]
Вспомним встречи разыскиваемого Савинкова с Луначарским, и Менжинским. Аналогичное происходит и в Ярославле. В городе собираются приезжающие офицеры, нацепляют значки царского времени, ведут себя вызывающе. А у чекистов, появляется лишь ощущение смутного беспокойства. Снова обратим внимание на этот эпизод, потому то в самом конце мы еще вернемся к этой теме.
Ход восстания опустим. Отметим что бои шли с 6-го по 21 июля, мятеж не был поддержан населением, город постоянно подвергался непрерывным артиллерийским обстрелам, подвергся значительным разрушениям, что были расстреляны представители советской власти, арестованы 200 чел., и из них 109 чел. были доставлены на баржу, стоявшую посреди реки Волги, и обречены на голод и мучения. [8]
Попробуем оценить численность восставших, и не будем забывать, что население Ярославля ориентировочно 190 тыс. чел.
Перхуров.
На фронте оставалось фактических бойцов не более 600 человек, так как вследствие окружения города советскими войсками подход каких бы то ни было подкреплений прекратился.
Убыль от раненных пополнялась только добровольцами города, которые продолжали понемногу прибывать. Наблюдались случаи, что люди получившие оружие, уходили по квартирам, обезличивая участки.
- Думаю, что такое поведение «добровольцев» связано с тем, что поступив на службу, они получали денежное довольствие и это и явилось причиной их «деятельного участия» в мятеже (Прим. Критика).[9]
Полковник Гоппер. Тут материала побольше, можно кое что проследить.
…Наше положение, хотя в данный момент и критическое, мы все-таки не считали плохим по следующим соображениям: 1) жители ликовали, с самого утра целые толпы осаждали наш штаб с целью записаться в организующиеся отряды, и можно было надеяться составить из них довольно солидную силу; 2) в течение дня мы ожидали прибытия 700—800 рабочих; 3) можно было рассчитывать на помощь из Рыбинска; 4) большевикам неоткуда было ждать скорой помощи, так как дорогу на Петроград заграждал Рыбинск; дорогу на Москву взялись испортить железнодорожники, взорвав мост в районе Ростова; из Костромы они ничего не могли взять, т.к. могли ожидать восстания и там. Не могли также и предполагать, чтобы они могли что-либо снять с чешского фронта и привезти по Вологодской железной дороге. Поэтому первый, второй и отчасти третий дни восстания были наполнены радостными надеждами. Но уже вечером первого дня нас постигло первое огорчение: рабочие не явились, но надежда на них еще не была потеряна, т.к. мы узнали, что между ними все еще продолжаются совещания и прения, но зато прибыло с утра 80 человек железнодорожников. Прибывшие ждали до вечера и, увидя, что товарищи не приходят, стали постепенно исчезать, а вечером ушли все….
….Мы отправили агитаторов в две ближайшие волости, которые всех навербованных должны были направлять в село Яковлевское, в распоряжение назначенного туда офицера. Эта мера начала приносить уже результаты, т.к. дня через 2—3 снова в Яковлевском собралось человек 200—300 крестьян, для которых уже начали отправлять туда оружие. Но тут случился совершенно неожиданный налет красных со стороны Вологды, о котором скажу ниже. Чтобы не возвращаться больше к вопросу о попытках организовать крестьян, отмечу только, что все попытки в этом отношении не увенчались успехом, несмотря на настроение крестьян, бывшее в нашу пользу. Для этого необходимо было более продолжительное время и спокойствие. Сделать же это почти под выстрелами и наспех — дело невозможное….
….Первые дни я лично был занят этим формированием, но ни разу не удалось сформировать более 50 человек, как поступали с фронта такие категорические требования о присылке поддержки, что нельзя было отказать. Это объяснялось двойного рода причинами: среди добровольцев было много элементов, ни разу не нюхавших пороху, которые уже простой артиллерийский обстрел принимали за наступление и поэтому страшно грешили в своих донесениях. Главная причина состояла в том, что большинство явившихся на регистрацию, очевидно, полагали, что переворот уже кончен, но, когда увидели, что приходится еще драться, постепенно исчезали по своим домам, вместе с оружием, и уследить за ними в уличных боях не было ни малейшей возможности. Вместе с подчиненными исчезали иногда и начальники застав и десятков, обнажая таким образом целые улицы и кварталы. Вот на затычку таких дырок и уходили положительно все силы, какие только удалось сформировать….
