Как зябко, огромно и точечно
он смотрит в меня со страниц,
как будто вся я жду на кончиках
почти что девичьих ресниц.
Мне светел он даже рассерженным,
мне больно, когда он бледней,
но я — нелюбимая женщина,
взметнувшая шелк его дней.
Взметнувшая, разволновавшая,
а жил — ни о чем не жалел,
грешил понемножку не тяжкими,
любил потихоньку и пел,
не знал той тревоги задушенной
за как бы чужую меня,
а встретил — и сразу обрушился,
осекся, клянясь и кляня.
Мы оба больны и нелечены,
мой неизлечимо прямой,
пусть я нелюбимая женщина,
но любящая, боже мой!
И словно бы юным крещением,
и словно бы царствием душ
прощения, только прощения
за все у него попрошу.
Прости мне свой взгляд недоверчивый,
прости, что курил у окна,
прости мне неузнанность вечера,
в котором нет места для нас,
прости меня глупую, сложную,
прости непришедший трамвай,
прости, что покой растревожила,
прости, что жива.

Алина Лён