- Сергеич, я подъехал. Может все таки пивка взять ???.

- Нет, я уже  на водочку настроился.  Давай побыстрей. А то закуска в еду уже превращаться начала. И так ты с этой пробкой застрял. Не дождешься тебя.

- А к ней взять что-нибудь? Ну, там огурчиков или грибочков?

- Все есть, давай уже, не томи.

Егор взял литрушечку и начал подниматься к Сергеичу. Предстояли задушевные посиделки со старым старшим товарищем, умиротворенные в своей неторопливости, чередуемые короткими тостами и долгими витиеватыми умозаключениями, обсуждения, казалось бы, абсолютно не связанных друг с другом тем. Егору нравилось бывать у Сергеича, нравилась псевдопрофессорская вычурность его облика, несопоставимая с достаточно тинейджерскими взглядами на жизнь и поистине наполеоновскими планами на неоспоримо сокращающееся будущее. Сергеич по своей натуре был ленив, но умело маскировал свою лень под благоразумную умиротворенность корифея жизни. Но стоило ему опрокинуть в себя 150 грамм водки, его глаза начинали отдавать блеском, напоминающим начищенные краники в писсуарах передовой казармы, его голос приобретал бархатистый оттенок и речь становилась благодушной и местами даже отдавало миссионерскими флюидами. В принципе Сергеич походил на Раневскую с яйцами, только немного протухшими от невзгод и лишений московской жизни перестроечного периода.

- Здорово Сергеич! – сказал Егор, без стука открывший гостеприимную дверь хозяина квартиры. – И стоишь ты передо мной в красных труселях и манишь ими.

Сергеич вышел как раз из туалета, немного не сопоставив оперативность покупки водки Егором и время опорожнения своего натруженного кишечника.

Величественным жестом, не обращая внимание на прилипший к безымянному пальцу клочок туалетной бумаги, он предложил проследовать к столу. Пока Егор убирал в морозилку бутылку, разогретую в его молодой, пышущей жаром руке, Сергеич натянул воскресное трико с пузырями, это молчаливое свидетельство многочисленных дискуссий, и начал поудобней размещать свое тело на хозяйский табурет у холодильника. Егор, разместившийся напротив, замкнул собой ту фантасмагорическую фигуру, включающую в себя Сергеича, холодильник, пепельницу, стол, мусорное ведро, чайник и раковину, от которой кабаллисты пришли бы в неописуемый восторг, восточные гуру по феншую сожгли бы за ненадобностью свои тысячелетние фолианты, физики бы узнали в ней знак бесконечности, а русские мужики назвали бы просто - кухонными посиделками, плавно переходящими в запой.

Сергеич достал из за фикуса бутылочку армянского коньяка, разлил по стопочкам и, утвердительно крякнув, чокнулся с Егоркой – Ну с, приступим.

Неторопливо поднеся ко рту благостный аристократический напиток, залил 50 грамм маслянистой жидкости в рот. Зажмурившись, еле заметными движениями языка он начал купажировать между гнилыми зубами благородный напиток. Через секунд десять после начала великого таинства, он позволил себе проглотить нерастворенные капли коньяка. Медленно, с достоинством выдохнул через нос и так же медленно втянул в себя ноздрями затхлый запах сентябрьской кухни. Спустя секунд тридцать, Сергеич приоткрыл рот, а затем глаза, возвращая постепенно свой рассудок обратно в подмосковную осеннюю кухню.

- Сколько тебя знаю, вечно ты пытаешься насладиться секундным кайфом, - улыбаясь и торопливо ища в карманах сигареты, произнес Егор.

- Это не кайф, это дань старого пьянчуги великим мастерам коньячной индустрии, - улыбнулся Сергеич, - ты пока водку достань. Ее перемораживать не следует, а я приборы сменю.

С этими словами Сергеич поставил рюмки в мойку и выставил два граненых стакана.