…На участках были составлены списки, сделаны соответствующие подразделения, организованы смены, начальники участков наделены правами командиров полков — все это сразу придало стойкость нашему фронту, и штаб только с этого времени начал иметь возможность сколько-нибудь учитывать наши собственные силы. На 6 или 7 день восстания у нас на всем фронте под ружьем было около 700 штыков, что сравнительно с числом выданного оружия было очень немного, так как зарегистрировано и отправлено на фронт было более 2000 человек….
Телеграмма командующего Ярославским районом А.И. Геккера руководителю комиссии совнаркома по ревизии военного хозяйства и местных советских учреждений на севере России М.С. Кедрову о ликвидации Ярославского восстания
23.07.1918
Копия Архангельск Губисполком
Копия Петрозаводск Губисполком
Вне очереди
Архангельск поезд Кедрова
Копия Архангельск Окрвоенком
Ярославль ликвидирован, белые разоружены, штаб белых захвачен целиком, кроме полковника Перхурова, который бежал дней семь тому назад из Ярославля. Штаб белых передан полевому трибуналу. Власть в городе передана мною революционному комитету и окружному комиссару Аркадьеву. Город сильно пострадал. Советская власть во всей губернии прочно установлена. В городе начала работать чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, прибывшая из Москвы во главе с [нрзб.]. Теперь выясняется, что белых было около двух с половиной тысяч. Списки таковых в наших руках, аресты производятся. Я получил из Москвы указание ввиду ликвидации ехать к месту своей службы, упрочив проездом положение в Вологде. Двадцать четвертого днем буду в Архангельске.
ГЕККЕР
ГА РФ. Ф. 9431. Оп. 1. Д. 278. Л. 418—421. Подлинник.
Листовки Чрезвычайного штаба
Ярославского фронта
Предоставим слово еще одному действующему лицу, а именно, немецкому лейтенанту Балку, из Германской комиссии по репатриации военнопленных.
Так как военный успех не сопутствовал Северной армии и так как соотношение сил с каждым днем менялось в пользу осаждавших город частей Красной армии, то штаб мятежников стал в корне менять свое отношение к военнопленным лагеря. 16 июля руководитель комиссии был выпущен на свободу, были учтены некоторые неотложные пожелания лагеря в части продснабжения и снабжения другим необходимым для жизни. Одновременно штаб мятежников обратился к немецкой комиссии с просьбой предоставить в его распоряжение около 250 добровольцев из числа военнопленных, которые стали бы воевать против Красной армии на тех же условиях довольствия, что и остальные части мятежников, т.е. под началом этого штаба.
Поскольку военнопленные все еще находились во власти мятежников и с этой стороны на основании своего богатого опыта могли опасаться самого худшего, то мятежникам не было дано окончательного ответа или однозначного отказа. Прежде всего, лагерь испросил у штаба достаточное количество продовольствия, для того чтобы люди могли хоть как-то восстановиться физически. Для этого потребовалось бы примерно 5-10 дней.
20 июля штаб восставших предложил заявить о своей готовности сдаться немецкой комиссии. Так как штаб еще 8 июля официально заявил комиссии, что Северная армия находится в состоянии войны с Германией, руководитель немецкой комиссии, как старший по воинскому званию среди подданых Германии в лагере, счел себя вправе и даже вынужденным принять такую сдачу в плен. Тактическое и военное разоружение и пленение противника после тщательного обсуждения было возложено на лейтенанта Мюллера. По окончании всех военных приготовлений штабу было заявлено, что немецкая комиссия принимает факт сложения оружия. 21 июля в 2 часа утра штаб заявил о своей сдаче в плен немецкой комиссии, после чего началось его разоружение.
До сих пор не представлялось возможным связаться с Красной армией. Было также, по меньшей мере, сомнительным, признают ли и выполнят ли подчиненные штабу части саму операцию сдачи оружия. Кроме того, не было четкого представления и о настроениях среди населения города. Поэтому комиссия должна была взвесить все возможные варианты и быть готовой к любым неожиданностям, а также предусмотреть вероятность того, что в последующем русская советская власть города сделает комиссии упрек в некоторой формальной некорректности.