- Вот Егор, каждому напитку свой сосуд нужен. Вот ты купил ее в бутылке, каких в магазине еще пару ящиков осталось, через часа полтора она в тебе окажется. Так же как и во многих других людях. Но вот каким путем, под какие тосты и какими порциями, это уже от нас зависит.

- Сергеич, а почему ты всегда со мной из граненых стаканов пьешь? – Егор, прищуриваясь, отмерил первые сто грамм водки сначала Сергеичу, ну а потом и себе.

- А тут ничего странного нет, Егорушка. У нас с тобой посиделки философские, мы же на женщин с тобой смотрим по разному, музыку тоже разную слушаем, по рабочим вопросам не пресекаемся, поэтому рано или поздно начинаем говорить на вечные темы.

- Это точно, Сергеич. Правда из меня философ никудышный, но почему не из стопок, как коньяк?

- А вот ты лично никогда не замечал, что хирурги, пожарные, могильщики и бедствующие художники стаканами водку пьют?

- Ну вроде видел. А что, есть какая то закономерность?

- Выпьем и закусим, ну а потом и поговорим.

Зажевывая первую порцию, Егор подался вперед, стараясь показать заинтересованность.

- Да потому Егор они из стаканов пьют, что являются пограничниками между бытием и хаосом, ну или, если кому повезет, идеальным порядком. То бишь являются немыми свидетелями перехода людей из состояния жизни со всеми ее броуновскими движениями в вечный покой. Этакими безмолвными наблюдателями перехода человека в загробный мир. Они работают на этой границе и поэтому, сами не подозревая, являются кто пограничником, кто диверсантом, кто провожатым, кто челноком человеческой души умирающего.

- Ну хорошо, пожарные, могильщики, хирурги понятно. А художники? Они то тут при чем?

- Как при чем? Они и так пребывают постоянно на этой границе, причем неясно еще с какой стороны. Глазами и головой с той, ртом, руками и жопой с этой. Вон, Дали про себя написал, что его главная проблема состояла в том, что он видел то, чего не видят другие, и не видел то, что видят другие. А взять Босха, тот и объясняться не стал, просто захуярил пару картин, да таких что без водки смотреть и осмысливать больно становится. А ты говоришь – художники, как это они без трупов да пограничники жизни… А так… у них, если говорить современным языком, двойное гражданство.

- Как же у тебя осмысленно все получается, - Егор разлил еще по сто, как учил Сергеич, - ну хорошо, а вот Бог или ангелы его, они то что, тоже водку стаканами советовали пить?

- Ты в сакральные дела раньше трехсот выпитых лезть не смей, это тебе не про Ктулху рассуждать после пары пасок твоей травы говенной.

- Да я что, Сергеич, не понимаю что ли. Давай-ка выпьем.

- Ну, давай.

Блаженно затянувшись первой за вечер сигаретой, Сергеич, почесав экзему через трико, продолжил свое повествование.

- Ты вот спрашивал про стаканы, а так и не дослушал. Водка, налитая в стакан, превращается в единственную путеводную нить, возвращающую разум живых людей в их бренное тело. Иначе говоря, если бы не водка и не граненые стаканы, их души бы так и остались по ту сторону границы, а не возвратились бы обратно. С водкой как бы все ясно. Это и огненная вода, и лекарство, и расширитель сознания, и терзание плоти по утру. Больше и говорить, и перечислять нет смысла.

Егор утвердительно закивал, разливая еще по стаканам. Ему вдруг вспомнились две поговорки. Руку на разливе не меняют, И коней на переправе тоже.

- Сергеич, прав ты. Водка – это лошадь на переправе между нашим и загробным миром, а я как разливающий, получаюсь сейчас провожатым.

- Ну вот, я же говорю, что про водку и так все ясно. А вот со стаканом сложнее, - Сергеич затушил окурок в пустой банке из-под маслин, – у тебя по геометрии что было?

- Ну, четыре – ответил Егор, пытаясь безуспешно понять цепь умозаключений Сергеича.