Немецкая комиссия ни одной минуты не планировала занять в Ярославле какие-либо объекты или иным образом пойти на политические акции. В продолжение нескольких часов, начиная со сдачи мятежного штаба в плен и до вступления в город частей Красной армии, город фактически находился в руках немецкой комиссии – такое положение оказалось просто неизбежным в возникших конкретных условиях. Со стороны самих советских властей были даже просьбы о целесообразности временной передачи исполнительной власти в городе в руки немецкой комиссии.
Подобные просьбы поступали с различных сторон, в частности, от представителей граждан города, предложивших немецкой комиссии наличность своей городской кассы в размере 60 миллионов рублей на том основании, что в руках немецкой комиссии эти деньги будут в наибольшей сохранности. В течение второй половины дня город постепенно переходил в руки советской власти. Вечером по требованию штаба Красной армии все отбитое у мятежников оружие и сам плененный штаб Ярославского отделения Северной Добровольческой армии были переданы Красной армии. 1500 немецких пленных были оставлены пока в черте города в здании театра. Необходимо в наиболее короткий срок отправить их на родину после всего перенесенного ими здесь. [10]
Поскольку мятежники выступали на стороне Антанты, то официально они находились в состоянии войны с Германией, вооружив пленных немцев, часть мятежников сдались им в плен. Этот также отмечено в воспоминаниях председателя РВК И. Миронова.
Мы оказались перед новым фактом — белые сдали власть находящимся в Ярославле в концентрационном лагере пленным немцам, которые в лице офицерства пытались с нами разговаривать от имени «победившей Германии». Однако через несколько часов немцам пришлось сложить оружие и отправиться в погруженных эшелонах из Ярославля на Оршу. [11]
и Петровичева
Встретив Главнокомандующего Гузарского я спросил насчет положения дел. Он ответил, что одно дело сделано, белогвардейцы разбиты, но появилось другое: белые сдались не нам, а немецким военнопленным, предварительно объявив войну Германии, и город находится в руках военнопленных; придется дело улаживать в Москве с их послом; хотя мы ведем переговоры и здесь с Начальником их отряда.
Коснемся также списка частей Красной армии, он есть у Петровичева
Где и в каком порядке расположены отряды Красной Армии, я теперь сказать не могу, но помню, что от Коровников по всей Закоторосльной части и, частью, по другой стороне Которосли, были: 1-й Ярославский Советский полк, Ярославский коммунистический отряд, левоэсеровская боевая дружина при ф-ке «Красный перекоп», Интернациональная рота и еще, кажется, Ростовский отряд: где кто был, не помню; от них по линии от Волги и далее к Волге: Московский сводный полк, 2-й Интернациональный отряд (китайцы), Иваново-Вознесенский, Рыбинский, Костромской, Шуйский, крайний к Волге Кинешемский отряд, впоследствии замененный латышскими стрелками.
Итак, подведем краткий итог.
Отчетливо видно, как раскачивалась лодка гражданской войны. Есть воинские части, которые абсолютно не желают воевать и практически небоеспособные. Есть население, которое не желает ни в чем участвовать. И с другой стороны есть бывшие офицеры, которые подняты при помощи денег извне, и интернациональные части, на которые приходится опираться для подавления мятежа.
Что касается численности восставших:
Согласно воспоминаниям Гоппера, общая численность зарегистрированных людей, была около двух тысяч человек. Непосредственно принимали участие в боях 600-700 человек.
1. Часть мятежников во главе с полковником Перхуровом (50 чел) вырвалась из города, под предлогом поднятия крестьян в окрестностях.
2. Группа полковника Гоппера прорвалась накануне сдачи.
3. Часть разбрелась и попряталась в окрестностях.
4. Часть осталась в штабе
5. Часть сдалась германской комиссии как военнопленные.
При занятии города:
Красная книга ВЧК
Для расследования дел о мятеже в Ярославле была образована особоследственная комиссия.
Путем тщательных допросов и всестороннего расследования комиссия выделила из массы арестованных 350 человек, в большинстве бывших офицеров, контрреволюционеров и белогвардейцев.
Расследование доказало, что все эти лица являлись активными участниками и организаторами мятежа. Они стояли во главе заговора и имели связь с чехословаками.
Вся эта банда в количестве 350 человек по постановлению комиссии расстреляна.
Но еще до этого, вскоре после занятия города и задержания в театре вожаков мятежа, в состав которых входили почти исключительно бывшие офицеры, 57 человек было расстреляно на месте.
Сами главари – полковник Перхуров, а за ним и генерал Карпов и капитан Альшамовский – скрылись бегством, удрав на пароходе вверх по Волге….
…Долнительное следствие, произведенное Ярославской губернской чрезвычайной комиссией, дало материал для привлечения к ответственности 65 лиц.
Из них, сообразно роли каждого из них в ярославском восстании, приговорены:
К расстрелу:
Фамилии опущены мной, в списке 10 чел. (прим. Критик)
К концентрационному лагерю на разные сроки:
Фамилии опущены мной, в списке 21 чел. (прим. Критик)
Высланы из пределов Ярославля под надзор:
1 чел.
Применена амнистия:
Фамилии опущены мной, в списке 5 чел. (прим. Критик)
Освобождены как несовершеннолетние:
Фамилии опущены мной, в списке 4 чел. (прим. Критик)
Все остальные за недоказанностью обвинения освобождены. [12]
Петровичев
В середине второй половины мятежа специально для борьбы с контрреволюционными элементами приехал из Москвы т. Аронов, который уже при сдаче ему задержанного требовал обязательно давать письменные пояснения о причине задержки. Такое требование обуславливалось уже упорядочиванием этого дела вообще и увеличением случаев задержек, т.е., с одной стороны, лицо, задержавшее человека, несло документальную ответственность, а с другой, вследствие накопления дел и уже более тщательного их расследования, чем в штабе, заставляло производить следствие или выяснение дела на момент сдачи задержанного, а не впоследствии. Т. Аронов, на мой взгляд, представлял человека энергичного, твердого, настойчивого, с революционным опытом. В деле борьбы с контрреволюционными элементами он внес до известной степени планомерность и порядок: во-первых, он внес известную квалификацию в состав преступлений и распределение в отношении спешности разбора, во-вторых, от него ни один задержанный не уходил без рассмотрения, не было случаев побега. Он же судил и взятый в плен белогвардейский штаб последнего состава….
Конец 21 июля и утро 22 июля были заняты более работой по ликвидации. Стали прибывать из города пленные белогвардейцы. В числе последних был и белогвардейский штаб последнего состава. Их привели рано утром 22 числа. Ночь была дождливая, и было еще темно. Всматриваясь в их лица, мне показались почти все людьми незнакомыми, но, правда, было очень темно и некоторые сами старались скрыть свои лица, так что мной могли быть и не замечены, к тому же и давно прибывших людей я мог не заметить в городе, постоянно занятый делами и имея очень ограниченный район своего посещения.
Громов А.Я.
Командир 1-го Советского полка Иванов по вспышке Ярославского мятежа оставил свой полк на произвол судьбы. После сыграл роль героя и отправился чуть ли не первый в город. Одним словом, отправились все, кроме меня. Когда провели забранных в Волковском театре 55 чел., начиная с прапорщика и кончая генералом, по суду приговорили расстрелять, один только был из них матрос Ермаков, о котором я уже упоминал. У них отобрали деньги, набранные из несгораемых шкафов всех учреждений, а также и[з] банка, где помещался штаб белых. Меня позвал Гузарский: «Дай мне паровоз?» Я увидел много шапок с отобранными деньгами. Попросил разрешения получить несколько рублей для покупки белья. Откровенно признаюсь, обовшивел. Он мне сказал: «Пиши рапорт». Написав, получил 600 рублей. Паровоз подан, и Гузарский с Барковской удрал. Все из штаба уехали в город. Я один остался ликвидировать. [13]
Из воспоминания очевидцев
21 июля утром часов 7—8 слышу из подвала крик: «Выходи все мужчины на улицу». Ну, думаю, не отвертелся. Когда вышел на двор, то увидел уже другую картину, нет тех солдат, что с георгиевскими тряпками, а на дворе солдаты стоят в числе 8—9 человек с красным флагом. Тогда я понял, что победа за нами. Солдаты нас посылают идти на Всполье, но кроме женщин. Мы, конечно, пошли. Идем по Рождественке, а там стоит цепь солдат по обе стороны, лица у них измученные, но веселые. Везде дымятся обгорелые бревна и валяется трупы солдат и вольных, картина еще ужаснее.
Придя на вокзал, нас разместили по баракам.
Полный текст здесь