- Ну-ну, четыре… Вот смотри на стакан с боку - это что? Правильно перевернутая трапеция, а трапеция  это что? – вертикальная проекция усеченной пирамиды, да еще перевернутая! Это что получается? Незавершенный посмертный дом! Теперь дальше. Сверху и снизу две окружности, Бесконечность двух параллельных миров, соединенных между собой чем?

- М.. многогранником – не сумев сосчитать количество граней, произнес Егор

- Что сосчитать не можешь? Вот в этом то вся и хитрость. Чем больше водки выпьешь, тем граней и больше становиться, а многогранник с бесконечным количеством граней и есть Тетраграматтон, так в древности высшее существо называли, то есть Бога.

Егор залпом выпил содержимое своего стакана, стараясь приблизить себя к Богу.

- Слушай Сергеич, это что получается, наш обычный граненый стакан это путеводный жизненный тоннель между мирами, созданными Богом?

- Ну, где-то так, наверное. Я сколько не пью, никак до истины не дойду, вот еще бы грамм триста, кажется, и дошел бы, но после литра срубает, спать хочу.  Не посвященный я наверное.

- Во, Сергеич, а кто то из древних дошел. Помнишь фразу «истина в вине»?

- Да помню я, - поморщился Сергеич, -  А ты вот вспомни свое детство и аппараты газированные с сиропом по 3 копейки. Это вас, молодежь, к великому таинству сызмальства приучать стали, правда порционно, без водки, но уже с такими артефактами как граненый стакан.

- Точно, Сергеич. Я ведь тогда удивлялся еще, почему мужики портвейн выпьют, а стакан обязательно на место в аппарат поставят. Так ведь и в поездах до сих пор чай в стаканах разносят. Поэтому катастроф на железной дороге меньше, чем при перелетах. Там же в самолетах из пластика пить приходится. А тут стакан оберегает.

- Ты налил бы еще, Егорушка, а то тяжко как-то стало на душе.

Просидев еще минут двадцать в молчании, покурив пару раз, и заев водку закуской, они одновременно вздохнули. Сергеич достал из-за фикуса заныканную пол-литровую бутылку водки, и беседа продолжилась.

- Сергеич, а вот ты слышал, что если имя Бога назад прочитать, то конец света наступить может. Ты как, веришь в это?

- Вечно ты с вопросами торопишься, давай уж по сто пятьдесят наливай, сейчас расскажу, - Сергеич встал и пошел в туалет, оставив Егора наедине с вопросом бытия.

- Ну, за мир во всем мире! – крякнул Сергеич, вернувшись.

- Угу. Давай Сергеич, только закуска закончилась.

- Так значит и надо было, зачем нам с тобой на пути к истине ставить перед собой преграды из нелепых материалистических потребностей наших организмов? Мы как раз сейчас на подходе… вот поэтому мы должны быть с чистой душой и не думать о позывах нашей бренной оболочки. От лукавого твои помыслы, от лукавого.

- Хорош, Сергеич. Ну, давай за очищение и вперед на ту сторону бытия шагнем.

- Не торопись, Егорушка. Я привал сделаю. Старый уже. Пойду, покемарю чуток. Ну а ты чайком оттянись, в себя приди.

- Как то сумбурно получается. Может еще сходить или на коньяк перейдем?

- Нет, Егор, все мне хватит. Да и тебе не советую.  Вон, уже у тебя глаза друг друга на хер посылают.

Сергеич привстал с насиженного места и неуверенными шагами старой марионетки прошлепал до дивана и рухнул на стопку отглаженных сорочек. Он даже не заметил, что позабыл снять домашнюю одежду, пропитанную запахом кильки и свежей мочи.

Егор, воспользовавшись моментом, пока Сергеич прибывал в нирване, решил сбегать еще за 2 бутылками и нехитрой снедью. Вернувшись в квартиру, стараясь не разбудить метра застольной философии, он поставил водку в холодильник, сгреб в принесенный пакет мусор со стола, нарезал крупными кусками сырок «Дружба», вскрыл пакет с филе сельди, и открыл банку с малюсенькими шампиньонами.

На звук наливаемой водки на кухню пришел внезапно проснувшийся Сергеич. Молча сев на своё законное место, опрокинув соточку, он дружелюбно посмотрел на опешившего Егорку.

- Ты давай, наливай еще… Я сейчас тебе на твой вопрос готов ответить. Вот в разных книгах и других произведениях он по-разному, Бог, Иегова, Иисус, сын Божий, он же Иешуа, ну потом там Свароги и Перуны разные, у Майя там своих имен хватает. Да, еще Тоты, Ра, Зевсы и Дионисии. Много названий, очень. Но вот на самом деле никто не знает, как его зовут. И никто его имя не сможет назад прочитать. Хотя для каждого человека есть только его имя Божье, узнав которое он заканчивает свою жизнь. Поэтому-то у всех и жизнь идет. И никто не замечает, сколько людей умирает, а сколько рождается. И мы живем, водочку пьем.

С этими словами Сергеич взял стакан, чокнулся с Егором и начал глотать уже плохо усваиваемую организмом водку. Егор Посмотрел на Сергеича, перевел взгляд на стакан и понял…

- Сергеич, так если стакан – артефакт и связан там с мирами и переходами, то может на нем и имя Бога начертано – «ц 14 к.».

Сергеич поставил свой стакан на стол. Посмотрел на Егора, покачал недовольно головой.

- Совсем молодежь пить разучилась. Хватит уже бред нести. Пойдем спать. Я тебе на полу постелю.

- Нет Сергеич, я еще посижу, подумаю.

- Как хочешь, я спать.

- Иди – Егор закурил и начал пристально рассматривать свой стакан, чувствуя как по руке начала пробегать энергетика артефакта.

Сергеич мирно посапывал на куче уже не совсем чистых сорочек, заботливо сброшенных на пол. Он решил быть гостеприимным хозяином, и разместить гостя на своей кровати, а сам расположился на полу.

Егор налил полный стакан до краев, вздохнул и начал пить, периодически срыгивая горькую жидкость обратно в стакан. Скулы свело, но он не хотел сдаваться, и все-таки допил. Все… наверное границу между мирами я перешел. Вокруг стало темно,  и в глаза ударил плотный бардовый свет.

Периодически откуда-то возникал силуэт Сергеича, он что – то рассказывал, затем в горло заливалась горячая жидкость, слышались голоса, и Егор не переставал думать об имени Бога и конце света

Сергеич проснулся ближе к обеду. Пройдя на кухню и заглянув по дороге в туалет, он не нашел Егора.

- Странно, он что, в носках ушел? – Сергеич посмотрел на стоявшие в коридоре ботинки, - Да, совсем пить не умеет… Неделю то всего пили, и вот на тебе…  ускакал куда-то…

Опрокинув утренние сто грамм, он решил сделать картофельный супец. Прикурив сигарету, Сергеич пошел за картошкой, открыл балконную дверь и отшатнулся.

В углу за мешком с картошкой сидел Егорка, скрипел зубами и сжимал в руке перевернутый граненый стакан.

- Эй, Егор, ты что??? Вставай, пойдем выпьем.

- цццц…..

-что? – Сергеич наклонил ухо к опухшим губам Егора.

- цэ четырнадцать ка, – пробормотал Егор и его начало трясти…

Егора увезли на желтой карете. Он так и не пришел в себя, трясся мелкой дрожью, бубнил что-то себе под нос и никак не реагировал на окружающих.

- Вот оно как оказывается. Для Егорки отдельно взятый конец света наступил сегодня утром, значит, его Бог был кухонный и звали его «ц 14к.»  Да, а пить я его правильно так и не научил.

С этими словами Сергеич приступил к уборке квартиры, ожидая приезда к вечеру очередного знакомого.

Молчун